Кекс в большом городе

– Ну зачем ты наврал про аппендицит? – попыталась возмутиться я.

Неожиданно Куприн улыбнулся.

– Наверное, следовало сказать правду: госпожа Виолова сломала язык, она слишком много болтала в последнее время.

Я обиделась и отвернулась, а Куприн, не обратив внимания на надутое лицо жены, преспокойно ушел из дома, не забыв запереть дверь снаружи. Поняв, что меня фактически посадили под домашний арест, лишив возможности связаться с внешним миром, я обозлилась, но спустя некоторое время решила заняться домашним хозяйством. В конце концов, нет худа без добра, наконец-то наведу порядок в квартире.

Постирав белье, я подтащила плетеную корзину с влажными полотенцами к двери на лоджию и пришла в негодование. Олег ухитрился перед отъездом тщательно закрыть балкон и вынуть ручку, при помощи которой открывается дверь, и, похоже, ее он увез с собой!

Право, это уже слишком, мне бы никогда не пришло в голову сигать с сумасшедшей высоты вниз.

Глава 32

До субботы я многократно пыталась заговорить с Олегом, но на все вопросы относительно Леры Опары и того, что случилось в обители, слышала один и тот же ответ:

– Пока подожди.

На мои просьбы: «Найди Олю! Девочку явно похитил Абдулла!» – Куприн реагировал иначе:

– Делаю, что могу, отстань.

Но вечером в субботу ситуация изменилась, супруг вернулся домой около десяти вечера и отказался от ужина.

– Устал, – мрачно сказал он.

– Сегодня твоя любимая окрошка, – стала я подлизываться к мужу.

– Потом.

– Когда?

– Завтра съем.

– А вот курочка с овощами.

– Нет сил на еду.

– Бедный, – пожалела я супруга, – не надо так пахать, пожалей себя. Сейчас ты выглядишь, как грузчик, который таскал мешки с цементом.

– Лучше уж тонну стройматериалов перетаскать, чем Епифанию выслушать, – вдруг ответил Олег.

Половник выпал из моих рук.

– А что она рассказала? Хотя ты ведь сейчас промолчишь!

– Нет, – покачал головой Олег, – расскажу все в деталях!

Мое удивление было столь велико, что я неблагоразумно ляпнула:

– Но почему? Обычно ты ругаешь меня и…

Куприн потер затылок и перебил меня:

– Я был сегодня с утра, перед работой, в «Марко»! Кстати, Федор просил передать тебе презент, извини, забыл его в машине, потом схожу. Слегка потолковал с парнем и уяснил одну вещь: издательство связывает с Ариной Виоловой большие надежды, через месяц стартуют съемки сериала, весной его покажут на одном из центральных каналов. В общем, тебе надо соответствовать, писать как можно больше и быстрее. Я всего лишь мент, особых денег в дом не принесу.

– Нам хватает, – быстро сказала я, – ты великолепно зарабатываешь, мы ни в чем не нуждаемся, у меня лучший муж.

– Верно, конечно, – кивнул Куприн, – только что станешь делать, если меня на пенсию отправят? Вон Ленька Ножкин медкомиссию не прошел.

– Ленька? – изумилась я. – Он же молодой и здоровый.

– Ага, – кивнул Олег, – нашли какие-то изменения в глазной роговице – и, ау, прощайте!

– Глупости! Увольнять замечательного специалиста из-за такой ерунды! А потом еще удивляются, что в милиции нет профессионалов. Вот же он, знающий, опытный, не взяточник. Хотя, может, он сам попросился?

– Нет, наоборот, умолял его оставить, только никто Ножкина слушать не стал.

– Бред!

– Согласен, но правила не я писал, – развел руками Олег, – вот я и подумал, а что, если и со мной так обойдутся? Куда деваться? В охрану идти? Нет уж, пусть лучше Вилка рейтинг набирает, будем жить за городом, построим дом. Томочка давно мечтает о саде… ближайшее Подмосковье… Знаешь… нет, не буду!

– Говори, – велела я.

Олег слегка покраснел.

– Я могу заняться разведением собак, создать питомник. Соблазнил бы Вадима, он кинолог от бога, ну и… и… В общем, пиши, Вилка, похоже, наша счастливая, обеспеченная старость зависит от тебя. Федор говорит, книги сейчас стали очень хорошо продаваться, а после сериала Виолова и вовсе влет пойдет. Кстати, я прочел твой новый детектив, знаешь, ничего. Конечно, мало похоже на истину, но кому она нужна, правда? В общем, решено. Буду тебе помогать.

– Дорогой, – забормотала я, – э… э…

– Конечно, я крайне обрадуюсь, если ты перестанешь вляпываться в истории, но о нашей дальнейшей жизни поговорим потом, а сейчас могу рассказать об Епифании. Вполне вероятно, что ты напишешь книгу. Только, похоже, детектив получится мрачный.

Я опешила, потом потрясла головой. Ай да Федор! Интересно, что он наплел Куприну, какие аргументы нашел, если Олег принял решение поддержать меня на сложном пути писательства?

Словно не замечая моего откровенного изумления, Олег завел рассказ.

Епифания не помнила, каким образом попала в монастырь. Ясное дело, что родиться в обители девочка не могла, монахини не имеют дела с мужчинами, а непорочное зачатие вещь эксклюзивная, до сих пор произошедшая лишь с одной дамой.

Все воспоминания детства Епифании были связаны с обителью. Будущая настоятельница родилась в 1930 году, а себя она помнила лет с пяти. Руководила тогда обителью мать Макария, сумрачная женщина, казавшаяся ребенку старухой.

Годы советской власти были не самыми легкими для монастыря, но обитель, где имелась чудотворная икона, избежала уничтожения. Спасло монахинь лишь появление в начале двадцатых годов Достойного, воскресшего из гроба школьного учителя. Случилось чудо во время отпевания, при большом скоплении народа. Ивана Никифорова, так звали современного Лазаря, пришло проводить несметное количество людей: ученики, коллеги по работе, родственники. Посещение церкви советскими властями не одобрялось, за участие в службе могло сильно нагореть от партийных органов, только буркинцев в те годы еще не успели по-настоящему испугать, они не знали пока репрессий тридцатых и были набожны. Сказывалась близость монастыря, который находился тут испокон веков. Никифоров своей любви к Богу не скрывал никогда, он был чистейшей души, светлый человек. Заболев, Иван не раз говорил о том, что желает быть отпетым в обители, ходил к матушке Макарии, держал посты, не пил, не курил, не прелюбодействовал, почитал родителей, в общем, старался жить по заповедям.

Кончина Никифорова не была мгновенной, почти полгода он угасал на глазах у буркинцев, Иван сам понимал, что дни его сочтены, но вел себя очень достойно, частенько говорил своим ученикам:

– На все божья воля.

Представьте теперь священный ужас толпы, когда во время поминальной службы человек, о смерти которого имелось медицинское заключение, вдруг сел в гробу и громко сказал:

– Люди, я видел Царствие Божие.

Сначала присутствующие впали в шоковое состояние, потом, мигом вспомнив о чудотворной иконе и поняв, что присутствуют при воскрешении Достойного, пали ниц.

Епифания, естественно, чуда не видела, оно случилось до ее рождения, но девочка очень хорошо знала: Господь явил милость в нужный момент, благодаря ему обитель была не тронута новыми, безжалостными к церкви властями и не разгромлена революционно настроенными нехристями. Даже пролетариев, присланных в Буркино из Москвы, дабы руководить лапотными крестьянами, вести их за собой в светлое коммунистическое завтра, охватил священный трепет. Восемь церквей в Буркине и прилегающих деревеньках были разгромлены и сожжены, а обитель устояла, никто не посмел даже пальцем тронуть ворота.

Жизнь Епифании со стороны могла показаться заунывно скучной, но девочка была счастлива. О себе она знала лишь одно: ее трехдневным ребенком подбросили на крылечко монастыря. В корзинке, кроме младенца, лежала еще бумажка с датой рождения, более никаких сведений.

Мать Макария велела пригреть брошенку, и Епифанию стали воспитывать в обители. Вскоре в монастырь привезли еще одну сиротку, Устю, и девочки крепко подружились.

Настоятельница была ласкова и ровна с обоими детьми, но скоро Епифания поняла: она более по сердцу матушке, чем Устя. Проявлялось это в мелочах, Макария охотно гладила Епифанию по голове, а еще девочку ругали и наказывали чаще, чем Устю. Епифания же твердо знала: Макария бьет лишь того, кого любит. Девочка обожала настоятельницу, мысль о том, что за стенами монастыря идет иная жизнь, никогда не приходила ей в голову. В обители имелись гигантская библиотека, золотошвейная и иконописная мастерские. А еще тут жила мать Одигитрия, уникальная травница и врач, к которой народ стекался из многих городов.