Кекс в большом городе

Внезапно по темному залу разлилось сияние, и в столбе яркого света возникла Макария.

– Благодарить надо Создателя за испытания, а не роптать, – укорила она отшатнувшуюся к стене дочь, – ладно, помогу тебе. Завтра в ворота постучится женщина, впусти ее, приветь, выслушай, и делайте дело. Благословляю. В нем спасение обители.

С шести утра Епифания стала маяться во дворе; не обращая внимания на удивленные лица сестер, настоятельница мерила шагами площадку у ворот обители, с каждой минутой надежда увидеть женщину, могущую спасти монастырь, таяла.

В полдень калитка распахнулась, на пороге появилась баба, толстая, неуклюжая, с некрасивым лицом.

– Мне бы с настоятельницей поговорить, – тихо попросила она.

– Это я, – кинулась к ней Епифания, – пошли скорей в кабинет.

Глава 33

Незнакомка представилась Настей Опара.

– Уж и не знаю, с чего начать, – забубнила она, – понимаю, диким покажется, только мне ночью мать покойная привиделась, велела к вам идти. Дело у меня есть, работаю тут неподалеку, в лепрозории, слышали про него?

– Да, – кивнула Епифания, – мать Одигитрия несчастным помочь пыталась, все какие-то мази делала, я сама, правда, у страждущих не бывала.

– Одигитрия – моя мать, – внезапно заявила гостья.

Епифания вцепилась пальцами в стол.

– Что?

Настя кивнула.

– Да, это правда. Многое она мне открыла, в частности про воскрешение Достойных. Одигитрия дочь на воспитание отдала хорошим людям, но не бросала, помогала, я ее раньше за дальнюю родственницу считала, ну а перед смертью она мне тайну и открыла. Следовательно, мы с тобой близкая родня, двоюродные сестры.

Епифания лишь моргала, а Настя вынула из-за пазухи бумагу:

– Вот, гляди, тут написано все рукой Одигитрии, знаешь ее почерк?

– Конечно.

– Так изучи.

Епифания впилась глазами в текст, то, что его набросала рука тетки, сомнений не вызывало, Настя говорила чистую правду. Не успела бедная Епифания прийти в себя от невероятной новости, как Настя обрушила на нее новую.

В лепрозории, где она работает главным врачом, недавно скончалась женщина. Жила она в медицинском учреждении не одна, с семьей, мужем и четырьмя детьми.

Супруг покойной имеет много драгоценностей, откуда золото – Насте все равно, она изделия видела, подлинность их проверила и может подтвердить: камни с металлом подлинные. Мужчина отдаст Насте свое богатство, если та сумеет выпустить его и детей на свободу.

– У тебя есть лекарство, «воскрешающее» трупы, – спокойно говорила Настя, – у меня клиент.

– Господи, – перекрестилась Епифания.

– Золото продашь, на вырученное обитель восстанавливать будешь.

Епифания, вспомнив явление Макарии и ее приказ воспользоваться предложением гостьи, кивнула.

– Хорошо, но как осуществить задуманное?

– Сразу не получится, – с жаром воскликнула Настя, – но я подготовлю все в лучшем виде, от тебя требуется лишь лекарство. Потом пусть твои доверенные люди «трупы» в обитель привезут, ну и до свидания. Остальное я беру на себя.

– Куда ж они двинутся? – осведомилась Епифания.

– Это нам все равно, – отмахнулась Настя, – не последнее отдает, есть у мужика копеечка.

Первым «умер» старший сын, восемнадцатилетний Юрий. Все прошло без сучка и задоринки. Из могилы труп вытащили сестра Манефа и мать Нестория. Первая была полудебильной садовницей с чудовищной силой в руках, а Нестория, хоть и находилась в полном разуме, была немой, Господь с рождения лишил ее речи.

Юрия спрятали в потайном помещении обители, даже монахини, по двадцать лет жившие за толстыми стенами, не знали всех секретов монастыря, подземный ход, небольшая галерея, ведущая от главного здания к реке, был известен лишь одной Епифании.

Парень ушел на волю, вот только документы у него остались старые, Настя не сумела достать новые. По идее, паспорт должны были сжечь в загсе, но, когда Опара явилась в эту организацию и сделала вид, что хочет сдать удостоверение личности, заведующая испуганно спросила:

– Бумаги-то у больного хранились?

– Конечно, – кивнула Настя.

– А зараза может переползти с паспорта на мои руки?

– Запросто, – сообщила рассчитывавшая именно на этот диалог Опара.

– Ой, мама! Не возьму!!!

– Ладно, – закивала Анастасия, – понимаю, самой страшно. Давайте свидетельство, я лично документы уничтожу.

Перепуганная заведующая мигом оформила нужную бумажку. Потом ситуация повторилась, сотрудница загса, боясь инфекции, выписывала свидетельства о смерти, а Настя оставляла паспорта нетронутыми.

Юрий Еремин растворился на просторах России. Следом за ним освободился его отец, потом сын Андрей, дочь Наташа. Последней отправилась в путь Луиза, та была совсем малышкой. Глава семьи попросил Епифанию:

– Пригрейте дочку ненадолго, вот плата за содержание. Устроюсь и заберу дитя. Куда мне с младенцем.

Настоятельница кивнула, к Луизе приставили тихую, молчаливую Анну Ивановну Стеклову. Та работала бухгалтером и юридически считалась замужней дамой, но на самом деле Марк Стеклов давным-давно исчез из виду.

Не успела Епифания порадоваться на прибыль и начать ремонт, как Настю Опара посадили в тюрьму. Жадная главврач решила «пощипать» обеспеченную вдову.

Ну да эту историю ты отлично знаешь!

Олег замолчал и принялся наливать в стакан минеральную воду.

– Постой, постой, – забормотала я, – следовательно, Наташа и Андрей брат и сестра?

– Верно.

– Но почему они выдавали себя за супругов?

Куприн кивнул.

– Правильный вопрос. Отец Ереминых обладал большими средствами. Где он их взял – понятия не имею, только у него имелись на руках драгоценности. Может, он получил их по наследству или украл… В общем, сия тайна покрыта мраком, но нам и не нужна в данном случае ясность, просто прими это как данность: у старшего Еремина материальных проблем не было.

Выкупив семью из лепрозория, больной отец хотел жить вместе с детьми. Он велел Юрию ехать в Подмосковье. Дал старшему сыну денег и посоветовал купить хоть какую-то избенку: в те годы приобрести в столице жилье было практически нереально, а вот поселиться в деревне представлялось возможным. Нужно только отыскать алкоголика без роду и племени, раздать взятки в сельсовете и спокойно стать владельцем фазенды. Правда, потом пришлось бы до смерти содержать пьяницу, который превращался вследствие махинаций в родственника, но это уже детали.