На подъеме флага выстроились.Тишина.Слышно только, как дождинки капают.Вокруг все серое до невозможности.И тут верхний вахтенный говорит:«Порешить бы вас всех».А у него в рожке тридцать пуль.Еле успели автомат вырвать —Положил бы две шеренги:Плотно стояли.
Утопленника выловили…
Утопленника выловили —Он в ледяную воду сам прыгнул.Механик быстро-быстроДелал емуИскусственное дыхание,Часто-частоДышал – рот в рот,Взмок весь,Потом веки
ему оттянулИ говорит:«Готов!»
Лейтенант на крейсере рапорт…
Лейтенант на крейсере рапортПодал:«Прошу списать меня на берег.Укачиваюсь».Ему рассмеялись в лицо,А он пошел и повесился.
Мы Ленина любили…
Мы Ленина любилиВ начальных классах.Один только ПашкаВсе понимал.Он в ленинском уголкеСтучал пальцем по картонному мавзолеюИ шептал:«Уль-я-ны-ч, вылезай!»
…Отжимался от пола двести раз…
…Отжимался от пола двести раз.Но на флоте он совершенно поехал.И с лодок его списали,Потому что стал пить.Он мне все время говорил:«Меня никто не любит.Они меня преследуют, следят», – и голос у него срывался,А я не знал, что ответить,Как утешить, защитить.Ему диагноз поставили: «шизофрения, мания преследования»,Он был, как испуганный ребенок,Все спрятаться хотел.Его уволили в запас.Он уехал к себе и вроде зажил хорошо,А потом его жена позвонила и сказала:«Сашу убили…»
А когда под винты затянуло…
А когда под винты затянуло,Он хотел за ним в воду прыгать,Его оттащили, навалились и держали,Потому что вырывался и орал: «Суки!Он же еще живой!»
Ну и сны снились…
Ну и сны снилисьНа подводной лодке!Цветные.И действующие лица те же, что и в отсеках,И такие натуральные сны, что проснешьсяИ не знаешь, было все этоИли не было,И спросить не у кого.Вернее, можно было спросить,Только стеснялся:Еще подумают, что спятил.Смотрю, как-то напарник входитКакой-то не такой,«Ты чего?» – «Ничего».А потом оказалось,Что и ему снится примерно то же самое:Всякая чертовщина.Тогда и договорились:Рассказывать и расспрашивать, чтоб узнать,Что было во сне, а что – наяву.Входишь и говоришь:«Слушай, было такое-то и такое?» —Если нет – значит, сон…
Их готовили для железа…
Их готовили для железа,Приучали постепенно,И они привыкли, вросли,Оно вошло в их существо,В плоть, между жилами,Это видно было по походкеИ по разговорам, и потомОни ругали его на чем свет стоит,Так ругают соседейИли дожди,Они готовы были бежать с него куда угодно,И там уже предполагалосьЖить, жить…Но скоро оказалось, что без него они не умеют.Когда железо сгнило, они умерли.Все.
«– Раз! Два!..»
– Раз! Два! —Это мы учимся сдергивать автоматС плеча по хлопку старшиныДо совершеннейшей одури.– Раз! – и уже передернул затвор,Потому что страшно ночью:Когда идешь на пост,Все кажется, что смотрит кто-тоИз-за спины.Я даже сейчас чувствую,Когда за спиной кто-то стоит,Всегда оборачиваюсь и смотрю человеку в глаза.А во сне до сих пор сдергиваю с плечаПо хлопку старшины:– Раз! – и уже готово.Скажи:
«Два!»– Два! —Я уже выстрелил.
Я когда-то рыл могилу за 20 минут…
Я когда-то рыл могилу за 20 минутНа скорость —Так мы спорили.А мы спорили тогда на все подряд,На всякую ерунду:Кто проскачет быстрее на четверенькахИли сильней проорет —Потому что были курсантами.А тут убили офицера —И нас послали рыть.А когда долго роешь ямуТо ничего в ней скорбного нет,И поэтому мы смеялись, и шутили,И кидались друг в другаКомьями глины,Только когда привезли гроб и роднюИ начались всякие крики,Мы отошли в сторонку и надолго там замолчали.
«– Встать-сесть! Встать-сесть!..»
– Встать-сесть! Встать-сесть! —Старшина нас тренирует,Мы не приняли присяги,Мы не приняли, но знаем,Что приказы командираИли просто размышленья —Все для нас веленье Родины,А старшина такой же, как и мы,Только он попал в училище с флота,А не просто из школы,И учимся мы с ним в одном классе,В том самом, где сейчас мы приседаем,А в ушах у меня ненависть стучит зелеными молоточками,А потом, через много лет, он бросится ко мне навстречу:«Саня!» —А я никак не могу пожать ему руку,Потому что в ушах все еще – «Встать-сесть!..»
А на пятьдесят шестые сутки…
А на пятьдесят шестые суткиВ автономкеНачинает казаться,Что все это происходит не с тобойИ люди все какие-то ненастоящие,А механизмыПридуманы кем-то.А потом дотрагиваешьсяДо кого-нибудьСлучайно,Чувствуешь тепло —И отпускает…
На Новый год…
На Новый годЛейтенанты собрались у Машкина в общежитииИ пили шампанское, как гусары, из горла,Сидя на краю открытого окна,Свесив ноги с четвертого этажа,А потом решили бутылки бить.– Об чего?!– Об унитаз!– Раз!Первая же развалила унитаз до основанияВ мелкую крошку.Полгода надоедали соседям:– Разрешите у вас облегчиться? —Летом пошли воровать унитаз на стройке:В городке ведь не купить.Обратно шли, надев унитаз Сереге Бажену на голову, —Так просто удобнее.Так их, с мраморной головой, и взяла комендатура.Комендант выслушал эту историю и сказал:– Отпускаю.А помощнику своему объяснил так:– Пусть хоть гадят по-человечески…
Двоих размазало…
Двоих размазалоПо переборке:Их послали сравнивать давлениеПо вдувной —Там дырку заделывалиНу и накачали, конечно, отсек воздухом,А они решили, что через переборочную дверьУ них быстрее получится.Они летели по воздуху метров десять,Пока не превратились в паштет, завернутый в ветошь.Я теперь просто отношусьК любой смерти,В том числе и к своейСобственной.
Девушка в самолете рассказывает…
Девушка в самолете рассказывает о спасательном жилете:Как надевать, надувать, куда дудеть,А я вспоминаю, что у нас их называли подосиновиками,Потому что оранжевые и сверху среди волн хорошо различаются,Очень удобно собирать.Трупосборниками.Потому что через пятнадцать минут в ледяной водеСердце все равно останавливается.У соседей при выходе из бухты всю швартовую команду смылоОдним ударом волны —Так они даже ход не сбросилиИ не искали.Зачем?И так когда-нибудь подберут.