Казанскй треугольник

— Максим, не лезь в трубу. Влезешь, можешь и не выбраться! Тебе еще надо в СИЗО правильно подняться! Кто ты там? Букашка с бумажкой! Как я о тебе отзовусь, так и будет. Плохо скажу — опустят ниже плинтуса, хорошо скажу — и ты уважаемый арестант. Так что придержи язык и перестань качать права. Здесь я для тебя хозяин. Я, как Бог, в трех лицах — прокурор, адвокат и судья.

Обменявшись уколами, сокамерники отвернулись, и каждый предался своим мыслям.

* * *

Станислав вел ко мне Фазлеева. Мы с ним договорились, что когда его поведут, он обязательно должен увидеть Лилю, которую выведут из моего кабинета.

Увидев Лилю, Алмаз рванулся к ней, но Станислав, схватив за рукав, остановил его.

— Лиля, — закричал Алмаз, — Лиля, не верь никому! Я люблю тебя!

Девушка, услышав Алмаза, побежала вверх по лестнице, но была остановлена оперативником.

— Ты куда? Забыла где находишься? — оперативник слегка подтолкнул ее в спину.

Алмаз вошел в кабинет в возбужденном состоянии. Он тут же сел и спросил меня:

— Как она себя чувствует? Вы что, не знаете, что она беременна? Ей нельзя расстраиваться! Вы затаскали ее!

— Давай, не шуми! Ты лучше расскажи, как у тебя дела? — попросил Балаганин. — По-моему, выглядишь ты не совсем нормально, наверное, не спится? Смотри, загонишь себя, крыша съедет! Ты вот видел, что только что ушла твоя женщина, которая очень сожалеет о твоем поступке и считает, что тебя в это дело втянул твой друг Марков. Ты прав, она беременна, и ей нельзя расстраиваться. Я не думаю, что ты хочешь, чтобы у вас родился больной ребенок или еще хуже произошел выкидыш?

Алмаз сжал кулаки.

— Что вам нужно? Я уже говорил, что не буду разговаривать без адвоката. Может, вы здесь глухие или нормальные слова здесь не воспринимаются?

— Ты не горячись. Мы не следователи, — начал Станислав, — мы тебя не допрашиваем. Поэтому нет необходимости в твоем адвокате. Я готов показать тебе показания твоей женщины или, как ее удобнее назвать, жены. Если хочешь, я сам тебе их зачитаю. Слушай внимательно, оттого, как ты себя поведешь, будет зависеть, пойдет она с вами как подсудимая или как свидетель.

Балаганин стал читать показания Сулеймановой, поглядывая на Алмаза.

Чем дальше читал Стас, тем больше лицо Алмаза походило на восковую маску.

Когда Балаганин замолчал, Алмаз аж застонал и, опустив голову, произнес:

— Выведите ее из дела, я все расскажу. Пожалейте ее и ребенка. Какая вам разница, кто пойдет по делу, один или двое. Вам нужно преступление раскрыть, а не количество привлечь.

— Хорошо, даю тебе слово, что она пойдет как свидетель. Нам лишней крови не надо.

Получив мое согласие, Алмаз начал давать показания.

* * *

— Однажды вечером, проезжая мимо меховой фабрики, я заметил, как двое мужчин вытаскивали с территории меховые шкуры. Я проследил за ними и увидел, как они складировали похищенное имущество в сарай. Я узнал этот сарай! Он принадлежал моему родственнику. Сначала я подумал, что и родственник в сговоре, но потом поговорил с ним, и он сказал, что давно не пользуется им, и он сейчас пустой. Дня через два после этого я подъехал к сараю днем. Там было полно овчинных шкур. Сколько точно — не знаю, не считал, но очень много. В этот же вечер я встретился с Максимом Марковым и рассказал ему о шкурах. Но он был пьян и, по-моему, ничего не понял. И больше об этом я не говорил.

На следующий день я предложил Максиму найти покупателя на шкуры, которые я якобы могу достать в большом количестве. Он предложил другой вариант — найти человека, который будет шить шубы на дому, а мы уже будем их продавать. Это лучше, чем продавать шкуры.

Максим случайно познакомился с Лилей Сулеймановой и предложил ей шить шубы. Она сперва колебалась, но потом согласилась. Действительно, как вы говорите, вначале шкуры привозил Максим, он же и рассчитывался, а затем стал возить я.

О том, где и у кого мы берем шкуры, мы ей не говорили, да и зачем ей нужно было знать. Да и сам Максим не знал, где я беру их. Как ни странно, он никогда об этом и не спрашивал, наверное, считал, что я посредник между похитителями и им.

Однажды я поехал за шкурами, но увидел, что работники милиции вывозят их из сарая. Думаю, что мне тогда здорово повезло, если бы приехал чуть раньше, спалился бы на месте. Чьи это были шкуры, я до сих пор не знаю, и мне это интересно. Это для меня, наверное, хорошо, что я попал к вам, думаю, что если бы нарвался на этих мужиков, то они убили бы меня. Да и сейчас не исключено, что мне предъявят это в тюрьме.

На фабрику я не лазил и меха не воровал. И не работал, вообще никогда там не был и не знаю, в каких корпусах могут храниться меха, — закончил свой рассказ Алмаз.

— Все, что ты нам рассказал, занятно, но не правдоподобно. Я тебе не верю, — резюмировал я. — Слишком все гладко. Украли мехов на двадцать шуб, и никто не заметил, что шкур стало меньше. Такого не бывает. Один не знал, другой не говорили. Какой-то детский лепет!

— А я и не настаиваю. Вы попросили рассказать, я и рассказал. Теперь можете проверять, правда это или нет. Ничего другого я вам рассказать не могу! Хотите, чтобы я наврал, навру, — ответил Алмаз.

Балаганин по телефону пригласил следователя и попросил его допросить Фазлеева в разрезе рассказанного им факта.

После допроса Алмаза отвели в камеру.

* * *

Владимир Алексеевич Носов периодически появлялся на работе. В очередной его приход между нами состоялся довольно сложный разговор, который плавно переместился из его кабинета в кабинет начальника управления уголовного розыска.

Носов прямо обвинял меня в том, что я отказываюсь выполнять его указания по разработке Маркова. Как он заявил начальнику управления, я отказался предоставить свидание Маркову с женой одного из руководителей Обкома партии, считая, что данное свидание является преждевременным, хотя, с его слов, я якобы великолепно знал, что комната, в которой будет проходить свидание, прослушивалась сотрудниками уголовного розыска.

Мне трудно было возразить приведенному Носовым аргументу, и я вновь, уже в который раз, полез в драку. Как никогда, сдерживаясь от резких выражений, я высказал свою точку зрения и всячески убеждал начальника в своей правоте.

Выслушав меня, начальник сказал:

— Я тебя хорошо понимаю. Марков действительно продолжает молчать, и сколько он будет молчать неизвестно. Понимаю, ты страхуешься и считаешь, что следователь должен решать вопросы о предоставлении свидания, а не оперативный сотрудник, и в этом ты прав. Однако ситуация явно не ординарная. Просто нам с тобой необходимо предоставить ему это свидание — приказы руководства, как правило, не обсуждаются, а исполняются. До этого момента, насколько я знаю, Носов не лез в твои дела — Марков молчал. Теперь тебе Носов говорит, что нужно дать свидание, и что меняется? Чего ты боишься? Марков по-прежнему молчит! Поверь, это не личная инициатива Носова, а указание руководства. Единственное, что я тебе посоветую, — усилить контроль в момент свидания. Вот это не помешает!