Каждый за себя
Шрифт:
Собеседник кивнул и нажал кнопку селектора:
– Дженис, принесите кофе. На троих, – после этого старший инженер устало помассировал переносицу и, наконец, сказал: – Этот образец я очень хорошо помню. Можно сказать, мое личное фиаско. Программирование человека, знаете ли, дело непростое с множеством разных побочек и факторов, ослабляющих или неожиданно усиливающих… – инженер осекся, поняв, что к сути дела его рассуждения не относятся, усмехнулся и, откинувшись в кресле, сказал: – Видите ли, в чем дело. Биоматериал казался очень перспективным. Уж не знаю, что там у девчонки было в прошлом, но личность незаурядная – озлобленности
Негромко хлопнула дверь, вошла секретарша с подносом, расставила чашки, сахар, разложила салфетки, после чего так же бесшумно удалилась.
– Прошу вас, – кивнул мистер Дэвидсон гостям. – Так вот, когда стали исследовать мозговую активность, оказалось, что риск срыва и потери управляемости у образца слишком высок. Я, конечно, все равно рискнул, но результат получился обратным – полная инфантильность. Началась личностная стагнация, рефлексы замедлились… Поэтому в образец залили ложную память, которая объясняла общую психоэмоциональную подавленность и соответствовала качеству новой личности. Получили в итоге крепкую посредственность в постдепрессивном состоянии.
Эледа отставила чашку с кофе и сказала жёстко:
– Одним словом, стальной стержень агрессии вы сломали, но ничего нового столь же яростного создать не смогли, лишь превратили перспективный образец в хлам?
Спайк Дэвидсон ответил:
– Агент Ховерс, изменение структуры личности – это вам не лепка колбасок из пластилина. Человеческий мозг материя тонкая. Вторгаться в его работу – всегда риск. А образец психологически был крайне нестабилен. Крайне. Агрессивен сверх меры, ожесточен, плюс в пубертатном возрасте, что усугубило риски. И, к слову, о профессиональных ошибках. У нас тут огромная структура, которая прекрасно работает. Отбраковка же, смею напомнить, есть в любом производстве.
Ленгли усмехнулся:
– Мистер Дэвидсон, я не стану объяснять вам истинную причину нашего интереса, но, уверен, вы представляете, какие дела в моей компетенции… Так вот, нам крайне необходимо отыскать «образец номер две тысячи шестьдесят восемь, названный после стабилизации Айей Геллан». Причем желательно живым и здоровым. А поэтому нам важно знать подробности о работе с девочкой. Все подробности. Если ваша информация поможет нам в поисках, то обещаю упомянуть об этом при докладе директору.
Главный инженер дрогнувшей рукой потер лоб, затем снова нажал кнопку селектора и сказал в микрофон:
– Принесите мне медицинскую информацию по образцу номер две тысячи шестьдесят восемь. И скажите Эрику, чтобы не копался.
* * *
Старикашка, открывший девушкам дверь, был весьма неприятного вида – сутулый, тощий, с огромным мясистым носом, кустистыми бровями и блестящей лысиной, которую обрамляли жидкие седые кудри. В руках хозяин магазина держал дробовик, а на посетительниц
смотрел крайне недобро.– Гершель, – ухмыльнулась Алиса, отводя пальцем направленный в грудь ствол. – Постоянных клиентов так не встречают.
– Ты, фря косматая, мне прошлый раз всю душу вынесла со своим фартуком. Входи.
Дедок посторонился, и покупательницы зашли в небольшую, но хорошо протопленную и ярко освещенную комнатушку с ростовым зеркалом на стене, кривоватой стойкой ресепшна, отгораживающей дверь в соседнее помещение, и потертым, но вполне уютным креслом в углу.
– Чё надо? – спросил старик, запирая дверь на мощный засов и ставя дробовик у порога. – Если опять фартук, то лучше сразу иди отсюда.
– Нет, – отмахнулась Алиса. – Не фартук. Вот, гляди, какую красавицу привела.
Старик окинул Айю мрачным взглядом, и было видно, что ничего красивого он в ней не видит и не увидит, даже если ему предложат увеличительное стекло.
– И чего?
– Надо ее нарядить. Чтоб тоже стала похожа на человека с глубокой психической травмой, – сказала Алиса, не замечая удивленного взгляда спутницы.
– Насколько глубокой? – уточнил старик, наматывая на палец вытащенную из кармана мерную ленту.
– Ну, приблизительно… – Леди МакГи смерила стоящую рядом девушку пристальным взглядом и заключила: – Приблизительно, как та задница, в которой ты оказался четыре года тому назад. Можно и глубже.
Гершель плюнул и выругался.
– Есть платье императрицы из херова театра. Пойдет?
Алиса уже открыла было рот, чтобы одобрить, но Айя, которой предстояло это надеть, заартачилась.
– Нет, не надо платье! В нем неудобно, – пояснила она, поворачиваясь к Алисе. – Я ж не Доктор Куин, я такое носить не умею…
– Вы определитесь уже, чё вам надо, – разозлился старик. – Психические травмы обнажить или комплексы запрятать? Щас покажу кой-чего.
И он скрылся за стойкой ресепшна, а Алиса беспечно плюхнулась в кресло:
– Наряд должен быть чудным, учти. Керро чётко сказал: чем страннее, тем лучше.
– Я помню, – ответила Айя. – Но надо ведь, чтобы удобно… и функционально еще.
Ее собеседница махнула рукой, мол, дело твое, однако добавила:
– Не будет странно – за нашу не сойдешь. И Керро подставишь.
– Я помню, – упрямо повторила Айя.
– Вот! – торжествующе провозгласил вернувшийся Гершель и бросил на стойку ресепшна что-то ярко-алое, пушистое, невероятного объема: – Куда уж страннее. Года два лежит, никто не берет. Меряй.
И он подтолкнул алое нечто изумленной девушке. Та протянула руку, с недоумением касаясь жёсткой ткани.
– Это… это что?
– А чёрт его знает! – искренне сказал хозяин магазина. – Хрень какая-то.
– Берём! – подскочила с кресла Алиса. – Это вот точно берём!
…Они возились около двух часов, подбирая то одно, то другое и за каждой вещью Гершель уходил в дверь за ресепшном, принося весьма нескоро, а иногда и не принося, лишь сварливо извещая:
– Продал.
Везло, если отыскивалась альтернативная замена. Если же таковой не было, приходилось ломать голову. Однако через два часа довольная Алиса созерцала плод Айкиной больной фантазии.
– Я ведь говорила, что ты тоже с отклонениями! – сказала леди МакГи с таким торжеством, словно только что выиграла пари.