Кельтские мифы

Сон Хронабви

Мадауку, сыну Маредита, принадлежали все земли Повиса в горах Арвистли – от Порвойда до Гвайна. Но у него был брат Иорверт, сын Маредита, который ни в чем не мог с ним сравниться. Видя, сколь могуществен и почитаем его брат, Иорверт места себе не находил от горя и зависти, поэтому в конце концов он созвал всех своих приближенных и всех названых братьев и стал держать совет, как ему изменить свое положение. Решено было послать несколько человек заручиться поддержкой могучих и искусных воинов.

Тем временем Мадаук предложил Иорверту стать его управителем и иметь коней, оружия и почестей не меньше, чем у него, но Иорверт отказался.

Он отправился в Лойгрию и стал убивать людей, жечь дома и уводить пленных. Тогда Мадаук призвал к себе мужей Повиса, и они решили отправить по сто воинов в каждую из трех частей Повиса, чтобы те помешали Иорверту творить беззакония. Воины разместились в Ахликтуне, в Хрид Вилире и на равнине, что тянется от Абер Кайраука, издавна считавшихся лучшими землями в Повисе. Опасность везде поджидала Иорверта и его родичей, и даже в Нихластун Треване он не мог укрыться от воинов своего брата.

Одного из тех, кто отправился в погоню за Иорвертом, звали Хронабви. Хронабви, Канвриг Врахгох из воинов Маутун и Кадуган Врас из воинов Мойлвре из Канхлайта подошли к дому Хайлина Гоха, сына Кадугана, сына Итона, и увидели закопченные стены и высокий столб дыма над крышей, а внутри повсюду были кучи отбросов и лужи. На скользком полу нелегко было устоять, тем более что в некоторых местах ноги тонули в грязи по колено. Ветки падуба, объеденные коровами, кое-как прикрывали пол. А еще в этом мрачном доме было много пыли и ни одного человека, кроме старой карги, которая возилась с огнем. Едва огонь гас, ей, верно, становилось холодно, и тогда она подбрасывала в него горсть сечки [9] , отчего все вокруг сразу заволакивало едким дымом, от которого свербило в носу и было трудно дышать. По другую сторону очага на полу лежала рыжая шкура теленка, предназначенная для гостей.

9

Сечка – мелко нарубленная солома с отрубями, идущая на корм скоту.

Воины уселись на ней и спросили у карги, где ее домочадцы, но старуха лишь буркнула в ответ что-то непонятное и опять замолчала. Тем временем в дом вошли краснощекий неотесанный мужлан с кудрявыми волосами и вязанкой хвороста за спиной и бледная худая женщина с сухими ветками в руках. Они кивнули гостям и развели жаркий огонь. Женщина сварила похлебку и подала ее гостям, прибавив к ней ячменный хлеб, сыр, молоко и воду.

Пока все ели, поднялся ветер, полил дождь и началась настоящая буря, поэтому воинам ничего не оставалось, как заночевать под ветхой, но все-таки крышей, тем более что они устали с дороги. Правда, ложе, предназначенное для них, было из пыльной соломы и кишело насекомыми, к тому же из него торчало много острых палок, так как коровы съели всю солому, подложенную в головах и в ногах. Протертый до основы ковер покрывал это убожество, а поверх него женщина постелила дырявую простыню и положила тощие подушки и такое же одеяло.

Спутников Хронабви и на таком неприглядном ложе сморил глубокий сон, а Хронабви, помучившись немного, решил перелечь на рыжую шкуру и вскоре заснул.

Едва сон смежил веки Хронабви, как ему показалось, будто он со своими спутниками пересекает равнину Аргингройг в сторону брода Хрид Гройс через реку Северн. Неожиданно он услыхал странный шум, какого ему еще не приходилось слышать, и, оглянувшись, увидел юношу на гнедом коне, а ноги коня были серой масти. На всаднике было платье из желтого атласа, затканное зеленым шелком. На боку у него, на поясе из оленьей кожи с золотой пряжкой, висел меч с золотой рукоятью в ножнах из дубленой кожи, привезенной из Кордовы. Поверх он повязал шарф из желтого атласа, затканного зеленым шелком, с зеленой бахромой. Зеленой была попона на коне, и плащ на всаднике был зеленым, как иголка на ели, а желтый цвет напоминал цветы ракитника. И такой зловещий вид был у всадника, что страх обуял воинов, и они поскакали прочь от него, а всадник помчался за ними. Когда его конь выдыхал воздух, Хронабви и его спутников словно ветер уносил вперед, а когда конь вдыхал воздух, они оказывались совсем близко к коню, чуть ли не у самых его ноздрей. Тогда они взмолились о пощаде.

– Не бойтесь, – сказал всадник, – я не причиню вам зла.

– Вождь, если ты так добр, то скажи, кто ты и откуда, – попросил Хронабви.

– Зачем мне скрывать? Я Итаук, сын Манио. Но меня знают не по имени, а по прозвищу.

– Как же тебя зовут?

– Я скажу тебе. Итаук Корт Придайн.

– Почему тебя так зовут, вождь? – спросил Хронабви.

– Я скажу тебе. Во время сражения при Камлане я был одним из гонцов Артура, которых он посылал к своему племяннику Медрауду. Безрассудство и страсть к сражениям одолевали меня, и это я разжег пожар ненависти между Артуром и Медраудом, когда император Артур послал меня к Медрауду, чтобы я урезонил его и убедил не идти войной на названого отца и родного дядю, дабы не погибли зазря сыны королей и других почтенных мужей острова Британия. Артур наставлял меня светлыми речами, а я потчевал Медрауда самыми черными, какие только приходили мне в голову. За это меня прозвали Итаук Корт Придайн. Из-за меня бились воины при Камлане. За три ночи до конца сражения я бежал в Хлех Лас, что в Северной Британии, и там принял наказание. Только через семь лет мне было даровано прощение.

Тут раздался шум хуже прежнего, и когда воины огляделись, то увидели краснощекого безбородого юношу, благородного с виду, который скакал на могучем жеребце, гнедом спереди. На всаднике было платье из красного атласа, затканного желтым шелком, и желтой была бахрома у него на шарфе. И попона на коне была желтой, как цветы ракитника, а все красное было таким красным, как самая красная кровь.

Всадник остановился и попросил Итаука взять под свою защиту маленьких человечков, которые были с ним.

– Если я чем-нибудь могу одарить, я одариваю, а теперь ты будешь им товарищем, как я был до сих пор.

С этими словами всадник поскакал дальше.

– Итаук, – спросил Хронабви, – кто этот всадник?

– Хриваун Пебир, сын короля Деортаха.

Воины отправились дальше и за милю от брода увидели по обеим сторонам дороги первые шатры и палатки, а потом услышали шум, какой бывает только от большого войска.

Когда они приблизились к реке, то увидели на островке Артура, по одну сторону которого сидел епископ Бедвини, а по другую – Гвартегид, сын Кау. Перед Артуром стоял высокий рыжий юноша в платье из черного, как гагат, атласа и сжимал в руках меч в ножнах. Лицо у него было белое, как слоновая кость, без бороды и усов, а брови черные, как гагат. Рука же, что виднелась между перчаткой и рукавом, показалась им белее лилии и толще лодыжки воина.

Итаук и все, кто был с ним, подошли к Артуру и почтительно приветствовали его.

– Господь с вами, – сказал Артур. – А где, Итаук, ты нашел этих маленьких человечков?

– Я нашел их на дороге, мой господин.

Император улыбнулся.

– Господин, – спросил Итаук, – почему ты смеешься?

– Итаук, – ответил ему Артур, – я не смеюсь. Просто мне обидно, что такие люди населят остров после смерти тех, кто издавна живет здесь.

Тогда Итаук обратился к Хронабви:

– Видишь перстень с камнем на руке императора?

– Вижу, – ответил Хронабви.

– Благодаря этому камню ты ничего не забудешь из того, что увидишь сегодня, а не будь его, ты бы все позабыл.

К броду подошло войско.

– Итаук, – спросил Хронабви, – чье это войско?

– Хривауна Пебира, сына короля Деортаха. Его воинам почтительные слуги подносят мед, а дочерям британских королей не запрещено любить их. А заслужили они это тем, что во всех схватках всегда идут впереди.

Хронабви обратил внимание, что одежды на воинах и попоны на конях одного цвета – цвета красной крови, поэтому, когда один из рыцарей отделился от остальных, он напомнил ему огненный столб, устремленный в небо. Войско стало лагерем выше брода.

Вскоре к броду прискакало еще одно войско – сверху их одежды были белее лилии, а снизу – чернее гагата. Один из рыцарей выехал вперед и резко натянул поводья, отчего конь, встав на дыбы, облил водой с головы до ног и Артура, и епископа, и всех остальных, кто был поблизости, так что на них сухой нитки не осталось. Зато когда рыцарь развернулся, юноша, стоявший впереди Артура, ударил его коня промеж ноздрей мечом в ножнах, но с такой силой, что, будь меч обнажен, он непременно рассек бы ему голову до шеи.