Каждый его поцелуй

Миссис Эббот улыбнулась в ответ.

– Я поняла вас, сэр.

– Превосходно, – сказал Дилан. – А теперь оставьте нас.

Не переставая ухмыляться, домовладелица присела в реверансе. Грейс подумала, что сгорит со стыда.

– Что вы наделали! – взорвалась она, как только миссис Эббот скрылась из виду. У неё чесались руки запустить ему в голову апельсином.

– Я заплатил ей, потому что это было целесообразно. Только и всего. Почему вас волнует, что она подумает?

– Потому что теперь миссис Эббот считает, будто я приму любого мужчину, которого она решит послать ко мне в комнату, – парировала Грейс, её начинало тошнить от одной этой мысли. – Пока находится в доле.

– Нет, она так не поступит. Не теперь.

– Почему? Потому что вы заплатили ей на три фунта больше, чем я задолжала, чтобы получить возможность приходить и уходить, когда вам заблагорассудится? Вы не имели права так поступать, и я по-прежнему надеюсь, что вы заплатите и мне те лишние три фунта.

Он издал нетерпеливый возглас.

– Где ваша комната? Я не собираюсь вести разговоры там, где ваша непристойная домовладелица может нас подслушать.

– Если она и повела себя непристойно, это ваша заслуга. Благодаря вам она считает меня проституткой!

– Нет, она считает вас содержанкой.

Грейс невесело усмехнулась.

– А есть разница?

– Определённо. Содержанки стоят дороже. И у них только один покровитель. Поскольку вы находитесь под моей защитой, можете не опасаться других джентльменов, которых может к вам послать домовладелица, по крайней мере, на данный момент. Дайте ключ.

Конечно, он был прав. Грейс протянула ему ключ.

– Последний этаж. И вы не мой покровитель. И никогда им не станете.

Мур не ответил. Он направился вверх по лестнице, Грейс последовала за ним по пятам. Оказавшись у двери её крошечной комнаты, Мур отпер замок, а когда они вошли внутрь, закрыл за ними дверь, повернул засов и вернул Грейс ключ.

– Ну вот, теперь мы можем поговорить наедине.

Именно это её и настораживало. Не сводя с Мура взгляда, она поставила корзину с апельсинами у двери на единственный стул в комнате. Он был ветхим, и на нём уже облупилась краска. Грейс повесила плащ на крючок на стене и положила ключ в карман юбки.

Мур тоже снял мокрый плащ и бросил его поверх корзины с апельсинами. Затем снял перчатки, оглядывая окружающую обстановку: балочный потолок, старую, обветшалую мебель, узкую проржавевшую кровать под окном и тонкий соломенный матрас.

Он бросил перчатки на плащ и снял пиджак. Затем развязал галстук и потянулся к верхней пуговице рубашки.

– Вы решили, что я уже приняла ваше непристойное предложение ещё до того, как его сделали! – вскричала Грейс. – У меня и в мыслях не было его принимать. Убирайтесь.

– Я ничего не решил, – ответил он, проигнорировав её приказ уйти. – Грейс, вы понятия не имеете, как раздражают насквозь промокшие галстук и высокий воротничок. Поскольку я заплатил за это время, то намерен провести его в комфорте. Вот и всё. – Он расстегнул две другие пуговицы на рубашке, разгладил жилет и расправил манжеты. – Возможно, нам следует присесть?

– Когда кроме как на кровать присесть больше некуда? Думаю, не стоит.

Он пожал плечами и обошёл Грейс.

– Стойте, если хотите, но я не спал два дня и намерен присесть.

Она настороженно наблюдала за тем, как он воплощает слова в действия. Должно быть, Мур прочитал в её глазах растущее опасение, потому на его красивом опустошённом лице появилось почти нежное выражение.

– Грейс, я дал вам слово.

Она прижалась спиной к двери.

– Переходите к делу.

Он откинулся назад, перенося вес тела на руки, и сказал то, чего она ожидала услышать меньше всего.

– Что вы знаете о работе гувернантки?

Глава 4

Грейс уставилась на бесстыдника, развалившегося на её кровати.

– Гувернантка?

– Да, для моей дочери. – Он искоса взглянул на Грейс. – Вы удивлены. Ожидали предложения другого рода?

– Если и так, вряд ли меня можно за это винить. У вас и правда есть дочь?

– Да. Изабель восемь лет.

– Но... – Грейс замолчала, издав смешок. Бред, да и только, особенно учитывая, какое предложение она ожидала услышать. – Вы ничего обо мне не знаете и собираетесь доверить своего ребёнка?

– Вы спасли мне жизнь. Меньшее, чем я могу отплатить, – это спасти вас от нищеты. Музыканты, с которыми я разговаривал, прекрасно о вас отзывались.

– Но почему вы решили, что я гожусь на роль гувернантки?

– Вы играете на скрипке, значит, вероятно, у вас были учителя музыки. Вы умеете читать ноты. Вы сказали мне, что видели, как я дирижировал на концерте в Зальцбурге. Хотя вы и работали уборщицей, а теперь продаёте апельсины на улице, я сомневаюсь, что ваше материальное положение всегда было таким тяжёлым, как сейчас. Судя по тому, как вы двигаетесь, ходите, говорите, могу предположить: вы женщина дворянских кровей. Из Корнуолла. Я понял это по вашему говору. Думаю, у вас тоже в детстве имелась гувернантка.

Все его предположения попали в цель. То, что мужчина, особенно этот, дал такую точную оценку её личности, привело Грейс в замешательство.

– Я и не знала, что меня так легко разгадать.

– Не легко. Просто я из тех, кто многое подмечает.

– В женщинах. Да, я в курсе. – Всё же Грейс заинтересовала ситуация с его дочерью, поэтому она спросила: – Разве нанимать гувернантку положено не матери ребёнка?

Выражение его лица не изменилось.

– Мать Изабель умерла.

– Вы, несомненно, можете найти профессиональную гувернантку через знакомых или агентство. Зачем предлагать эту должность мне?

– Потому что я так хочу.

– Осмелюсь заметить, что для вас это всегда веская причина.

Мур улыбнулся. И эта порочная улыбка говорила исключительно о непристойных намерениях.

Грейс повидала мир, побывала замужем за страстным, искушённым мужчиной. Она знала всё, что касалось акта физической любви между мужчиной и женщиной, но по какой-то необъяснимой причине улыбка Дилана Мура заставила её покраснеть.

"Боже мой, – с тревогой подумала она, – я не краснела с тех пор, как была совсем юной".

– Гувернантка, как же, – пробормотала Грейс.

Мур вытянулся во всю длину на кровати и подпёр рукой щёку. С растрёпанными, рассыпавшимися по плечам волосами, едва проступающей щетиной, загадочными тёмными глазами, обрамлёнными роскошными чёрными ресницами и этой улыбкой, он выглядел во всех отношениях дьявольским кутилой из бульварных газет. И он это знал. У него напрочь отсутствовало чувство стыда.

– Грейс, – тихо произнёс он, словно пробуя имя на вкус. Будто лаская. Её щёки вспыхнули ещё сильнее, а скованность в теле сменилась другим ощущением. Так же неожиданно, как и прошлой ночью, внутри разгорелся пожар.