Казначей общака

План Глеба Ивановича показался Шельме не без изъянов: например, это нелепое сообщение по телефону, вместо того, чтобы немедленно покинуть квартиру. Он даже подумал, не попробовать ли ему улизнуть по дороге, что-то уж гражданин начальник обходительным стал. Но, подумав, решил не торопиться и возникшие подозрения списал на собственную мнительность, которая перед каждым выстрелом разъедала его как ржа.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль за дверью послышались неторопливые шаги. Шельма ждал их.

– Выходь! – негромко, но очень внушительно проговорил верзила под два метра ростом и совершенно лысый, как баскетбольный мяч.

Этого прапорщика боялись все законные. Кроме невиданной силы, он обладал куриным интеллектом и каждый косой взгляд, брошенный в его сторону, воспринимал как личное оскорбление. Его кулаки, больше смахивающие на огромные кувалды, никогда не разжимались, и он стучал ими по макушкам ослушавшихся зэков с такой силой, как будто заколачивал дюймовые гвозди!

Несмотря на убогий ум, он сумел вывести в этой жизни главную формулу – почитать непосредственного начальника, как если бы это был его собственный родитель. И своими стараниями больше напоминал сторожевого пса, готового служить даже за трижды обглоданную кость.

Хозяину прапорщик Коваль был предан необычайно. Об этом знали все. Он был посвящен в некоторые из хозяйских тайн, но полковник Ковров был в нем абсолютно уверен, зная, что ни одно слово не выйдет на божий свет, даже если бы их тянули из прапорщика раскаленными щипцами.

Надзиратель улыбнулся. Наверняка прапорщик думал, что обладает располагающей улыбкой. Но каждый, кто видел его щербатый рот с огромными, почти лошадиными зубами, выступающими из-под толстых губ, замирал от животного ужаса.

Шельма вышел и, как того требовал порядок, заложил руки за спину. Ничего не должно меняться, для всех он обыкновенный заключенный. За спиной, в шаге от него, деловито позвякивал связкой ключей прапорщик Коваль.

Вышли во двор.

В самом углу стояло несколько легковых машин. Среди них выделялся японский минивэн, почти новый. Он принадлежал полковнику Коврову. Похоже, что отношение к личной собственности хозяина было трепетное, и даже караул держался от машины на таком почтительном расстоянии, как будто автомобиль был нашпигован взрывчаткой по самую крышу.

– Ляжешь на пол и чтобы не дергался! – строго предупредил Коваль, открывая дверцу.

Шельма молча кивнул, подумав о том, какой страх нагоняет на заключенных двухметровый олигофрен.

Хозяин уже был в кабине и нетерпеливо постукивал пальцами по баранке.

Шельма послушно распластался на полу, прапорщик молчаливо взгромоздился в кресло, едва не касаясь огромными ботинками его лица.

Ехали долго. Дважды Шельма пытался приподнять голову, но Коваль, очевидно, следуя строгим инструкциям хозяина, вжимал башмаком его голову в пол, как будто бы давил ядовитую гусеницу.

– Выходь, – наконец хмуро распорядился прапорщик. Этот детина не изменял себе, он был лаконичен, как строевая команда.

– Может, переоденусь? – сказал, приподнимаясь, Шельма, показывая на свой спортивный костюм, протертый сразу в нескольких местах.

– А ты у нас и без того красавец, – неожиданно расхохотался Коваль и уже строго, насупив косматые брови, продолжил: – Не дури у меня тут, Глеб Иванович ждет.

Шельма, на секунду зажмурившись от яркого солнечного света, вылез из машины. На мгновение его всецело захватило ощущение воли. Но, натолкнувшись на жестковатый взгляд полковника, он понял, насколько иллюзорно было его представление о воле. Наверняка за ним присматривает вооруженный наблюдатель, который будет воспринимать каждое его движение в сторону как попытку к побегу.

Полковник не сказал ни слова, отвернувшись, он притопил газ, и минивэн мягко тронулся, оставив Шельму в полнейшем одиночестве. На миг его вновь посетила безрассудная мысль: а не ломануться ли через кустарниковые насаждения прямехонько в близлежащий переулок? Он даже сделал невольное движение, повинуясь внутреннему порыву. Но у соседнего подъезда сидели двое мужичков и мирно разговаривали между собой, посматривая в его сторону. У каждого из них была довольно неприметная внешность, как раз такая, какая бывает у людей, способных расстрелять в любого половину обоймы. Смирившись, Шельма шагнул в подъезд.

Важно действовать без спешки, ничто так не бросается в глаза, как суетливость.

Он вышел из лифта на седьмом этаже и вовремя успел отвернуться от молодой пары, а когда они, смеясь, спустились площадкой ниже, поднялся еще на один этаж.

По сторонам старался не смотреть; всем известно, что бдительность соседей не знает границ и, возможно, через дверные глазки за ним сейчас пристально наблюдают.

Металлическая дверь открылась легко, без малейшего скрипа, так же легко затворилась. Хоть в этом постарались. Такая досадная мелочь, как громыхание железным полотном, может очень здорово осложнить ситуацию.

Шельма прошел в комнату. Обыкновенная типовая квартира с минимумом мебели. Правда, чисто, но это уже неважно. На журнальном столике светло-серый, слегка поцарапанный телефон. Здесь же у двери коричневый «дипломат», немного подальше – второй. Шельма посмотрел на часы – до выстрела оставалось полчаса, не так уж и много, чтобы подготовиться основательно.

В «дипломате» должны быть перчатки. Шельма щелкнул замками. Так оно и есть, в небольшом кармашке лежали тончайшие кожаные перчатки – специальные, в которых пальцы не потеют. Шельма тщательно натянул их, краем скатерти вытер на ручке «дипломата» возможные отпечатки пальцев. Вот теперь, братцы, вы меня не достанете!

Он открыл второй чемоданчик. В нем, разобранная на отдельные части, лежала «СВД». Надо заметить, не самая совершенная вещь, приходилось знавать и получше. Могли бы и позаботиться, если не желают проколов. Ну да уж ладно!

Шельма собрал винтовку, установил оптический прицел и посмотрел на часы – сорок пять секунд. Можно было бы и побыстрее, но куда спешить, ведь не солдат-первогодок.

Чуть приоткрыв шторы, Шельма посмотрел вниз. Надо отдать должное полковнику Коврову – место было выбрано идеально. Отсюда под контролем можно было держать улицу в обе стороны, а уж проследить за пятачком возле бара и вовсе никакого труда.

Шельма слегка приоткрыл окно – потянуло вечерней прохладой. Хорошо! Это не затхлость переполненных камер. У стола два стула – грязные. Один – высокий, с длинной узкой спинкой, явно изъятый из какого-то новомодного гарнитура; другой – обыкновенный, с широким и мягким сиденьем.

Шельма остановился на втором, предварительно проверив его на крепость, – не хватало еще, чтобы мебель развалилась на куски в момент выстрела. Поерзал малость для проверки. Теперь порядок. Взял винтовку осторожно, словно хрупкую женщину, и посмотрел в сторону бара через оптический прицел. Видимость идеальная, при желании можно расстреливать даже мух, кружащихся над урной.