Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой

Вижу, как темнеет радужка и без того темных острых глаз. Как расширяются зрачки. Как порывисто, рывком он втягивает воздух, а на горле дергается кадык.

Происходящее с ним как на замедленной съемке. И самое чудовищное, что я не могу заставить себя отвернуться. Смотрю.

Смотрю на то, как Анзор превращается в Хищника.

Да, именно в Хищника, все охотничьи инстинкты которого разом обостряются.

Глава 8

– Тебе удобно? – мое усаживание в танк Гаджиева заняло не менее тридцати минут.

– Уж поудобнее, чем в багажнике как картошка… – пробубнила себе под нос. Хотелось уже быстрее со всем этим покончить, особенно с его присутствием, которое неимоверно давило на меня.

Сначала он откатил кресло и расположил его так, что я почти легла. Потом долго-долго настраивал спинку, нависая надо мной, почти касаясь моего тела, что сильно напрягало.

Я была слишком уставшей и отрешенной, чтобы сейчас хоть как-то реагировать на эти маневры, и просто решила стоически их снести.

– Поехали? – спросил он риторически, дернув мой ремень безопасности, словно бы такие вещи в машинах класса люкс сбоили. Опять навис, опять в глаза заглядывает. Раздражает…

Мы стартуем с места, словно бы от земли отрываемся. По ходу, ему удается летать не только на том космолете, но и на тяжеленном внедорожнике.

Лавирует между машинами, перестраивается в последний момент, газует на светофоре, как пуля.

– А можно помедленнее? У меня вроде как остались еще целые части тела, и я бы хотела их сохранить! – я искренне испугана, вжимаясь в кожу кресла, вцепившись до побеления костяшек в дверную ручку. Дышу порывисто. От того ребра ноют при каждом вдохе и выдохе…

Он слегка сбавляет ход, но не особо-таки. Кидает на меня взгляд с усмешкой.

– Что, быстро реально? Я не чувствую… Извини. Ненавижу тащиться, как черепаха.

Закатываю глаза, пропуская это нелепое замечание мимо ушей.

– Ты в общаге живешь?

– Да, меня туда, пожалуйста.

Он поджимает челюсть, но кивает.

– Там будет кому тебе помочь? С ногой в гипсе быт дается не так легко…

–Разберусь… – отвечаю твердо. Это не твоя забота…

– Тебе уколы прописали, Радмила…

– Медсестру вызову из институтской поликлиники, – нетерпимо раздражаюсь. Подумаю об этом, как останусь в спасительном одиночестве. Без него…

– Я в шестнадцать лет так сломал ногу, что мне пришлось три месяца в больнице лежать с гипсом и подвешенной с гирей ногой, – вдруг откровенничает со мной Анзор. – Отвратительно было.

Усмехается.

– Дай угадаю, ты попал в аварию…

Смеется.

Отец тогда очень сильно выбесился. Я ведь был несовершеннолетним, даже прав иметь не мог, а вляпался в ужасный эпизод. Слава богу, никто не пострадал, кроме моей ноги и тачки. Ну и забора старого. В принципе, можно было и не вешать гирю. Это из старых методов. Чтобы кость правильно срасталась и ничего не укоротилось. Сейчас ставят аппарат Елизарова обычно в таких случаях. Но батя так проучить меня решил, приструнить. Типа три месяца на койке вместо летних каникул.

– И что, приструнил?

Сама не знаю, зачем я участвую в этом диалоге. Просто я реально выжата как лимон. Только поэтому, только-только.

Снова хмыкает.

– Конечно, нет… С того дня дал себе слово, что сделаю все, чтобы быть полностью независимым от отца…

Анзор замолкает и супится. Я тоже больше ничего не говорю. Смотрю в окно на холодную осеннюю Москву. Все так стремятся в этот город, так манятся на блеск его огней, а зачем? Я сама жила с этой мыслью многие годы. Думала, что мое счастье – в столице, что там я найду себя, но верно ли я поступила, бросив на кон все? Уехав от матери, выбрав этот громкозвучащий вуз? На своем ли я месте? Потяну ли во всех смыслах? Ведь вокруг меня и правда столько понтов, что голова кружится. У нас действительно почти нет простых детей. Даже те, кто не на люксовых авто с водителями, и то дети всяких чиновников и дипломатов. Не размером кошелька, так громким именем… Я даже не ожидала, что ярмарка тщеславия может быть и правда такой реальной, а не гротескно-преувеличенной, как в книгах…

Мы подъезжаем к высотному неприметному зданию. Анзор паркует машину в том самом месте, где я вчера пыталась спасти котенка. Как он, маленький? Он ведь надеялся на меня, а я… К горлу подступает ком.

Он выходит из машины, открывает дверь, отстегивает ремень безопасности и берет на руки.

– Ты что делаешь? – возмущаюсь я, отталкивая его рукой, скорее в инстинктивном жесте.

– Здесь нет санитаров и кресел-каталок, Рада. А костыли мы тебе еще не добыли…

Костыли. Черт… Я пока совсем не думала о том, как буду перемещаться по общаге. Санузлы и душевые у нас отведены в отдельный отсек на этаже. До них еще надо дойти… Да и как купаться с гипсом в душевой? Паника начинает слегка бить в голову и кружить ее. И это вовсе не от его тесных объятий.

Несет меня, словно бы я вообще ничего не вешу. Щеки пылают. Ненавижу это ощущение беспомощности и утраты контроля, но сейчас именно в таком моменте. Хорошо, что он не видит мое смятение в темноте…

В проходной вахтерша с удивлением смотрит на появившегося в дверях Анзора со мной на руках. Опускает глаза на гипс и начинает что-то недовольно ворчать, требуя предъявить документы и грозя позвать охрану, так как «этот мужчина тут явно не живет, а я всех помню».

В этом я не сомневаюсь. Как и в том, что уже завтра с утра о произошедшем будет знать вся общага. Любовь Ивановна – знатная сплетница, притом и злобно-мстительного разряда. Попади раз ей в немилость – не принеси шоколадку, если задержался в городе до отбоя, или включи громко музыку – и будет тебе опала на века…

Но в данной ситуации вопрос решается быстро и решительно – очередной высунутой купюрой из кармана Анзора.

И вот он уже решительно несет меня в направлении собственного жилища, на ходу спрашивая этаж и комнату.

Мы быстро поднимаемся на лифте на пятый этаж. В кабинке тесно, хоть нас всего двое. Странно. Обычно нас сюда набивается до десяти человек, особенно с утра, когда все на занятия опаздывают. А он здесь кажется каким-то неестественно высоким и крупным. Словно бы великан в домике Хоббита…

Заходим в мою комнату. Соседка по комнате на месте. В излюбленной позе – сверху на очередном качке. Мы с ней не очень ладим. Вернее, держим дружеский нейтралитет. Она из тех, кто делает больше ставку не на учебу, а на «развитие социальных связей» в универе. Главное, чтоб это потом не вылилось в «лечение половых последствий». Я пару раз возмущалась, что она могла бы найти более подходящее место для своих случек, но это вылилось только в пререкания и напряженную обстановку.

Анзор резко включает свет и матерится, когда глаза падают на то же, что вижу и я.

– Сдрыснули отсюда, – шипит он.

А главное – они его сразу и беспрекословно слушаются, что меня совершенно обескураживает.

Анзор сажает меня на мою кровать, а сам мрачно оглядывает комнату. Проходит в коридор, бесцеремонно открывает дверь в шкаф, скорее всего, пытаясь найти ванную.

– Сортир на этаже? – спрашивает он.

Молча киваю и отворачиваюсь.

– Спасибо большое, дальше я сама, – говорю строго. – Всего доброго, Анзор. Я не буду на тебя заявлять, но и от тебя прошу оставить меня в покое. Не хочу иметь ничего общего с вашей компанией и тем более выслушивать в свой адрес.