Кекс в большом городе
Шрифт:
– Ой, она тут такое творила! Жуткие дела!
Перед судьей выплеснули кучу невероятных сведений, правда в них была перемешана с домыслами. Кое-кто нес откровенную дурь, та же Танька Федотова, хоть и постарела, да ума не нажила, она не постеснялась при всем народе заявить:
– Катька на метле летает и со свиньей живет! Сколько раз видела, выйдет в полночь во двор, об землю ударится, и готово, на помело вскакивает. Фр-р-р над поселком. А кабан у ей на самом деле мужик…
На этом месте судья, поморщившись, оборвала Федотову и резко сказала:
– Представить доказательства полета на метле можете?
– Чаво? – осеклась Федотова.
– Может, кто еще вместе с вами за удивительным поведением подсудимой наблюдал?
Танька растерялась
Ленка, рассказывая о врачебной деятельности соседки, ляпнула:
– Так и раньше у ей люди мерли, не убивала же она их, просто не всех вылечить могла!
– Поподробней, – велела судья.
– Ну… Аня Белова… у нее обе ноги сенокосилкой оторвало, не помогла Катька тогда.
– А еще?
– Ванька Костин с лестницы когда упал и шею сломал, то…
– Это все? – перебила судья.
– Ну… Петька Назаров! Совсем здоровый лоб был, пил здорово только, он лекарство по ошибке сожрал, которое Катька его жене от кашля сделала, и того, убрался!
– Отравился?
– Выходит, так.
– Микстурой от простуды?
– Брешет Ленка, – голосом, полным ужаса, завопила вдова Назарова, – Петяха дезинфекции для туалета хватил, бутылки в кладовке перепутал.
Зал загудел, бабы начали шептаться, народные заседатели, ткачиха и учительница, уставились во все глаза на Катю. Потом фабричная рабочая машинально перекрестилась, а судья рявкнула:
– Тишина.
Сами понимаете, что обстановка на процессе была очень тяжелой. В конце концов Кате дали такой срок, что даже прокурорша вздрогнула, когда судья каменным голосом читала приговор.
Баба Катя остановилась, вытащила из коробки конфетку и спокойно продолжила:
– Ну о чем я в бараке передумала, то неинтересно. Разные бабы мне встречались, с Настей Опарой мы несколько лет вместе провели.
– А ее за что за решетку сунули? – поинтересовалась я.
Знахарка покачала головой.
– За дело. Хоть и кричат зэчки, что все они лебеди белые, попали в тюрьму невинно, не так это. Воровали, разбойничали, убивали. Вот и запихнули их от честных людей подальше. Да и я хороша, на незабудку не похожа, водились за мной дела, которые теперь искупаю. Опара работала в больнице, взятку она приняла!
– От больной?
– Верно кумекаешь.
– Странно.
– Что тебя покоробило?
– Понимаете, – осторожно ответила я, – до того, как стать писательницей, я работала в журнале, писала статьи на криминальные темы и очень хорошо знаю: осудить медицинского работника практически невозможно. Существует негласное правило: докторов не трогать. Какие бы вещи ни случались! Иногда хирурги оставляют внутри больного тампоны, зажимы, перчатки… Люди мучаются, подвергаются вторичным операциям, и ничего, с медиков словно с гуся вода. Порой журналисты ухитряются поднять скандал, вот недавно случай был, бригада изъяла почку у еще живого мужчины. И снова это сошло им с рук. А тут взятка! Да тогда, по идее, следовало бы сунуть за решетку практически весь медицинский персонал. Вы-то сами себя лечите и, наверное, не знаете, что после каждой операции родственники несут «конвертики», а в районные, муниципальные больницы без «барашка в бумажке» и соваться не следует. Мало что изменилось с советских времен, кроме научно-технического прогресса. Теперь имеется томограф, побывав внутри которого вы почти со стопроцентной уверенностью узнаете правду о своем здоровье, но подобных аппаратов мало, больных много, можно и не дождаться очереди, которую блюдет молоденькая медсестричка с копеечным окладом. Девушке хочется новые туфли, вам позарез требуется томограф… Дальше говорить?
– Уж не такая я дура, – качнула головой баба Катя, – только Опара в особом месте служила, и деньги она взяла не за то, чтобы устроить человека в больницу, а наоборот.
– Это как? – не поняла я и засмеялась. – Чтобы не лечить его?
– Верно.
– Вот
бред! Хотя… постойте! Я поняла! Опара служила в психиатрической больнице и отпускала сумасшедших?– Тепло, – кивнула баба Катя, – но не горячо, рядом ходишь! Ну-ка скажи, какие смертельные болезни знаешь?
Я, удивившись перемене темы беседы, послушно стала перечислять:
– Инсульт, инфаркт…
– Заразные, – остановила меня знахарка, – инфекционные!
– СПИД, гепатит, сифилис, туберкулез, – начала я загибать пальцы, – да мало ли их существует, и от насморка, если не повезет, умереть можно, потом, вирусы постоянно видоизменяются, в последнее время появился какой-то птичий грипп и атипичная пневмония.
– Что ж про чуму, холеру и оспу не вспомнила?
Я пожала плечами.
– Чума и оспа остались лишь в пробирке, а холера перестала внушать ужас, ее научились достаточно хорошо лечить. Впрочем, как я уже говорила, скончаться можно от любой инфекции.
– Вот на то у Опары расчет и был, – кивнула Катя, – времена изменились, кое о каких несчастьях народ начисто забыл. Да что там простые люди, выросло поколение врачей, которые о лепре ничего не знают, слыхом лишь слыхивали, ну, может, еще им картинки показывали, да и только.
– Лепра! – подскочила я. – Проказа?!
– Она самая, что про нее знаешь?
Я порылась в памяти.
– Немного. Страшная, неизлечимая в прежние времена болезнь, у человека пропадает чувствительность кожи, образуются язвы, проказа уродует внешность, появляется так называемое «лицо льва», по которому хороший врач сразу вычислит больного. В древности прокаженные носили специальные балахоны, с капюшонами, практически полностью скрывавшими их тело, еще им предписывалось непрестанно звонить в колокольчик, чтобы люди могли избежать с ними контакта, так вроде.
– Верно, – кивнула старуха, – проказа коварная болезнь, заразишься ею в двадцать лет, а то, чем болен, узнаешь в сорок пять, такой вот огромный инкубационный период.
– Разве проказой еще болеют? – изумилась я.
– Да, – ответила баба Катя, – и Опара работала в лепрозории. Знаешь про такие заведения? Туда больных лепрой свозят.
– Ну… название слышала…
Старуха встала, налила в чайник новую порцию воды и продолжила:
– Не все врачи теперь знакомы с этой болезнью. Часто человек, в особенности в каком-нибудь глухом местечке, никогда и не узнает, от чего мается, лечит язвы всякими мазями, слышит самые диковинные диагнозы, ну вроде съездил он на море и теперь его какая-то неведомая бактерия жрет. Кабы проказа, как оспа, мигом проявлялась, сразу понятно было бы, что к чему! Заболел Ваня, через день его жена Таня, потом их дети, соседи, и пошло-покатило. С эпидемией справиться можно, чай, не Средние века, есть нынче способы, но проказа коварна. Заболел Ваня, лечился, мучился лет десять и помер, освободил семью. Таня жива-здорова, дети веселы, о соседях говорить нечего. Ну и через двадцать пять лет вдруг начинает заживо гнить женщина, с которой Ваня своей жене разок изменил. Кто-нибудь свяжет ее болезнь с кончиной Вани? Баба позабыла давно, с кем спала по случайности в молодости. Лечит ее молоденькая свиристель, в голове у которой проказы нет, она, как ты, считает, что лепра осталась лишь в учебниках. Ясненько?
Я кивнула.
– Лепрозории в стране есть, – вещала баба Катя, – и работают там настоящие подвижники. Зарплата у них не сильно от других отличается, а труд намного тяжелее. Но встречаются и такие, как Опара. Вот уж правду говорят: чужое несчастье – ворону счастье.
Я, раскрыв рот, слушала старуху, а та с недрогнувшим лицом сообщала совсем невероятные вещи.
Глава 25
Уж не знаю, правда это или нет, рассказ я сейчас передаю со слов бабы Кати, а та, в свою очередь, опиралась на те сведения, которые узнала от Насти. Вполне вероятно, что знахарка и не совсем точно знала подробности о несчастных, страдающих от лепры… но давайте по порядку.