Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

Халтурин, видя товарища в беде, спрыгнул с козел, но зацепился кафтаном за ось колеса и упал. Вскочив, он выхватил револьвер и, стреляя в набегавших, старался помочь Желвакову добраться до пролетки.

У Желвакова кончились патроны, и он стал отбиваться кинжалом. Еще несколько шагов — и они бы встретились, но в этот миг на Халтурина сзади насели околоточный и солдат пограничной стражи.

Желваков на мгновение остановился, чтоб вытащить запасной револьвер, но его сбил бегущий сзади здоровяк, навалился тяжелым мешком, захрипел:

— Вяжи!

Тут же несколько человек схватили его за руки, вырвали кинжал…

Халтурин, вырываясь из цепких рук, взглядывал на откос, ища глазами Клименко, но того нигде не было видно. Он словно канул в воду…

Пока внизу шла перестрелка и борьба, вокруг генерала собралась толпа. Какая-то дама истерично кричала:

— Воды! Скорее воды!

Адъютант вытащил платок и, приложив его к ране генерала, пытался остановить кровь.

Прибежавшие на крики и стрельбу городовые и военные пытались оттеснить любопытных. Вскоре в окружении целой свиты офицеров появился генерал-адъютант Гурко.

— Есть ли тут врач? — строго спросил он.

— Есть, ваше превосходительство.

— Пропустите!

Военный доктор подошел, пощупал пульс, заглянул в потухшие глаза Стрельникова.

— Ну что, есть ли надежда спасти?

— Нет, ваше превосходительство! Гурко снял фуражку.

— Полковник, распорядитесь отнести тело генерала в «Петербургскую гостиницу». Дайте знать прокурору, судебному следователю и судебно-медицинскому эксперту.

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— Действуйте!

Гурко надел фуражку и мимо расступившейся толпы пошел к губернаторскому дворцу.

4

Связанных террористов привели в полицейский участок и заперли отдельно. Дежурный пристав, не добившись от них никаких показаний, сам помчался на извозчике докладывать полицмейстеру.

Вскоре приехала черная тюремная карета, и террористов под казачьим конвоем перевезли в тюремный замок, посадили в башню.

Допрос начался, когда уже стемнело, и продолжался до полуночи. Арестованные не только отказались назвать соучастников и организаторов покушения, но даже не сказали своих подлинных имен.

Халтурин показал, что паспорт на фамилию Добровидова — поддельный и что настоящая его фамилия Степанов, а зовут Константином Ивановичем.

Желваков назвался дворянином Николаем Сергеевичем Косогорским.

Паспорта на имя Степанова и Косогорского были изъяты при аресте, но следователи им не верили.

Арестованных провели в соседний кабинет, где сидел генерал Гурко, полицмейстер и- градоначальник.

— Ну-с, так как же ваша настоящая фамилия? — обратился Гурко к Желвакову.

— Я вначале хочу услышать именно от вас, генерал, удалось ли спасти Стрельникова?

— Вас мучит раскаяние? Нет, молодой человек. Стрельников, к сожалению, умер. Злодейски убит!

На лице Желвакова мелькнула улыбка.

— Значит, мы выполнили свой долг. Теперь можете делать со мной что угодно, больше я ничего не скажу.

— Уведите его, — распорядился Гурко. Желваков, тепло взглянув на Халтурина, гордо пошел впереди конвойных.

— Ну-с, а вы? — погладив седые подусники, Гурко взглянул на Халтурина. — Что можете вы добавить к своим показаниям?

— Я приехал…

— Откуда приехали? — прервал полицмейстер резким криком.

— Я приехал вести пропаганду среди рабочих, — продолжал Халтурин, повысив голос.

— А я спрашиваю, откуда приехали? — злобно остановил полицмейстер.

Гурко сделал знак рукой. Полицмейстер умолк.

— Продолжайте!

— Я вел пропаганду среди рабочих и надеялся возродить союз русских рабочих.

— Зачем?

— Чтобы рабочие могли организованно бороться за свои права.

— Ваше превосходительство! — вмешался следователь. — Вот документы, изъятые у арестованного: «Устав Одесской рабочей группы» и прокламации.

Гурко посмотрел и снова поднял глаза на Халтурина, который казался спокойным, хотя его била нервная дрожь.

— Ну-с, а почему же вы участвовали в покушении на генерала Стрельникова?

— Он мешал моей работе. Он сажал и вешал революционеров. И я решил его казнить.

— Казнить?

— Именно казнить!

— Скажите!.. А где же вы познакомились со своим соучастником?

— Случайно. Он не виноват… Все дело с покушением задумал я.

— А убил он? — съязвил полицмейстер.

— Он был простым исполнителем и по молодости не понимал, на что идет. Организатором покушения был я один, и я готов нести за это ответ.

— Может быть, вы все же назовете свое настоящее имя и ту организацию, которая заслала вас в Одессу?

— Я сказал все и больше ничего не желаю добавить.

— А где вы взяли деньги на покупку лошади и эти сто рублей? — он указал на приколотую к акту сторублевую бумажку. — Где вы взяли три револьвера, кинжалы, склянку с ядом?

— Я сказал все, что мог, и больше ничего не желаю добавить.

— Увести! — приказал Гурко.

Когда дверь за конвойными закрылась, Гурко поднялся и заходил по кабинету.

— Да-с, господа, эти люди едва ли что-нибудь скажут сами. Даже если мы и станем допрашивать с пристрастием. А время позднее — надо телеграфировать государю. Не дай бог, если слухи об убийстве Стрельникова просочатся в петербургскую печать раньше нашего сообщения. Что вы скажете?

— Мы уже можем, ваше превосходительство, составить телеграмму на основании предварительного следствия.

— Что же вы напишете? Что в Одессе, где губернатором генерал-адъютант Гурко, среди белого дня, на глазах у гуляющей публики убит военный прокурор Стрельников? Нечего сказать — утешите государя! А в каком свете выставите меня? А?

— Нет, ваше превосходительство, мы составим деликатно, — заговорил полицмейстер. — У нас уже есть набросок.

— Ну-ка, ну-ка, читайте!

Полицмейстер, отерев выступивший на лбу пот, прочел глуховато: «Санкт-Петербург, Зимний, Его императорскому Величеству, Государю-Императору Александру III.