Каждый день как последний
Шрифт:
— Давай я расцеплю тебе руки, — предложила Лида.
— Как? Есть ключ?
— Есть топор. — Он уставился на нее с неподдельным ужасом. — Перерублю цепочку, и ты сможешь хотя бы руки развести.
— А ты попадешь?
— Да.
— Даже не поранив меня?
— Подумаешь, отрублю один пальчик. Что с того? У тебя еще девять останется…
— Шутишь?
— Конечно, шучу. Давай, клади руки на подоконник.
— Нет, я лучше подожду. Ведь вы наверняка вызвали полицию?
— Вызвали, — ответила Дина, зайдя в комнатушку. — Наряд прибудет в ближайшее
— Я умираю от жажды, — пожаловался Кен. — Ни у кого нет воды?
— Из-под крана не пойдет? — спросил Паша.
— В доме нет водопровода, — покачала головой Дина. — Как и туалета. Но неподалеку есть колонка. Давай схожу, наберу. Только емкость надо найти…
— В подвале валялись пустые бутылки, — припомнила Лида.
— Но они грязные! — возмутился Кен. — Нет, я лучше потерплю. — Но так шумно сглотнул, что всем стало ясно: он не преувеличивает и его жажда очень сильна.
— Я поищу что-нибудь… — выпалила Дина и покинула дворницкую.
Кухни в доме были общими. На первом этаже и на втором. Дина, включив фонарь на телефоне, двинулась по коридору в сторону кухни. Та оказалась просторной, но с очень низким потолком и без двери. На втором этаже была другая: узкая, длинная, зато рослому отцу Дины не приходилось съеживаться, заходя в нее. В нижней же потолок чуть ли не давил ему на макушку. Дом достраивался и перестраивался после революции, в него хотели заселить как можно больше людей, вот и получился совершенно невозможный проект.
Дина зашла в кухню, осветила ее фонариком. Две кошмарного вида старые газовые плиты, стол, на стене шкафчик без дверок. Вот и все, что осталось. Жильцы все вывезли, съезжая отсюда. В том числе и посуду.
Дина ушла из кухни ни с чем. Даже банки пустой не нашлось. Она собиралась вернуться в дворницкую, но остановилась возле лестницы. Сейчас та выглядела еще более зловеще. Облупившаяся краска, под которой скрывается потемневшее, похожее на запекшуюся кровь дерево, покореженные перила, крутые покосившиеся ступени, уходящие в темноту.
Б-р-р-р-р…
И все же Дина решила подняться по лестнице. Вдруг на их кухне найдется какая-нибудь посудина?
Перемахнув первую ступеньку, а заодно и вторую, она опустила ногу на третью. Та противно скрипнула под ее весом. Но не треснула, что уже хорошо.
Очень осторожно, с оглядкой, Дина стала подниматься.
Преодолев лестницу, облегченно выдохнула. Пусть моральных усилий было потрачено меньше, чем в детстве (порой она оставалась в комнате на весь день, лишь бы не спускаться, а потом не подниматься), а все равно хорошо, что все позади.
Кухня находилась в десяти детских шагах от лестницы. Маленькая Дина вбегала в нее и хватала что-нибудь вкусненькое, чтобы порадовать себя.
Взрослая Дина сделала всего четыре шага и оказалась у двери — в их кухне она имелась, потому что проем был стандартный. Она очень пригождалась, когда соседка запекала в духовке мойву. На вкус рыба была хороша, все ее ели, но воняла она преотвратно.
Дине на миг показалось, что этот дух не покинул дом, он по-прежнему
витает в воздухе.Она толкнула дверь и хотела уже войти, но отшатнулась. На полу лежал человек. Ногами к двери, головой к окну. Узкая и длинная, как кишка, кухня напоминала гигантский гроб, и человек лежал в нем, готовый к выносу.
Ногами вперед.
Дина, вытянув руку с фонариком, сделала шаг…
То, что перед ней женщина, было очевидным. Изящные ботинки на высоком каблуке не позволяли в этом сомневаться. Теперь Дина видела не только их, но и тело, и лицо…
Она узнала его.
Дельфия!
— Все сюда! — закричала Дина. — Наверх!
Послышались топот и крик:
— Что случилось?
— Здесь Дельфия! И она мертвая…
Скрип лестницы стал оглушительным, по ней поднимались сразу трое.
— Где ты? — услышала она голос Паши.
— Четыре шага направо. Открытая дверь.
Они подбежали к ней и столпились на пороге.
— Что с ней?
— Говорю же, мертва. — Дина успела прикоснуться к Дельфии, тело ее почти остыло.
— Вот почему я не слышал, как она покинула дом, — сказал Кен. Он не держал рук за спиной. Значит, он доверился Лиде, и она перерубила цепочку топором.
— От чего она умерла? — выглянула из-за мужских плеч Лида.
— Не знаю. — Дина внимательно осмотрела труп. — Никаких видимых повреждений. Ни ран, ни синяков, ни ссадин.
— Так просто взяла и умерла?
— С людьми ее возраста такое бывает, наверное… ей же лет семьдесят.
— Нет, ей тридцать один, — сказал Паша. — Я узнал об этом от Казиева. У нее редкое генетическое заболевание…
— Синдром Хатчинсона-Гилфорда, — пробормотала Лида. — Я смотрела документальный фильм про это отклонение.
— А я художественный. Там еще играет Робин Уильямс. «Джек», кажется.
— Такие люди обычно не доживают и до двадцать пяти. Умирают совсем юными. Уйти в тридцать один — это не так уж и плохо… Не мучаясь, опять же.
— Да, всего лишь помучив других, — хмуро проговорил Кен.
— А это что? — Лида указала на бутылочку, валяющуюся подле тела. Дина протянула к ней руку, но Паша остановил ее:
— Ничего не трогай!
Тогда она нагнулась и понюхала горлышко.
— Какой-то имбирный напиток. Но с долей алкоголя. Пахнет спиртным.
— О нем она говорила с тем человеком, что ей звонил при мне! — вспомнил Кен. — Тот что-то спросил, а она ответила: «Да выпью я твое пойло, не переживай… И еще знаю, что оно успокаивает. Да, да, прямо сейчас…»
— Пойло отравленное? — предположил Паша.
— Не стоит этого исключать.
— Сестры убрали свою «маму»?
— О чем ты? — не понял Кен.
— Она верховная жрица секты мужененавистниц, — разъяснил Паша.
— Ах вот оно как… И что за обряд они хотели провести со мной? — Кена передернуло. — Кастрации?
— Боюсь, что тебя собирались умертвить. Хотя не исключаю, что сначала тебя бы кастрировали.
Кен с ужасом уставился на Пашу.
— Эй! — раздался Лидин возглас. — Что там у Дельфии в кармане брюк светится?