Каждый день как последний

Валяющийся на полу мобильный затренькал.

Козлик увидел пропущенный вызов от нее? Что ж… Пока она не передумала, пусть приезжает!

Подняв телефон, Лида поднесла его к уху:

— Слушаю.

Зазвучал голос, но не мужской.

— Это Лидия?

— Да.

— Я Нелли.

— Кто?

— Ну Нелли. Я жила у вашей тети. Мы с вами познакомились, когда вы к ней пришли…

Лида хорошо помнила тот день. После того как она явилась в нотариальную контору, вызов из которой получила, и узнала, что никакого завещания ей не оставлено, то сразу поехала к тетке. Решила, что это ее злая шутка. Сестра матери всегда была противной бабой, а уж с возрастом ее характер еще больше испортился.

Дверь ей открыла полная черноволосая девушка. Очень приятная, с добрым лицом Не та, которую Лида помнила. То есть тетка избавилась от предыдущей приживалки и завела новую. И теперь пила соки из нее.

Родственницы поцапались. Лида послал тетку по известному адресу и покинула квартиру, хлопнув дверью. Нелли выбежала за ней.

«Зачем вы так с ней? — с укором произнесла девушка. — Она же больной человек. Ей нельзя нервничать».

«Да она уже двадцать лет помирает, все помереть не может! — зло парировала Лида».

«А вам бы этого хотелось?»

«Мне все равно!»

«Ей жить осталось всего ничего…»

«Да она еще на моих похоронах простудится!»

Лида зашагала по ступенькам вниз.

«Оставьте телефон свой, пожалуйста», — крикнула ей вслед Нелли.

«Зачем?»

«Если что-то случится, я вам сообщу».

Она продиктовала свой номер, лишь бы Нелли отстала.

И вот она звонит ей.

— Я вспомнила вас, Нелли. Что вы хотите?

— Ваша тетя при смерти.

— Да ладно! Полежит пару часов, привлечет внимание, заставит попрыгать вокруг себя кучу народа и оживет.

— Нет, она правда умирает. Уж я-то знаю, пережила много ее постановочных приступов. Сейчас она в больнице, к ней пока пускают. Не желаете приехать, проститься?

— Нет.

— Пожалуйста… — В голосе девушки послышались слезы. Какая все-таки добрая… Бывают же такие! — У нее ведь близких в городе нет. А я не в счет. Я чужая…

Лида мысленно исторгла возмущенный рык, но вслух сказала:

— Ладно, приеду. На пять минут.

— Спасибо…

Нелли что-то еще лепетала, но Лида не стала слушать. Отключилась.

«И зачем я согласилась? — ругала она себя, переодеваясь. — Что заставило меня сделать это? На тетку мне плевать, на эту Нелли — вообще с высокой колокольни! И добренькой или правильной я казаться не хочу…»

Так и не найдя ответа, Лида покинула квартиру.

До единственной в городе больницы ехать надо минут двадцать. Лида быстро поймала машину, назвала адрес. Обычно она ездила даром. Просто любезничала с водителем, и он не брал с нее денег. Но сегодня она была не в том настроении. Когда добрались до места, она сухо спросила, сколько. Ей назвали цену. Конечно, завышенную. Но Лида не стала «бодаться», отдала деньги и вышла.

Тетку она нашла в отдельной палате (та любила болеть с комфортом, уж если лежала в больнице, то в числе ВИПов). У ее кровати дежурила Нелли. Увидев Лиду, она просияла.

— Ваша тетя спит сейчас. Слабая очень. Но вы посидите, она проснется скоро. Пить постоянно хочет. Вода вот… — Нелли указала на тумбочку, на которой стояла большая бутылка воды и стакан. — А я пока схожу перекушу. Тут круглосуточный буфет.

И она удалилась, оставив Лиду наедине с умирающей теткой.

О да, теперь она не сомневалась, что той осталось немного. Сестра матери всегда выглядела изможденной и больной, но не такой опустошенной. Может, она работала на топливе, именуемом «злость», и теперь оно израсходовалось. Ее «бак» опустел. В нем ничего не осталось, даже злости…

— Пить… — прохрипела тетка, разлепив потрескавшиеся губы.

Лида взяла бутылку и налила воды в стакан. Руки почему-то подрагивали.

Она напоила умирающую, та с облегчением выдохнула:

— Хорошо… — И улыбнулась. Да так довольно, как никогда. — Лидка, ты это? — спросила потом.

— Я.

— И чего приперлась?

— Нелли позвала.

— Хорошая она.

— Очень. Надеюсь, ты не кинешь ее с завещанием? — Она подозревала, что тетка может.

— Нет, квартира ее. — И, ткнув морщинистым пальцем в Лиду, припечатала: — А не твоя!

— Да не нужна мне она, — устало отмахнулась та.

— А что нужно?

— От тебя? — фыркнула Лида.

— Да вообще… От жизни.

— Тебе правда интересно?

— Да. Я тебя никогда не понимала. Да и не пыталась, признаю. Но другие сами открываются. А ты нет. Знаешь, я тут фильм смотрела по телевизору. С большим таким мужиком! Челюсть у него еще выдвинута… Негер какой-то.

— Чернокожий?

— Да нет. Фамилия такая. Негер. А зовут как-то на букву «Ш». Шарль. Или Шульц.

— Шварценеггер? — выдала бредовое предположение Лида.

— Точно. Шварц Негер. И вот он там, чтоб мысли его не читали, бошку чем-то обматывал. — Лида вспомнила фильм. Назывался он «Вспомнить все». Недавно его пересняли с новыми актерами. — У тебя башка будто постоянно обмотана, понимаешь? Вот и спрашиваю. Чего ты хочешь?

— Любви, наверное, — задумчиво протянула Лида. — Не видела я ее ни от кого… Все, что угодно, только не любовь…

Неожиданно она почувствовала прикосновение. Это тетка сжала ее кисть.

— Я тебя понимаю, — проговорила она. Затем жестом показала, что опять желает попить. Когда утолила жажду, продолжила: — Думаешь, я всегда была такой?.. Кикиморой? Нет, цветочком нежным была. Одуванчиком пушистым…

И такие глаза у тетки сделались, когда она говорила об этом, что Лида ей поверила.

— Я из деревни уехала в пятнадцать. Поступила в училище при заводе. Отучилась, диплом получила. На работу меня взяли, дали комнату в общежитии, бараке в старом рабочем поселке. Ничего особенного, но мне там нравилось. На танцы мы ходили с девочками, хохотали до упаду с парнями. Но я ничего не позволяла себе. Никаких вольностей. В отличие от матери твоей скромной была. А наших заводских такие недотроги не интересовали. К тому же я красотой не блистала. Ни лицом, ни фигурой не вышла. Поэтому, кроме хохотунчиков, ничего и не было у меня с ребятами. А хотелось любви. И вот однажды знакомлюсь на улице с одним. Не чета нашим, спокойный, интеллигентный, обходительный. Не то что мата, грубого слова не слышала от него. И красавец. Вот прямо красавец! Рост, лицо, руки изящные, с ногтями аккуратными. Ухаживать за мной начал. Но мы не целовались даже. За ручку только он меня брал иногда. И все. И я считала, что хорошо это. Значит, намерения у него серьезные.

— И долго вы встречались?

— Да. Полтора года. Меня и мать его знала. Сначала недовольна была мной. Считала, не пара я ее умнице-сыну. А потом приняла.

— Так что же вас разлучило?

— Извращенцем он оказался. Педофилом.

— Да ты что?

— Вот так вот… Детки его возбуждали маленькие. Пять, семь, девять лет. Любого возраста. Он подглядывал за ними на пруду. Касался, если проходил мимо. За конфетку просил трусики снять…

— Тварь какая.

— Да… Но эту тварь вскоре перестали удовлетворять невинные шалости. Он напал на девочку, чтобы изнасиловать.