Казанова

Джакомо отпрянул как ошпаренный. Это же не девушка, а девочка, почти ребенок, да и не почти, а самый настоящий ребенок. Правда, с грудками, но все равно… Как он раньше не понял. Оторвавшись от девочки, соскочил с кровати и принялся лихорадочно одеваться: кто знает, не очередная ли это ловушка, возможно, его хотят обвинить в совращении малолетних, а тут еще этот торчащий фанфарон — ни один суд его не оправдает. Ну нет, в такую историю он себя втянуть не позволит. А корчмарю за этот сюрприз изукрасит рожу.

С трудом — да, это было нелегко! — влез в панталоны и стал ощупью искать рубашку, но тут услышал, что девочка плачет. И не всхлипывает стыдливо, а рыдает, громко и отчаянно. В чем дело, черт побери? Он достал деньги, взвесил на ладони, выбрал дукат. Пусть это хоть немного скрасит ее безрадостное существование, может, вспомнит его добрым словом. Однако девочка крепко сжала пальцы в кулак, не позволяя всунуть монету, а когда он присел рядом с ней на кровать, забарабанила по его груди кулачками.

— Тише. — Он нежно, но крепко обнял малютку; она не противилась, прижалась к нему, замерла, как оцепеневший от страха зверек. — Не бойся, я тебя не обижу.

Что говорят таким взрослым детям? То же, что и всем.

— Ты кто?

Она не ответила, наверно, не поняла — да и откуда ей знать французский, — но, не успел он еще раз, отчетливее, повторить вопрос, послышался тихий, тоненький, как она сама, голос:

— Сара.

— Тебя кто сюда прислал, Сара?

Она рванулась с неожиданной силой:

— Никто. Я сама.

И успокоилась; тогда он ее отпустил, и девочка быстро соскочила с кровати. Нет, все-таки она чем-то похожа на Заиру. Такая же темпераментная дикарка!

— Я хочу на тебя посмотреть. Можно?

Внезапно почувствовал на губах ее маленькие теплые губки.

— Нельзя.

Едва ли не кокетливо чмокнула его, повернулась на пятках и кинулась бежать. Джакомо протянул руку, но схватил только воздух. Она была уже на пороге; в тусклом свете коридора мелькнула маленькая фигурка с развевающейся гривой огненно-рыжих волос. Метнулась к лестнице… сейчас исчезнет. Ну нет, он не намерен сдаваться! И, словно в него бес вселился, забыв про усталость и более чем скромный наряд, выскочил в коридор. Шлепая босыми ступнями, помчался вниз по лестнице вслед за огненным пятном. И вдруг огонек скрылся из глаз.

Еще одна лестница; темнота сгущается; полуоткрытая дверь — вероятно, за нею она и спряталась. Споткнувшись о порог и потеряв равновесие, Джакомо полетел вперед, в темноту. Merde [6] . Упал, больно ударился, затрещали, ломаясь, доски, откуда-то что-то вывалилось и, прежде чем он успел подняться, плюхнулось ему на грудь. Это уж никак не была Сара. Казанова высвободил руку, пощупал, не веря себе, отгоняя страшную догадку, от которой зашевелились волосы на всем теле. Святые угодники, за что?! Цепенея от отвращения, собрал последние силы, сбросил с себя мерзкий груз и вскочил. Дверь, словно по его желанию, дрогнула от сквозняка, и сноп света, ворвавшийся из коридора, подтвердил, что минуту назад на нем действительно лежал скелет. Теперь у его ног громоздилась куча костей; отделившийся от хребта череп с немой угрозой скалил зубы. Рехнуться можно!

6

Дерьмо (фр.).

Стремительно отскочив назад, Джакомо вытянул руки и, согнув ноги в коленях — как его учил в Петербурге раскосый наставник, — приготовился отразить нападение.

Никто, однако, на него не нападал, хотя в тишине, как ему показалось, слышалось чье-то дыхание.

— Сара.

Молчание. Джакомо стало стыдно за свой шепот.

— Сара!

Ответа не последовало, и шелест дыхания как будто бы оборвался. Казанова осторожно приподнял крышку стоявшего поблизости сундука — второй скелет вытаращил на него пустые глазницы; заглянул в соседний — третий. Либо он постепенно сходит с ума, либо попал в разбойничье логово! О корчмарях, убивающих своих постояльцев, ему не раз доводилось читать в газетах, И — что гораздо хуже — о безумцах, воображающих подобное, тоже.

— Позвольте узнать, что вы здесь делаете?

От тихого голоса корчмаря чуть не раскололась голова. Негодяй явился убить его, как и этих несчастных. Сара была лишь приманкой, дьявольской хитростью! Ну нет, Джакомо Казанову так просто не возьмешь, и убийца сейчас в этом убедится. Схватив с пола крепкую голень, он, точно палицу, поднял ее над головой. И, когда корчмарь, вытянув руку со свечой, осторожно шагнул вперед, бросился на него, как раненый лесной кот, схватил за шиворот, втянул внутрь и пинком захлопнул дверь.

— Это еще что? Ты зачем пришел? Говори, не то проломлю башку.

Еврей, увидев рассыпавшиеся по полу кости, вздохнул:

— Я знал, что добром это не кончится. Купцы из Ганновера везут товар барыне.

— Какие купцы, какой барыне? Ты что несешь, мерзавец?!

— Ай, что такое вельможный пан говорит. Это скелеты для графини Раевской. В ее парк.

— Что?

Только теперь Джакомо понял, отчего ему показалась странной кость, которой он собирался размозжить голову разбойникам, защищая свою жизнь и скелет, — она была неестественно легкой и гладкой.

— Так они не настоящие?

— Папье-маше. Их делают из лакированного папье-маше. И за какие деньги! Чтоб я хоть раз в жизни держал в руках половину!

Казанова отпустил корчмаря, перевел дух. Скелеты из папье-маше, сто тысяч чертей! Его атаковал поддельный скелет, нет, это, пожалуй, хуже, чем помешательство, — и с облегчением расхохотался. Вот каким товаром торгуют немецкие купцы. Ну и потеха! Сам бы он до такого в жизни не додумался. Что за безумный день в безумной стране. Вместе со смехом Джакомо точно выплюнул из себя страх. Впрочем, еще не все ясно. Пока рано откладывать костяную палицу.

— Ты что себе позволяешь?! Совести у тебя нет! Кого обещал прислать?

Корчмарь согнулся в поклоне:

— Нижайше прошу прощения… Не получилось… Обе заняты господином офицером.

— И кого же ты прислал?

— Никого.

— Никого?

Джакомо достаточно хорошо разбирался в людях, чтобы не верить корчмарю, но себя знал не хуже, потому и не усомнился, что на сей раз интуиция его не обманывает: корчмарь не врал. Конечно, старый сводник не преминул бы заработать на Саре, однако на сей раз он ни при чем.

— Никого так никого, — пробормотал Казанова и бросил голень в ближайший сундук.

— А что случилось, сударь?

Он не ошибся: еврей непритворно встревожен, хотя и старается унять дрожь в голосе.

— Что могло случиться? Геморрой не дает уснуть.

Корчмарь, ничего больше не сказав, поставил свечку на пол и принялся наводить порядок. Казанова увидел на его перекошенном, покрытом каплями пота лице гримасу смертельного ужаса. Чего он боится? Вернее, кого? Может, кости вовсе не искусственные, не стоило верить старому лгуну. Нагнулся и поднял лежащий под ногами череп. Раздался странный звук, похожий на стон; корчмарь поспешно закашлял. Последние сомнения отпали: в подвале, кроме них, есть кто-то еще. Он действительно минуту назад слышал чье-то дыхание. Сара? Пожалуй, нет, этот зверек не просидел бы так долго не шевелясь.