Кекс в большом городе
Шрифт:
Несчастная мать помчалась в милицию, в голове у нее теснилась куча вопросов. Откуда вор узнал о ее визите в отделение? Куда он отправился? Что с девочкой? Зачем разбойнику крохотный ребенок? Впрочем, на последний вопрос ответ имелся: муж хотел побольнее «ущипнуть» жену, потому и выкрал Луизу, дочь ему без надобности, скорей всего, он просто бросит малышку на каком-нибудь вокзале.
Леденея от ужаса, Анна оказалась в кабинете того же участкового и вновь выслушала отповедь.
– Никакого похищения нет, – рявкнул мент, – ребенка отец забрал, не чужой дядя, разбирайтесь сами, дело семейное, милиция ни при чем.
Пришлось
В январе несчастную вызвали в милицию и обрушили ей на голову ведро ужаса. Муж попался на воровстве, обчищал очередную квартиру и не заметил некстати вернувшихся хозяев. Но судьба непутевого мужика мало волновала Анну, намного хуже было то, что омерзительный тип использовал в качестве «отмычки» Луизу.
Отец подсаживал малышку в опрометчиво открытую людьми форточку, и девочка, юркая, как обезьянка, распахивала дверь: папа-вор обучил ее виртуозно обращаться с любыми замками.
Глава 17
Увидев Луизочку, Анна разрыдалась, любимая доченька была похожа на ужасное отродье, грязная, в рваной куртенке. Девочка не узнала маму, но согласилась принять из ее рук еду. Уронив бутерброд на пол, ребенок грязно выругался, Анна побледнела и спросила у сотрудницы детской комнаты:
– Мы можем идти домой?
– Нет, – ответила женщина, – все не так просто, девочка участвовала в преступлениях, конечно, она крошка, но для таких ребят существуют специнтернаты.
– Но я ее мать!
– И что?
– Луизу не надо отправлять в приют, она будет жить со мной.
– Вовсе нет, – отрезала женщина в синей форме, – вот перевоспитают ее в учреждении, и получите дочь назад. Сидите смирно, сейчас оформим бумаги.
С этими словами она ушла, в голове законопослушной Анны Ивановны мигом созрело совершенно нехарактерное для нее решение. Мать схватила дочь и вылезла в окно, домой она не пошла, села на электричку и укатила в Буркино, пришла в монастырь, упала в ноги к настоятельнице и рассказала Епифании все.
Монахиня, сердобольная женщина, оставила Анну Ивановну в обители, мать, боясь, что дочь запомнит уроки воровства, стала воспитывать Луизу в строгости.
Епифания прервала рассказ, постояла немного молча, потом очень тихо сказала:
– Анна красивая женщина, с отцом твоим она официально в разводе и могла бы запросто устроить жизнь. Имеет в руках хорошую профессию, обладает ровным характером, на нее местные мужчины поглядывали, хоть при обители живет, да не монашка, в любой момент под венец пойти может. Только очень уж Анна за тебя боится, вот и осталась с нами, справедливо полагая, что дурная наследственность исправляется хорошим воспитанием. Мама ради тебя столько сделала! Не стыдно?
– Ужасно, – заплакала Луиза, – я же ничего не знала!
– И не узнала бы, да видишь, пришлось тебя вразумлять, – вздохнула Епифания, – ладно, ангел мой, не убивайся, вытри слезы, ни к чему они, бесполезное занятие рыдать. Ступай к маменьке, повинись, обними ее, поцелуй, да впредь не безобразничай, нехорошо это.
Чувствуя себя гаже некуда, девочка пошла к двери. Епифания воскликнула:
– Матери
о том, что я открыла тебе правду, не рассказывай.Луиза сдержала слово, данное настоятельнице, она попросила у мамы прощения и впредь более не заводила разговоры об уходе из монастыря. Но молчать о проблеме не значит решить ее. Девочка очень надеялась, что когда-нибудь ее жизнь изменится и она уедет в большой город, начнет получать много денег. Луизе страстно хотелось богатства, наверное, это напоминали о себе гены папы-разбойника.
Анна Ивановна умерла в год, когда Луиза заканчивала школу, ушла тихо, без болезни и мучений. Господь, пославший женщине полную лишений и тягот жизнь, милостиво даровал ей тихую смерть.
Луиза оплакала маму и осталась в некоей растерянности: что теперь делать? Ехать в Москву, поступать в вуз? Но у школьницы в аттестате сплошняком стояли тройки, о каком высшем образовании может идти речь?
Остаться при монастыре было невозможно. Нет, матушка Епифания не гнала девушку прочь, но что за жизнь ждала Луизу? Молитва – послушание – молитва – послушание – молитва.
Следовало устраивать свою судьбу, но как сделать это, не имея жилплощади, денег, профессии и ни одного родного человека рядом?
В самый разгар тягостных раздумий Епифания позвала к себе Луизу.
Девушка вошла в келью настоятельницы и увидела там незнакомую молодую женщину, симпатичную, хорошо одетую, с красивыми серьгами в ушах и колечками на пальцах.
– Вот, знакомься, – с несвойственной ей ажитированностью воскликнула Епифания, – Наташа, твоя сестра.
– Моя? – опешила Луиза.
– Да, да, – закивала настоятельница.
– Сводная, – быстро уточнила Наташа.
– Это как? – окончательно растерялась Луиза.
Наташа и Епифания переглянулись, в глазах настоятельницы мелькнуло нечто, похожее на растерянность.
– Наша мама, – резко сказала Наташа, – Анна Ивановна…
– Это моя мама, – окончательно потеряла нить беседы Луиза.
– Верно, – кивнула невесть откуда появившаяся сестра, – правильно, Анна была замужем два раза. Первый ее супруг – мой отец, Иван, они потом развелись и оба создали новые семьи. Я плохо помню то время, вообще ничего, маленькая была.
– Синяя комната с железными кроватями, – вдруг всплыло у Луизы ненужное воспоминание.
Наташа резко встала и повернулась к Епифинии.
– О чем она говорит?
– Нет, нет, – испуганно воскликнула настоятельница, – ерунда, ей сон все детство снился, бог весть что младенцу привидеться может!
Наташа осторожно кивнула:
– Ладно. Я не припоминаю дней, когда жила с мамой и отчимом. Единственное, что знаю твердо, мой папа, первый муж Анны, приехал к ней и попросил:
«Отдай нам с женой Нату на воспитание, свои дети не получаются, а у тебя целых два рта».
– И мамочка отдала тебя? – прижала руки у щекам Луиза.
Сестра кивнула:
– Да, ее второй муж оказался плохим человеком, алкашом.
– Вором, – быстро вставила Епифания.
– Точно, – подхватила Ната, – уголовником. Ну не куковать же ей с двумя полусиротами?
– Плохо-то как! – всхлипнула Луиза.
– Нормально, – откликнулась Наташа, – от меня правду не скрывали, я всегда знала, что папина жена на самом деле мне мачеха. Только она хорошая была, но теперь все они покойники, остались мы вдвоем, мой долг тебе помочь, поехали.