Казанова

Джакомо услышал испуганное ржанье кобылы, увидел, как ее хребет странно изогнулся, клонясь к земле, и почувствовал, что какая-то могучая сила выдергивает его из седла. Больше он уже ничего не видел, ничего не слышал и ничего не ощущал. Когда очнулся — не зная, где он: в аду или пока только в чистилище, — увидел над собой озабоченные, испуганные мордашки Этель и Сары. Откуда они взялись? Заметив, что он открыл глаза, девочки так просияли, что Джакомо поспешил зажмуриться. Нет, это, наверно, рай. Откуда-то издалека донеслось жалобное ржание. Земля? И вдруг все понял. Он упал с лошади. Просто упал. Значит, все же земля.

Совершенно напрасно, размышлял Казанова несколько часов спустя, совершенно напрасно он согласился взять девчонок. Одному Богу известно, чем это обернется, а у него и своих забот предостаточно — как тут справляться с чужими? Путь далекий, страна дикая, ехать не на чем — не на этой же подводе явиться в Варшаву! — вокруг все больше вооруженных людей, а он проявляет такое легкомыслие. Сперва дал волю лошади, затем сантиментам… Забыл, сколь серьезное дело — борьба за жизнь, глупец, подумал о себе, как о ком-то постороннем. Обернулся, несмотря на боль в правом плече, — девочки молча прижимались друг к другу, словно перепуганные цыплята, и казалось, ничего хорошего не ждали. При первом удобном случае он отошлет их обратно. Жаль, что не отослал сразу.

Но что сделано, то сделано. Согнав возницу с козел — пусть займется своей норовистой кобылой, — Джакомо ухватил левой рукой поводья — левой, потому что правая болела при каждом движении. Иеремии пришлось сесть и подвинуться, чтобы Этель и Сара могли примоститься с ним рядом. Так и ехали.

Увидел бы его сейчас кто-нибудь из друзей или врагов… Он, король салонов и спален, дворянин до мозга костей — пусть не по рождению, дворянское звание заслужено жизнью, — трясется на козлах везущей странных детей крестьянской телеги, в сопровождении босоногого, уже не старающегося скрыть враждебность возницы. Заросший, оборванный, грязный. Унижаемый, преследуемый, превращенный в шпиона и исполнителя неведомых приговоров. Друзья прослезились бы, враги расхохотались. Плевать — и на тех, и на других; Надо взять себя в руки и показать, что еще есть порох в пороховнице. Цель уже близка: они со своим дружком, подумал, соскакивая с телеги, Джакомо, сровняют этот дворец с землей, не будь он Казановой. В противном случае он готов называться Его Сиятельством Скопцом.

Они остановились у окружающей дворцовый парк ограды, на берегу резвого ручья. К воде спустились все — даже девочки, до сих пор с отчаянным упорством отказывавшиеся покидать свое место на возу, даже Иеремия, оживившийся, несмотря на утомительный день в пути. Шум воды, холодок стекающих по лицу капель успокаивали, но отдыхать еще не настало время. Надо побриться и переодеться. Казанова вынул из саквояжа бритвенный прибор. Застонал, когда попробовал поднести бритву к лицу. Девочки мгновенно к нему подскочили.

Никуда я их не отошлю, подумал он минуту спустя, сидя на придорожном камне и подставив лицо Этель, которая намылила ему щеки, а затем принялась осторожно и ловко сбривать щетину. Оставлю этой графине Раевской, или как там ее, добавил мысленно после того, как Сара обмыла ему лицо и осушила кожу подолом рубашки. Потом девочки одели его в шелка, обули в лакированные башмаки с золотыми пряжками, помогли натянуть густо напудренный парик. Теперь он уже не был уверен, что вообще их кому-нибудь оставит.

Возницу он отправил, заплатив за обещание молчать серебряную монету, а остальным велел спокойно дожидаться его у ограды. Теперь можно идти. Приостановившись в начале ведущей к дворцу аллеи, Джакомо поправил парик, подтянул чересчур свободные панталоны, машинально проверил, на месте ли его дружок — на месте, — и отважно устремился вперед, вполголоса напомнив себе, что на кону самая высокая ставка.

Примерно на полпути Казанова вновь почувствовал себя юным, полным энергии и оптимизма. С удовольствием подумывал об ужине, на который позволит себя пригласить неизвестной пока графине, вероятно немолодой, толстой и некрасивой. Дворец, однако, вынужден был он признать, издалека производил прекрасное впечатление. Такое строение из белого камня, с идеальными пропорциями не принесло бы стыда даже Риму или Венеции. В саду уже горели факелы. В их свете сверкали вечерние туалеты дам, парики мужчин и ливреи лакеев. Только теперь Казанова заметил укрытые в боковых аллеях экипажи, покуривающих махорку кучеров, лошадей, жующих овес. Похоже, он попал на прием; что ж, тем лучше, звезды сегодня к нему благоволят.

Через секунду, правда, он в этом усомнился, увидев, как из-за спин оживленно беседующих гостей вырвался огромный черный пес. Увы! Собака большими скачками неслась прямо на него. Джакомо заколебался: броситься на эту скотину со шпагой или, проявив рыцарское самообладание, позволить себя сожрать. Выбирать не пришлось — воздух сотрясся от грома. Пес, точно ему перешибли хребет, обмяк и упал на разъехавшиеся лапы. Джакомо схватился за шпагу, хотел кинуться под защиту деревьев, спрятаться от неведомой опасности, но не успел. Гром повторился, однако над головой рассыпалась не смертоносная картечь, а гирлянда разноцветных огней. Пес, как наказанный ребенком щенок, поджав хвост, поплелся обратно.

Лучше и придумать было нельзя. Казанова шел по усыпанной гравием дорожке, а над ним поминутно вспыхивали яркие звезды, елочки, короны и амурчики. Небеса и впрямь сегодня благосклонны к нему — фейерверк начался как по заказу. Придав лицу выражение благородной решимости, Джакомо направился к группе дам, возле которых суетилось особенно много слуг. Он догадался, что одна из них — хозяйка, графиня Раевская. Скрюченная размалеванная старушонка в розовом платье? Остроносое чучело с огромным коком на голове? А может, рыхлая толстуха с выглядывающим из глубокого выреза зобом?

Однако нет — к счастью, нет. Графиня была еще молодой женщиной с чувственным ртом и высокой грудью. Казанова отлично понимал, сколь важно сразу произвести хорошее впечатление, но, чтобы перекричать возбужденный гомон, заговорить вынужден был громче, чем ему хотелось. Графиня позволит извиниться за вторжение и представиться? Граф де Сенгальт, прибыл прямо из Петербурга, куда его привели дела государственного значения… собственно, прежде всего следовало бы объяснить любезной хозяйке, каким образом он тут очутился…

Графиня глянула на него рассеянно и засмеялась, увидев, как две одинаковые легавые свалились в пруд в погоне за догорающим фантомом.

— Считайте себя нашим гостем, граф.

И ни слова больше, ни взгляда. Будет сложнее, чем ему представлялось. Чертов фейерверк. Не слышно, что говорят, не видно, к кому обращаются. Заколебался было, но быстро преодолел растерянность, не смешался с толпой гостей.

— Граф Орлов [9] говорил мне о вас…

— Вы знаете графа Орлова? — Старушка в розовом платье, как курочка, повернула к нему голову. Ответить он не успел: вмешалась графиня:

9

Орлов Алексей Григорьевич (1737–1808) — граф, генерал-аншеф, с 1770 г. — главнокомандующий флотом. В войне против Турции под Чесмою уничтожил турецкий флот, после чего получил титул Чесменский. В своих «Мемуарах» Казанова в главе «адмирал Орлов» вспоминает о том, как в конце своих приключений «возымел мысль предложить свои услуги графу Алексею Орлову, командовавшему русской эскадрой около Ливорно…»

— Вам не кажется, что наша жизнь подобна потешным огням — длится один краткий миг и гаснет, не позволив собою насытиться?

На сей раз во взгляде хозяйки сверкнула искорка интереса к его персоне, а возможно, и обещание. Это вселяло надежду. Джакомо шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть графиню. Груди наверняка уже обвисли, подумал, а вслух произнес:

— Верная мысль и прекрасные слова, графиня. Хотя и печальные.

Не забыл улыбнуться старушке:

— Разумеется, я отлично знаю графа Орлова.