Кайа. История про одолженную жизнь (том Шестой)

— Считанные единицы. — произнес я, ибо бог его знает откуда, но в этом у меня имелась твердая убежденность (знание, я бы даже сказал).

'Как уже говорила, все им не известно точно, но про ключевые моменты, определяющие историю, вроде знания об этом твоем кое о чем — они наверняка осведомлены. Как осведомлены они и о множестве чужих грязных секретов, со всем из этого вытекающим.

Однако я уверена, на их след возможно выйти и даже изловить, если грамотно расставить «силки» в правильных «точках». Хотя теперь, когда в одной из таких вот «точек» я поступила неожиданным для них образом, и они промахнулись, эти граждане станут действовать вдвойне осторожнее, конечно. Но они не всемогущи. Они лишь очередные противники нашей Семьи и, возможно, государства. Просто им известно больше, чем другим. Их главный козырь — незаметность, ибо даже если кто-то что-то и подозревает, в такое все равно очень сложно поверить, практически невозможно. Тот же офицер СВБ, даже если и обнаружит их, не пойдет к начальству и не доложит: «раскрыл, мол, банду провидцев». Это точно станет для него прощанием с карьерой и знакомством с…Львом Моисеевичем. Этим фактом, вдобавок к банальному шантажу, они и пользуются.

Как уже сказала, я поступила неочевидным способом, и тем самым сорвала их план. Думаю, это наилучшая стратегия против таких людей'.

— Это все, что мне известно.

Мое внимание привлек внезапный птичий вопль. Поглядев в небо, я натурально «залип», наблюдая за полетом здоровенной чайки, а мысли мои «легли» на новый «курс». К сказанному приемным отцом, относительно его планов насчет моей Кайи и царевича, отчего я ощутил некий прообраз чувств. Словно бы немножечко тепла разлилось в районе груди.

Все-таки наркотик не сотворил из меня этакую безэмоциональную машину, оперирующую одной лишь холодной логикой. Все, что он сделал — это искалечил мой разум, как та пуля — мизинец. А значит, потребность в душевных и искренних человеческих отношениях у такого одинокого человека, как я, никуда окончательно не исчезла.

Потеряв из виду птицу, несколько раз моргнул, ощущая тень досады, ибо в этот миг рассеялась иллюзия, наведенная словами приемного папаши, а вместе с ней и отголосок тех приятных ощущений…

— Все хорошо? — спросил Игорь.

— Да, теперь…теперь точно все хорошо. Я сейчас…схожу за водой. Ты будешь?

Игорь покачал головой, не хочу, мол, ну а я направился к торговому аппарату фирмы «Блиновъ и сыновья». Захотелось выпить чего-нибудь сладенького.

Скормив аппарату монету…

— Яблочная газировка сойдет.

…забрал напиток и сдачу, а мысли мои вновь вернулись приключившемуся разговору.

…после того, как вдруг показалось, что получил к себе таковое отношение. Пускай и от совершенно чужого и чуждого мне, по сути, человека. После рассказа Игоря о том, что он действительно все это время небезуспешно занимался вопросом моего спасения от навязанного союза, я на короткое время позабыл, что нахожусь в аду, а вокруг лишь черти. Любой живой твари, и я не исключение, хочется верить в лучшее, но…

Это были всего лишь грезы, Кайа. Друзей и близких у тебя здесь нет (кроме Консультанта и Ии…возможно), пора бы уже вернуться в реальный мир.

Все врут, ибо одну только правду говорят лишь дураки. Папаша и царь, дураками не являются. И оба они мне соврали, разбавив бочку своей лжи ковшиком правды.

Государь, разумеется, не собирался давать моей Кайе официальный статус при юном великом князе. Ведь даже будь у него таковое желание, это было бы попросту невозможно по огромному множеству причин одномоментно.

Вел ли приемный отец переговоры с царем относительно двух девиц, включая Кайю? Вел, конечно, раз уж все зашло так далеко, но в отношении моей Кайи, как говорится, был нюанс.

Сделал ли царь моей Кайе предложение от лица великого князя? Сделал.

Между прочим, возникла бы очень серьезная неприятность, вздумай я тогда ответить согласием. С такими вещими здесь не шутят, и оба шутника оказались бы по уши в дурно пахнущей субстанции.

Так в чем же тогда заключалась ложь? А в том, что им обоим…и приемному отцу, и Государю…мой ответ был заранее известен. И рассказ о снах явился для Государя хотя и неожиданным, но весьма удобным поводом принять мое нет, в результате чего, как и предполагалось, от Филатовых осталась одна-единственная кандидатка, которая и станет зарегистрированной любовницей Алексея. Если, конечно, не произойдет ничего экстраординарного.

Ложь без лжи. Идеальная ложь.

Совершенно очевидно, что поведенческая модель моей личности (некоторых ее аспектов) секретом для папаши и царя не является. Ее «измерили», «взвесили» и точно предсказали мой ответ, без всяких там «голосов в голове» и «снов».

И в этом нет ничего удивительного, ведь «играя» с такими людьми, как папаша и царь, «играешь» не только и не столько с ними самими, но еще и с работающими на них мощнейшими think tank (*аналитический центр — прим. автора), как там говорят американцы.

И если кто-то вдруг сомневается в этом, легкомысленно сочтя, будто бы сможет запросто обдурить царя и всю его шайку-лейку, то у этих людей существует огромный шанс встретить на своем пути беспилотный грузовик-самоубийцу. О «потусторонних кукушатах» никто до сего дня и знать не знал (я так предполагаю, по крайней мере), однако вон как оно с жандармами вышло. Не зная о существовании подобных мне людей, об их деятельности, похоже, вполне осведомлены.

Зачем бы папаше и царю потребовалась такая странная схема и чего конкретно они от меня хотят, прямо сейчас выяснить невозможно. Однако причина…очень серьезная причина…без сомнения, имеется, иначе бы «городить» такой «огород» точно бы не стали.

Чтобы в итоге не разочароваться в этих людях… — я взглянул на папашу, — в них никогда нельзя очаровываться. Они — «игроки» на «разлинованном листе», а посему…«играй», Кайа, «играй», ведь иного выбора у тебя нет.

— И да, пап…если все, и правда, так, как ты говоришь…сам знаешь, о чем…то я вынуждена перед тобой извиниться. — как ни в чем не бывало произнес я, усевшись рядом с ним.

— Думала, что нам с твоей матерью нет до тебя никакого дела и все, чего мы желаем — поскорее убрать тебя с глаз долой? — улыбнувшись, поинтересовался папаша, вырвав из блокнота листы.

Он, достав из кармана крупную серебряную зажигалку, встал и прошел к мусорке, после чего сжег исписанные листы, а пепел стряхнул в урну. А когда вернулся на место, не дожидаясь моего ответа, продолжил.

— Ты судишь о нас по своему деду, но это неверно. Я просто хочу, чтобы ты знала, твой дед — не абсолютное чудовище, которому было плевать на жизни и судьбы детей, внуков и правнуков. В прошлом случались серьезнейшие политические катаклизмы, и наша Семья не раз бывала на гране физического уничтожения. Однако Филатовы под его руководством преодолели все трудности, достигнув при этом определенного положения в обществе, а твой дедушка…ему приходилось жертвовать членами Семьи…многими…ради спасения всех. Он не добрый и не жалостливый человек, но… — папаша пожал плечами. — Таковы были времена. Я ни за что не стану жертвовать кем-либо из Семьи, если только…у меня останется хоть какой-нибудь выбор.

— Матушка сейчас в деревне. Хорошо там, наверное…

— Там прекрасно. — подтвердил папаша.

— Хочу сбежать туда, когда все закончится…хотя бы на какое-то время.

— Знаешь… — папаша, играясь с зажигалкой, усмехнулся, однако видок у него стал…озлобленным, что ли. — Меня всю мою жизнь…каждый божий день…с самого раннего детства готовили к тому, чтобы стать во главе Семьи. Однако же, вместе с тем изо дня в день в мою голову вбивали мысль о том, что мне никогда не стать Главой. Каждый божий день… Это… Это…