Казань

– Бросьте, сэр Роберт. Одновременный ультиматум Вены, Лондона и Берлина – и Екатерина отступит. Тем более у нее в тылу этот Пугачев и ей срочно нужны войска….

– Обойдется второй ударной армией – пожал плечами Ганнинг – Крымские дела уже решены, Очаков все-равно не взять. Оставят заслон и к лету полки будут уже на Волге. Нет, Пугачев, право дело, обречен. А вот обречена ли теперь Османская империя?

* * *

Сразу после встречи с английским посланником, фон Сольмс поехал на Невскую першпективу. Холод усилился, красное солнце склонялось к шпилю Адмиралтейства. Нева вся парила со льда светлым морозным дымом, от людей, от лошадей дыханье выскакивало большими белыми фонтанами. Кто поплоше одет, да не мясом обедал, того сразу прихватывает мороз. Через тридцать-сорок шагов оттирай себе щеку либо становись греться у тех костров, что будочники разжигают возле Полицейского моста, на Большой и Малой Конюшенных.

– Дмитрий Васильевич! Здравствуйте! – по-немецки поприветствовал сенатора Волкова фон Сольмс. Встретились в одной из кофеен, что повсеместно появились на Невском. Длинноносый, с тяжелым лицом Волков скинул слуге соболью шубу, уселся за стол. Попросил чаю. Фон Сольмс взял кофе с корицей. Принесли все быстро.

– Генрих, это очень неосторожно встречаться вот так, посреди Невского – также по-немецки ответил Волков – Слышали? У Тайной экспедиции новый начальник. Очень деятельный.

– Кто же?

– Суворов.

Прусский посланник поперхнулся кофе, закашлялся. Сенатор ударил фон Сольмса несколько раз по спине.

– Тот самый генерал, который взял… – дипломат оборвал сам себя.

– Шумлу? Александр Васильевич? Нет, он сейчас с османами воюте. Это его отец. Василий Иванович. Сенатор, генерал-губернатор Восточной Пруссии в 60-х годах. Вы же должны знать!

– Йа-йа – закивал фон Сольмс, переводя дух.

– Вызвали из имения, дали полную власть – Волков тяжело вздохнул – Слышали поди, какие дела у нас творятся? Пугачев запугал всех, взбаламутил народ. Фурьеры его по городам да селам прелестные письма возят, волю обещают. Черный люд бунтуется, по всей России пожар. А армии на юге! Екатерина в Москву Орлова с полками послала. Последняя надежда.

– Если Орлов не преуспеет? – коротко спросил прусский посланник прихлебывая кофе.

– Пугач припожалует в старую столицу – развел руками сенатор – А там уже предсказать не берусь. Вся страна впадет в бунт.

– Вы знаете, у Елизаветы Первой Тюдор – фон Сольмс промокнул губы салфеткой – Был придворный поэт. Джон Харингтон. Он однажды сказал:

“Мятеж не может кончиться удачей, -

В противном случае его зовут иначе”…

– На что вы намекаете, Генрих?! – побледнел Волков.

– На то, что возможно в Казани сидит никакой не Пугачев – с нажимом произнес пруссак – А ваш бывший патрон, Петр Третий! Чудом спасшийся от Орловых.

– Нет, нет… – замотал головой Волков – Это измена! Меня за такое на дыбу…

– Вы нам обязаны – с нажимом произнес посланник – Езжайте в Казань, подорожную я вам устрою. Разузнайте там все. Если шансы Пугачева велики, станьте при нем своим человеком. “Узнайте” его – думаю это ему поможет завоевать авторитет среди народа. Если же это битая карта, возвращайтесь.

– Никак невозможно – Волков попробовал встать, но фон Сольмс схватил его за обшлаг мундира.

– Дмитрий Васильевич! У нас ваших векселей на сто тысяч. Это же разорение и позор. От вас отвернется все общество!

Лицо сенатора исказилось от внутренней борьбы. Он поколебался недолго, но все-таки сел обратно за стол.

Глава 7

– Вампира поймали!

– Что??

Я подскочил в кресле, румяная Маша Максимова усадила меня обратно. Утренняя перевязка уже заканчивалась, когда пришел невыспавшийся Шешковский.

– Ночью шли повальным обыском по старым барским усадьбам. Прятался на сеновале.

– И как же выглядел этот вампир? – иронично поинтересовался я.

– А как они все выглядят? – пожал плечами Степан Иванович – Бледный, с кровью на губах. Из бывших дворян казанских.

– Как зовут?

– Иван Курбатов.

Фамилия и правда казанская.

– Что делать с ним? Осиновый кол в сердце?

– Поехали, посмотрим на него – я поцеловал руку вспыхнувшей Маше, позвал Жана одеваться. Постепенно сам обрастаю барскими привычками. И умываться мне подают, и грелку в постель приносят…

До тайного приказа было рукой подать и уже через полчаса я разглядывал бледного, чахоточного вида парня сверкающего на меня непримиримым взглядом.

– Все это чушь! – сходу закричал Курбатов, когда мы зашли в камеру – В заговоре был. И еще раз вступил бы. Но девок не воровал, кровь у младенцев не пил.

Иван закашлялся. На губах у него и правда выступила кровь. Да это же туберкулез! Причем судя по всему в открытой форме. Я сделал один шаг назад, другой. Вышел из камеры. Лекарства против этой болезни сейчас нет, парень гарантированно умрет.

– Крестьяне местные жалятся, что младенчики мрут – пояснил подошедший Хлопуша – И також бледные становятся, словно вампиры новообращенные. Надо бы церковников к следствию позвать.

– Не надо – покачал головой я – Отправьте Курбатова в гошпиталь. Да напишите Максимову пущей держит его в отдельной палате. Раненые с арского поля выздоровели уже, места должны быть.

– Чахотка это! – пояснил я тайникам в ответ на недоуменные взгляды – Причем заразная. Видал я таких уже ранее в своих странствиях.

Хлопуша озадаченно почесал затылок, Шешковский достал платок, начал вытирать руки.

– Раз уж приехал, пойдем, посмотрим, как вы допросы ведете.

В эти времена в политических процессах со средствами расследования не церемонились. Людей подвешивали на дыбе, выворачивая суставы, били кнутом. После этого отправляли в камеры отлежаться, чтобы через несколько дней подвергнуть истязаниям снова. По установленному порядку обычно пытали три раза. Если не находили в ответах противоречий или изменений – появлялся шанс избежать дальнейших допросов. Презумпция невиновности в таком серьезном расследовании не работала. С точки зрения Хлопуши и Шешковского все, кто предоставлял приют бывшим дворянам, давал им деньги или еду – были преступниками. Даже если вина не подтверждалась смущения никто не испытывал, так как решалась задача поиска врагов царя.

Пыточная выглядела мрачно, как я и представлял. Тусклые светильники, огонь в очаге, серые стены, крюки в потолке, столик с пыточными инструментами. Палачи и канцеляристы склонились в низком поклоне. Я окинул помещение взглядом и сел в сторонке на лавку.

– Кто там первый на дыбу? – спросил я Шешковского.

– Кого повелишь, Петр Федорович – Степан Иванович расположился за главным столом, быстро пробежал взглядом допросные листы – Но думаю надо начать с главных. С Державина, Жилкова и Курагиных.