Казаки в Персии 1909-1918

Правительственные расходы на эти войска были ничтожны, так как жалованье солдатам никогда не выдавалось. Вечно голодные, сарбазы жили исключительно грабежом населения. Часто случались бунты, когда целые полки бросали ружья и расходились по домам, а офицеры с вещами забирались в губернаторские сады и требовали, чтобы их хотя бы кормили за казенный счет во избежание голодной смерти. Возмущенные невыплатой жалованья, тегеранские офицеры садились в бест на Артиллерийской площади к большой пушке. Винтовки содержались в таком виде, что ствол зарастал ржавчиной, а затвор не всегда открывался. Служба не неслась совсем. Караулы, даже во дворце, выставлялись настолько плохо, что отправленный начальником Казачьей Его Величества бригады с экстренным сообщением посыльный прошел однажды ночью от ворот дворца во внутренние покои, не встретив ни одного сарбаза по пути, и постучал в дверь собственной спальни шаха. Воинского духа, понятия о дисциплине, долге у сарбазов не существовало.

Кавалерия. Конные части иррегулярной кавалерии комплектовались кочевниками племен бахтиар, курдов, туркмен. Организация конницы в Персии была феодально-племенной. Каждый мелкий хан имел подчиненных всадников, которые получали от него лошадь, ружье и жалованье (от 5 туманов в год, в среднем 20— 50, и доходило до тысячи туманов)²². Наиболее влиятельные из этих всадников, в свою очередь, имели отряды подчиненных им кочевников. Все ханы со своими всадниками подчинялись и обязались служить главному хану — сардару.

О строе всадники не имели ни малейшего понятия. Но это были прекрасные наездники, хорошо стрелявшие с коня (правда, не на дальнее расстояние, где требовалась установка прицела). Вооружены они были ружьями, главным образом системы «Пибоди». Седла имели персидские, с высокой вертикальной передней лукой и большими стременами в виде желобов под всю ступню.

Всадники находились не на постоянной службе, а призывались для несения ее по мере надобности. Например, конно-иррегулярная часть, стоящая в Казвине, насчитывала 600 сабель при 35 офицерах. Но в ведомости о дислокации части сказано: «Сборов не установлено. Расход нижних чинов: 50 при своих начальниках, 30 в распоряжении губернатора, остальные в бессрочном отпуску». Грозные на бумаге полки, состоящие при губернаторах, на деле являлись мелкими командами, занятыми выжиманием податей и грабежами на «законном основании». Так, впоследствии взятый в районе Нишапура нашими казаками один из разбойников показал, что вся их шайка находилась в подчинении начальника местной правительственной конницы Астулы-хана, который посылал их на грабежи по приказанию нишапурского губернатора Са-лара²³.

При взимании податей часть, вымогаемая у жителей, шла начальнику конницы. Если всадник тратил эти деньги или не отдавал начальнику, его заковывали в цепи и начинали мучить и пытать в присутствии родственников, дабы те сжалились над ним и выкупили его...

^_4^,

Генералом Косаговским²⁴, бывшим командиром Казачьей бригады, на описании одного курдского конного полка поставлена отметка: «Небезопасны даже для своих. Совершенно к службе непригодны»²⁵.

Артиллерия. Состояла из 200 орудий, преимущественно бронзовых, заряжаемых с дула. В арсеналах хранились снаряды и заряды, но не было ни офицеров, ни нижних чинов артиллеристов, ни конского состава. Выезды «на учения» сарбазских батарей бывали очень редко, персидские офицеры отдельной группой ехали обычно впереди колонны, «номера, сидя на передках и лафетах, курили, даже у ездовых были трубки в зубах, — вспоминал очевидец. — Без дистанции и фейерверкеров, то отставая, то с грохотом нагоняя впереди идущее орудие, двигалась батарея по узкой улице, задевая за столбы на тротуарах...»²⁶.

Артиллерийским офицерам денег не платили, как и всем остальным. Нравы, царившие при дворе и в армии, и насколько быстро расправлялись с непокорными подчиненными, характеризует следующий случай. При выдаче жалованья — события редкого в персидской армии — военный министр оскорбил казвинских артиллеристов. Те взялись за тесаки. За своих офицеров вступился генерал от артиллерии, начальник штаба всей артиллерии армии. Военный министр пожаловался шаху, истолковав все в свою пользу (про военного министра, человека весьма корыстного, командир полка «Ардебиль» говорил, что «тот смотрит не глазами, а ртом»).

Начальника штаба и вставшего на его сторону младшего брата, генерал-лейтенанта, схватили, надели на них цепи, сорвали мундиры и поволокли на площадь, где назначили пятьсот ударов палками по ногам. Старшего генерала положили на спину, задрали ему ноги, вставили в фаляке и закрутили палку. Восемь палачей разобрали длинные шпицрутены, толщиной в палец. «От ступней до колен ноги были буквально изрезаны палками, окровавленная кожа с кусками мяса летела с батогов...» Генерал был родовитым ханом, кавалером русского ордена Святой Анны 2-й степени.

На этом дело не кончилось. «Шах приказал отрубить братьям уши и носы, затем «взнуздать» и так водить их по базару на показ толпе. Тонкая бечевка из козьей шерсти вдевалась в толстую иглу, которой зашивали мешки, затем иглу со шнурком продевали сквозь уцелевший кусочек носового хряща. Насколько ркасную боль причиняла эта узда, говорит то, что бешеные верблюды, на которых ничего не действует, взнузданные подобным образом, становились кроткими, как ягнята...» — из записок бывшего командира Казачьей Его Величества Шаха

бригады полковника Косаговского, спасшего персидских генералов от последней экзекуции²⁷.

В Тегеранском арсенале хранилось до 50 скорострельных полевых и горных орудий Шнейдер-Крезо (закупленных еще покойным шахом Музаффер-эд-Дином в Германии), с полным боевым комплектом, всеми запасными частями, эшелонами зарядных ящиков — и не было ни одного человека, кто бы мог разобрать их, сваленные в беспорядке. Сторожа арсенала гуляли с трубками в зубах по амбарам с ящиками пороха, рискуя ежеминутно взлететь на воздух с доброю половиной Тегерана.

Когда однажды русский артиллерийский офицер собрал для Казачьей бригады две скорострельные батареи, персидские генералы решили, что это дело нетрудное, и приказали своим солдатам собрать еще две. Без тени сомнения, персы начали вбивать винты молотками, если им казалось, что они плохо идут...

Почти так же обстояло дело и с пулеметами Максима, заказанными в Берлине. В 1908 году командир Казачьей бригады добился шахского разрешения получить четыре пулемета из склада артиллерийского управления и сформировать пулеметную команду. Во время приемки комиссия подошла к пулеметам, надетым на треногу. Капитан Ушаков, офицер-инструктор Персидской Казачьей бригады, «выбрал четыре, более приличных по виду и менее испорченных внутри, которые много лет пролежали в разбитых ящиках во дворе арсенала под открытым небом.

— Сэркар капитан, этих пулеметов брать нельзя, — они испорчены. Возьмите лучше вот эти, — показал начальник арсенала на забракованные.

— Почему, ага?

— Механизм плохо работает... Вот, видите, орудие не поворачивается.

— А вы поверните ручку, — поднял капитан рукоять рассеивающего механизма.

Начальник арсенала слегка смутился...»²⁸.

В 1907 году на Энзелийском рейде появился русский миноносец и стал на якорь. На другие сутки был день тезоименитства Государыни Императрицы, утром командир миноносца произвел установленный салют. При первых выстрелах Энзели словно вымер. Морем в лодках и пешком жители бросились по направлению к Решту, другие укрылись в погребах.

Отгремел последний орудийный выстрел, население успокоилось и вернулось по своим домам. Комендант Энзелийских береговых укреплений эмир-туман (генерал-лейтенант по русской табели о рангах), догадавшись наконец, по какому случаю стреляли, приказал четырехорудийной батарее произвести ответный салют. Медные пушки выстрелили три раза, но затем смолкли — оказался подмоченным порох, и салют прекратили. За недосмотр командира батареи эмир-пенджа (генерал-майор) подвергли суровому наказанию: били бамбуковыми палками по пяткам...