Кавказская пленница

Нина стучала в дверь до изнеможения, то держа туфлю в руке, то обув ее на ногу. Но снаружи никто не подавал никаких признаков жизни.

Наконец, совсем уже выдохшись, она решила поискать какой-нибудь другой выход.

Внимательно осмотрев комнату, она отобрала все пред­меты, которые могли послужить ей для бегства, и подбежа­ла к окну. К ее большому разочарованию, на окне была толстая стальная решетка. Нина попробовала ее на проч­ность, но убедилась, что с этой стороны путь к свободе тоже отрезан.

Оставалась последняя надежду. В противоположной стене также было окно, и решетки на нем явно не было.

Нина бегом пересекла комнату и, не мешкая ни се­кунды, распахнула створки окна. Высунувшись до полови­ны, она с ужасом отпрянула назад. Под окном зияла глубо­чайшая пропасть, на дне которой бушевал стремительный горный поток.

В этот момент Нина пожалела, что с ней не было ее альпинистского снаряжения.

Уж с помощью него она в два счета выбралась бы отсюда.

Правда, можно было воспользоваться покрывалами, на­рвав из них длинных полос и связав их в длину. Но про­пасть была слишком глубокой, и покрывал явно бы не хватило.

По всему было видно, что похитители продумали все до мелочей.

Нина села на кровать, подумав, что сначала нужно успокоиться и, холодно все оценив, найти лучшее решение. Она была уверена, что безвыходных положений не бывает.

Все это время за ней с помощью дверного глазка наблюдал Аджебраил.

Главное, считал он, чтобы у племянницы прошел перво­начальный испуг, связанный с похищением. Для этого ей нужно дать время. Пусть немного покричит, поплачет, помечется по комнате — это ей пойдет только на пользу. Когда устанет, тогда успокоится.

Пока что Аджебраил был доволен всем ходом событий: калым получил, невеста на месте. Единственное, что его тревожило, так это Шурик.

«Надо предупредить шефа»,— подумал он и снял труб­ку телефона.

— Саахов слушает! — раздался голос в трубке.

— Алло! Это Аджебраил!

— А-а! Аджебраил! Здравствуй, дорогой! Ну, чем ты меня обрадуешь?

— Все прошло хорошо. Птичка, как говорится, в клет­ке!— ответил Аджебраил и, почесывая затылок, продол­жил.— Вот только Шурик... Я боюсь, как бы он не сообщил о сегодняшнем, куда следует. У него, по-моему, появились какие-то сомнения.

В трубке телефона послышался тихий смех.

— С Шуриком я уже договорился!

— Да, и эти еще, трое. Просят немедленный расчет,— продолжал Аджебраил.— А мне до Вашего приезда нельзя показываться ей на глаза. Сами понимаете, она сейчас в бешенстве...

— Действуй, как считаешь нужным, да. Все расходы я беру на себя,— вздохнул Саахов и положил трубку.

Аджебраил снова заглянул в глазок. Увидев, что Нина спокойно сидит на кровати, он подозвал стоящего рядом Бывалого.

— Короче, так. Если хотите, можете уходить. Деньги я вам отдам. Но у вас есть возможность заработать еще.

Бывалый с готовностью кивнул.

— Работа есть работа. А что нужно делать? Еще кого-нибудь украсть?

— Нет. Все гораздо проще. Дело в том, что я не хочу показываться Нине на глаза. Да и в городе есть кое-какие дела. В общем, вы можете остаться здесь. Живите на даче. В ваши обязанности будет входить охрана дачи и моей племянницы. Кроме того, вы будете приносить ей еду и все необходимое, чтобы она чувствовала себя комфортно. И помните! Вы — представители самого высокопоставлен­ного жениха нашего района.

— Это нам подходит,— согласился Бывалый.

— Вот и хорошо. А сейчас, пока она успокоилась, возьмите поднос с едой и отнесите в комнату.

Бывалый кивнул Балбесу и Трусу.

— Все должно быть гладко. Максимум вежливости, минимум посторонних разговоров. Мы должны соблюдать обычаи гор и создавать национальный колорит. Все ясно?

— Ясно. Восточный колорит? — переспросил Трус.— А какого Востока? Ближнего или Дальнего?

— Не умничай, придурок! — толкнул его в бок Балбес.

— Приготовились! — поднял руку Аджебраил.— На счет три — входите!

Услышав, как кто-то открывает снаружи дверь, Нина встрепенулась и с интересом стала наблюдать за тем, что же будет дальше.

Дверь, скрипнув, отворилась, и в нее вошел худощавый абрек в черной лохматой папахе. На плече, как карабин в почетном карауле, он держал свернутый в трубочку коврик.

Сделав несколько шагов внутрь комнаты, абрек стал выписывать свободной рукой какие-то замысловатые крен­деля, видимо, изображая этим восточное приветствие.

Каждый раз, когда ритуал уже подходил к завершению, коврик перегибался пополам и падал. Абрек останавли­вался, поправлял коврик и начинал все сначала.

«Кого он из себя изображает?» — подумала Нина, глядя на этот нелепый спектакль, и горько усмехнулась.

Но решила все-таки досмотреть до конца.

Наконец, додумавшись придержать коврик подбород­ком, абрек довершил свою пантомиму, развернул коврик и уселся на него в позе «лотос», подперев рукой голову в тяжелой папахе.

Потом вдруг, как будто что-то вспомнив, он потянулся к музыкальному комбайну и нажал кнопку магнитофона. Комнату наполнили нежные звуки скрипки и арфы.

Дверь снова скрипнула, и появился еще один джигит. На голове он держал большой поднос, наполненный раз­личными яствами. Под звуки музыки он грациозно, мелки­ми шажками устремился к Нине, глядя ей в глаза.

Он наклонился, продолжая все так же пристально тара­щиться, и, сняв поднос с головы, поставил его перед Ниной на столик. Оказалось, что поднос опирался на громадный бублик, одетый на макушку джигита, и поэтому не падал.

Джигит стал пятиться назад на полусогнутых, все так же таращась на Нину, пока спиной не ощутил твердый угол камина. Он сел на пол, оперевшись на него, и, сняв с голо­вы бублик, ловко подбросил его высоко вверх. Затем пой­мал, откусил один раз и снова подбросил еще выше.

Бублик вниз не возвращался. Джигит еще секунду продолжал таращиться на Нину, потом перевел взгляд на бублик. Тот болтался над его головой, зацепившись за крюк для оружия, прибитый над камином.

Джигит безразлично махнул рукой и снова уставился на Нину.