Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой
Шрифт:
Ко мне и правда в первый же день приперлась строгая и высокомерная медсестра, которая явно не была прикреплена к нашей поликлинике, а вообще словно бы совмещала функции модели и ответственной за постановку уколов и клизм «вип»-больным. Да-да, вот прямо хотелось бы думать, что клизмы-то как раз громила у нее и ставил. Так и познакомились…
Она сделала мне укол. Не особо-то церемонясь. Очень болючий, а потом окинула меня скептическим взглядом.
– Условия здесь явно не для Вашего больничного.
Раздраженно отвернулась и больше с ней не заговаривала. А сегодня уже
И вчера, и даже сегодня с утра пораньше телефон то и дело разрывался от его звонков и смсок, но я, конечно, не поднимала. Не о чем мне с ним говорить. Ясно же дала понять.
В сотый раз пытаюсь погрузиться в чтение пособия по истории Запада, да и про экономтеорию нельзя забывать. Доктор прав – раз автомат мне теперь не светит, то нужно все тщательно выучить. Когда дверь широко распахивается без стука, резко дергаюсь, от чего нога и ребра опять начинают ныть.
Черт. Ну черт! Опять он?!
– Что Вам здесь надо? Мы все уже обсудили! – вырывается с раздраженным выдохом без приветствия.
Брови Анзора нахмурены, смотрит исподлобья, челюсть поджата. Интересно, что говорит его стоматолог – там, наверное, вся эмаль уже стерта от такого прикуса…
Он молча проходит в комнату, тоже без приветствия.
Подходит к кровати и нависает сверху.
– У тебя есть ровно пять секунд, чтобы сказать мне, что из тряпок и книг тебе нужно. Потом спрашивать не буду.
– Да… Что Вы себе позволяете?! – подбираюсь, расправляя плечи в жесте встречного нападения.
– Три секунды…
– Анзор, прекратите это немедленно!
– Одна… Ну хорошо, сама напросилась…
Мужлан бесцеремонно хватает меня на руки и закидывает себе на плечо. Болтаюсь сейчас, дрыгая руками и головой, как полотенце. Верещу, а ему плевать!
Он вот прям в таком виде, в котором я сейчас – в идиотской розовой пижаме с милыми котиками, выносит меня в коридор и размашистой походкой идет к лифту.
Из комнат вылезают сонные лица жителей общаги, но никто, конечно же, не вмешивается…
– Пусти немедленно! Это похищение!
– О, смотри, какой снова прогресс! Мы снова на «ты». Со вторым пунктом тоже вроде разобрались. Ты же кавказская пленница, забыла? Играй роль до конца, Рада. Ты ведь очень упертая девочка.
От возмущения у меня даже язык набухает и не слушается, я буквально захлебываюсь в своем гневе.
Остервенело бью его по плечам, а он только ржать начинает над моей беспомощностью, как только мы заходим в лифт.
И, скотина, шлепает меня своей огромной ручищей по заднице!
Обрушиваю на него еще одну порцию ругательств.
Двери пищат и раскрываются на каком-то этаже. Господи, утро же! Студенты шныряют вверх и вниз пачками!
– Салам, брат, – слышу через тушу гиганта, совершенно не видя ничего, кроме низа лифта. Мои волосы безвольно свисают тряпкой, закрывая остатки обозрения, – украл?
– Украл.
Раздается коллективный гогот. Всем очень весело. Кроме меня. Унижения продолжаются…
– Счастья молодым! – раздается нам вдогонку от попутчиков, стоит лифту остановиться на первом этаже.
Анзор
быстрой и решительной походкой несет меня к выходу.– Анзор Магомедович, что ж Вы… Радмилушке хуже стало? Вы ее на лечение?
– На лечение, на лечение, Любовь Ивановна, – воркует с каргой-вахтершей Анзор, – физиологические процедуры делать будем.
Я снова со всей силы бью его по спине за эту идиотскую двусмысленность и иронию в тоне. Специально целюсь ребром руки в позвоночник. Чтоб хоть что-то почувствовал этот толстокожий.
Он, конечно же, как самый настоящий джентльмен отвечает мне очередным увесистым шлепком по попе.
– Ой, козлина! Мне вообще-то больно! Укол твоя медсестра из эскорт-агентства сделала плохо!
Ржет в голос.
– Почему из эскорт-агентства, Рада? Хотя это ладно, может, ты и права… Ты мне лучше за другое ответь: почему жизнь тебя ничему не учит? Ты че такая дерзкая, а? За словами следи! А то физиологические процедуры будут включать и лечение рта…
Сжимаю челюсть, подавляя сто тысяч ругательств, которые сейчас рвутся наружу фонтаном.
Он опять предельно аккуратно сажает меня в свой внедорожник. На этот раз кресло уже настроено под меня. Как осмотрительно…
Сам остается снаружи, хлопает дверью, нажимает блокировку замка, а сам смывается! Просто замечательно! Я еще теперь и в его тачиле заперта!
Обратно возвращается спустя минут пять-десять с большим пакетом. Закидывает его в багажник и усаживается рядом.
– Раз ты сама не захотела поучаствовать в сборе вещей, собрал то, что подвернулось под руку.
– То есть это заранее спланированное похищение, – мои руки сложены на груди перед собой в защитной позе, – теперь-то я точно на тебя заявлю, не сомневайся… Как только снова обрету мобильность, я тебя сдам полиции!
Он садится рядом. Смотрит. Скользит от глаз к губам, снова возвращается к глазам. Улыбается вдруг очень открыто и как-то по-доброму.
Раздражает. Как же он меня раздражает!
– Не захочешь заявлять… – говорит низко и сипло.
– Еще как захочу… – вскидываю подбородок, пусть мой голос несколько и теряет уверенность. Потому что вот эта его уверенность, вытеснившая агрессию, еще больше дезориентирует…
– Спорим? Давай так, захочешь меня сдать после того, как гипс снимут – сам тебя в участок привезу, и руки для наручников протяну, Рада… Слово мужчины. А не захочешь, то…
Молчит, сглатывает, отворачивается к рулю.
Я вот тоже молчу. Губы поджимаю. Обреченно отворачиваюсь к окну. Он вытащил меня из общаги посреди дня. И слова ему никто не сказал. Ну как так-то?
Поправляю растрепавшиеся волосы на лице и от движения руки чувствую сейчас, что пахну потом. Позорище какое… Еще бы, я ведь мыться не могу уже третий день… На глазах от обиды и беспомощности наворачиваются предательские слезы.
Заводит свой ревущий двигатель, начинает движение, а меня вдруг резко что-то заставляет перевести глаза на дорогу. Истошно ору, потому что вижу, как знакомый маленький котеночек вдруг неуклюже вылезает из-под колес соседней припаркованной машины и безалаберно лезет под колеса к нам!