Каждая мертвая мечта

— Точно. — Офицер протянул руку. — Кеннет-лив-Даравит. Лейтенант Шестой роты Шестого полка Горной Стражи из Белендена.

Они пожали друг другу руки.

— Желудь.

— Знаю. Гессен сказал, что ты велел называть себя так.

— Такой обычай. В моих краях если ты маг, то не выдаешь настоящего имени.

— Странно. Но не страннее всего, о чем мне доводилось слышать. Какие аспекты используешь?

Альтсин мог бы назвать первые попавшиеся. Мягкий Песок, Черная Пыль или Пердеж Мула. Аспектов были сотни, кое-кто говорил даже, что тысячи, и порой они назывались по-разному в разных частях света. А потому никто — кроме, может, нескольких ученых, всю жизнь проводящих среди книг, — не сумел бы понять, врет ли вор.

Но вместо этого он пожал плечами. Он слишком устал, чтобы снова выдумывать нечто, а потом пытаться не забыть, что сказал.

— Те и эти. Моя гильдия не выдает своих тайн абы кому. — Он отступил на шаг и сплел руки на груди.

«Проклятие, отчего я снова это делаю?» Пока он просто носил душу Кулака Битвы, к нему приходили чужие эмоции и воспоминания, а иной раз он понимал, что смотрит на мир не так, как обычный вор, — но мог отличить это от собственного, портово-воровского «я». Но теперь? Когда он объял душу бога? Ну ладно, только ее фрагмент, но зато такой вредный. Подобное уже не могло бы произойти. Говорил или делал определенные вещи так, словно те всегда были частью его личности.

Чего, собственно, он хотел достичь, провоцируя этого офицера?

Ответ пришел сам собой. Он мог… нет, должен был убедиться, с кем имеет дело. Как лейтенант реагирует на уколы, какие у него слабости, умеет ли владеть собой…

Зачем ему было это знать?

Потому что часть его новой, разделяемой с Кулаком Битвы души рефлекторно воспринимала любого, кто носит оружие, как потенциального союзника или врага. А одних и других следовало знать.

Легкая ухмылка была единственным, чего он добился.

— Я не стану с тобой ссориться, чародей. У меня нет на это ни времени, ни желания. Ты спас моих людей, а значит, я твой должник, но не пытайся проверить, насколько большой. Начнем с простого. Ты голоден?

Проклятие, голоден ли он? Да он съел бы жареного вола, закусив того мешком вареного гороха.

— Немного.

* * *

Альтсин получил сушеного мяса и — что за неожиданность! — горсть сушеных фруктов. Проклятие, это была вкуснейшая еда, которую он пробовал когда-либо в жизни. Когда один из солдат еще и толкнул его в плечо фляжкой, до половины наполненной водкой, Альтсин был готов умереть от счастья.

— Пей. Но умеренно. После такого поста водка быстро ударит в голову. — Стражник скривил татуированное лицо в ухмылке. — Вархенн Велергорф. Десятник. Могу присесть?

Вор махнул рукой, пытаясь перевести дыхание. Ну и крепкая, зараза. Вот и славно. Когда исчезло впечатление, что кто-то ткнул ему в глотку факелом, появилось легкое послевкусие дыма и фруктов. И желание еще одной порции. Отчего бы и нет?

— Говорю же, осторожно. Если ты не ел несколько дней, то упадешь и захрапишь. — Десятник отобрал у него флягу, тряхнул и с явным одобрением кивнул. — Ну-ну. А ты неплох. Мои поздравления. Но даже меня эта водочка посылает в сон на всю ночь, а ты, уж прости, не кажешься крепким на голову.

Вокруг них кипело более-менее организованное движение, солдаты перестали нервно пересматриваться, собрались в группки по четыре-пять человек. Те, у кого были небольшие щиты, надевали их на руки, тяжелые закидывали за спину, часть арбалетчиков натягивали оружие. Альтсин не слышал передаваемых вполголоса приказов, но одно было понятно: вот-вот начнет что-то происходить.

— Идете вниз? — спросил он, рассчитывая, что сержант проговорится.

— Через несколько минут. — Горец почесал седой чуб, демонстрируя покрытые сложным рисунком ладони. — Есть несколько дел.

Двое стражников прошли между остальными, раздавая факелы и веревки. Альтсину понадобилось немного времени, чтобы сложить два и два.

— Факелы… проклятие, вы собираетесь спускаться под палубу? Внутрь корабля?

— Верно.

— Зачем?

Десятник кивнул и причмокнул с демонстративной издевкой.

— У нас есть там дело. Знаешь, обычные такие солдатские проблемы.

Вор взглянул на широкую ухмылку стражника: та затрагивала только его губы. Глаза мужчины были темными и холодными, словно воды горного озера.

— Боишься?

Улыбка исчезла, холод во взгляде остался.

— Да. Если человек в такой ситуации не говорит правды, то может умереть лжецом. Я боюсь.

Альтсин понял, что десятник искренен. Но все равно, несмотря ни на что, спустится вниз, под палубу, с остальными солдатами. А он, похоже, подбирался к решению одной из здешних загадок.

— Что тут внизу? — спросил вор.

— Встань. Покажу тебе.

Из надстройки открывался вид на весь корабль. Альтсин охватил взглядом сперва свободное пространство между кормой и средней палубой, потом — постройки, которые стояли поперек корабля, обломки мачт, нос — почти исчезающий в тумане. Боги, ну и огромная это хрень! Сколько уровней внизу? Тут могли жить двадцать или тридцать тысяч человек… Или и все пятьдесят… пятьдесят тысяч верных, плавающих на телах своих богов, день за днем питающих его молитвами и верою. Этот корабль был религиозным сообществом и одновременно живым храмом. Ничего странного, что в старые времена так трудно было одолеть Бессмертный Флот.

— Внизу, чародей. — Голос Велергорфа вырвал его из задумчивости. — Внизу.

Вор перегнулся и глянул на палубу ниже.

Сперва не мог понять, что именно он видит. Потом догадался. И вдруг внутри, в голове, не было уже Альтсина, вора, беглеца, дурака… Вдруг за глазами его словно нечто взорвалось — вулкан чистой ярости, горячий, словно внутренности солнца.

«Ты не имеешь права тут быть! Это не твой мир! Кто тебе позволил?! Как ты смеешь, мерзавец! Как смеешь!»

У него закружилась голова, и на миг казалось, что из ушей и носа польется кровь.

Хватит. Он сжал руки на деревянном частоколе так, что почувствовал, как хрустят суставы. Хватит! Заткнись!

Нашел в себе ту ледяную ярость, которая была его подругой, сколько он себя помнил, потянулся за ней и толкнул против гнева, который вырвался наружу при виде лежащих на палубе тел. Хватит!!! Спокойно! Спокойно!

И что же там, внизу?

Ответ пришел так, как порой возвращается сознание у человека, что просыпается от глубокого сна: медленной, но неумолимой силой ползущего ледника. «Я знаю, что означают эти трупы. И знаю, что их не должно тут быть».

Он оторвал ладони от дерева, с некоторой веселостью заметив, что ему удалось оставить на нем явный отпечаток. Внезапно сломанные мачты и следы боя, видимые внизу, сделались понятны и ясны. «Я знаю этот корабль, — подумал он. — Оум не дал мне его имени, но один из авендери Владыки Битв некогда вел переговоры на его палубе про условия мира с Бессмертным Флотом. Со Странниками, как их тогда называли», — поправил он себя.

После первоначальных побед считалось, что Странники уплыли за грань мира и времени, но, когда оказалось, что часть их осталась, решили, что с ними лучше договориться, чем сражаться. Переговоры происходили на его… ее палубе. «Ночная Жемчужина». Так звался этот корабль. Владыка Морей… прежде чем его авендери отказались соединяться и после братоубийственной войны возродились как Близнецы, пригласил Сосуды нескольких своих братьев и сестер на эти переговоры. «Ночная Жемчужина» была самым большим кораблем, какой остался тут, и неформально командовала остальным Флотом… Переговоры были жесткими, но честными и искренними…