Кембрия. Трилогия

– Всех? – уточняет король Диведа, – И тех, что резали Честер?

Странные люди камбрийцы. Выручить соседа не всегда пошевелятся, а вот причиненное тому зло запомнят надолго. Тут Пенде, англу, приходится молчать, и радоваться, что есть другой голос.

– Если это принесет нам победу – и их. Если нет… – Немайн пожала плечами. – В плен можно брать не всех. Кадуаллон, например, вешал знать – тех, кто отдавал приказы резать камбрийцев. Могу только одобрить его подход.

Авторитет последнего верховного короля Британии в Камбрии высок. Это хорошо: тем внимательней будут слушать его свояка и соратника Пенду! Впрочем, Гулидиен теперь тоже свояк, и соображения у него те же. Словно полтора десятка лет назад ушло. Когда–то они точно так же сидели в поместье Кадуаллона, так же и о том же спорили… Только не стыли на столе кружки с цикорием, да не крутила ушами вания, которая, выходит, скорей камбрийка, чем римлянка!

А так… Кадуаллон тоже сначала желал резать всех. Потом передумал. Но у Гулидиена задача сложней. Его предшественник лишь наказывал. Он – придет на новые земли править.

– Взять в плен весь народ? Женщины у саксов не воюют. И крестьяне. И дети… Их тоже пленить? И чем это отличается от рабства?

– Тем, что это состояние временное, – сказала Немайн.

Пенда кивнул.

– Нам нужно лет пять спокойствия. Потом им можно предложить либо оружие и гражданство – если поверим, либо место на корабле. Не продавать. Просто – вывезти.

Гулидиен приложился к кружке с кофе. Пробормотал:

– Остыло варево.

Откинулся на спинку стула, тот обиженно скрипнул. Не помогло. Встал. Прошелся до стены и обратно. Уставился в переливчатые, морской синевы обои – в упор, словно на свете нет ничего интересней переплетения крашеных вайдой тканей. Наконец, отвернулся. Сел на место.

– Хорошо, – сказал. – Допустим, оставим мы саксов. Но даже проверенным в бою постоянно верить будет нельзя. Будут протаскивать на хлебные места родню, а там – бунтовать. Все саксонское завоевание началось с бунта наемников!

– У нас не будет наемников, – улыбнулся Пенда, – как и рабов. А людей на должности должен подбирать король. И те, кому он доверяет. Саксы они, англы или камбрийцы – не важно. И каков смысл бунтовать, если верных больше?

– Для того, чтобы поддержать иноземное вторжение. На континенте саксы еще остались! Да и кроме них есть кому… Да что там континент! Покажи слабину – и ирландцы полезут. Нет, я стою на своем. Высылка. Погрузить всех, отвезти на континент – и кончено!

Немайн морщится. Чуть заметно, но – есть. Да, она не только не римлянка, но и не камбрийка. Она била саксов–хвикке, и безжалостно гнала со своих земель – до тех пор, пока знала – побежденным есть куда идти. И без того потрепанный Уэссекс теперь вынужден кормить, кроме собственных жителей, еще и беженцев, среди которых женщин и детей куда больше, чем воинов. Расчет. Стратегема. Но и милость.

На такое способны римляне. Быть может, франки. И камбрийцы – только если враг не саксы!

– Если у нас будет пять лет, – говорит Немайн, – иноземное вторжение станет немыслимым. Если не займемся раздорами, а выстроим флот!

– Флот? – Гулидиен смеется, – Не здесь. Не в Океане! Поверь ирландцу, чей род сотни лет защищал земли Камбрии от пиратов. Океан – не река. Даже не ласковое море вроде Римского. Корабли не могут держаться в плавании в любую погоду и патрулировать – как всадники по суше, как корабли же – но по реке. Тот, кто желает сделать набег, всегда улучит момент! Мы чем держимся? Океанские пираты – как коршун, таскающий кур. Перехватить его нельзя. Отпугнуть – не всегда удается. Верней всего – добраться до гнезда, разорить притон.

– Ты прав. Но…

Немайн чуть прикрыла глаза. Явно читает с невидимого свитка. «Надо сказать, что их собственные корабли были следующим образом построены и снаряжены: их киль был несколько более плоским, чтобы было легче справляться с мелями и отливами; носы, а равно и кормы были целиком сделаны из дуба, чтобы выносить какие угодно удары волн и повреждения; рёбра корабля были внизу связаны балками в фут толщиной и скреплены гвоздями в палец толщиной; якоря укреплялись не канатами, но железными цепями; вместо парусов была грубая или же тонкая дубленая кожа, может быть, по недостатку льна и неумению употреблять его в дело, а еще вероятнее потому, что полотняные паруса представлялись недостаточными для того, чтобы выдерживать сильные бури и порывистые ветры Океана и управлять такими тяжелыми кораблями. И вот когда наш флот сталкивался с этими судами, то он брал верх единственно быстротой хода и работой гребцов, а во всем остальном галльские корабли удобнее приспособлены к местным условиям и к борьбе с бурями. И действительно, наши суда не могли им вредить своими носами (до такой степени они были прочными); вследствие их высоты нелегко было их обстреливать; по той же причине не очень удобно было захватывать их баграми. Сверх того, когда начинал свирепеть ветер, и они все–таки пускались в море, им было легче переносить бурю и безопаснее держаться на мели, а когда их захватывал отлив, им нечего было бояться скал и рифов. Наоборот, все подобные неожиданности были очень опасны для наших судов…» Гулидиен вскинул руки, словно прося пощады.

– Остановись, вечная. Что ты «Записки о галльской войне» на память знаешь, я понял. Но что ты хочешь этим сказать?

– Что если древние венеты могли построить корабли, способные держаться в океане при всякой погоде и биться с галерами, мы тем более на это способны. Флот станет деревянной стеной крепости Британия… Какое вторжение будет иметь успех, если в море ждет храбрый флот, а на берегу – сильное ополчение?

– Бывает все… Я предлагаю – выслать всех. Через пять лет, когда армия освободится.

– Нарушить слово? – спросила Немайн, – Предательства – без меня.

– Саксы дадут повод, – пожал плечами Гулидиен, – предательство в их натуре. Пенда, свояк мой, в этом уже вполне убедился. Ведь так?

Мерсиец вспомнил изуродованное лицо сестры – и чуть не сказал: «Да». Пришла пора и ему встать, измерить комнату шагами – от стола до стены и обратно. Облокотиться на спинку стула. И сказать – правду.

– Простые саксы умеют быть верными. В Мерсии треть народа – саксы! Я своими глазами видел, как саксы–дружинники искали смерти, потому что не желали жить после гибели вождя – англа или даже элметца. Я своими руками закрывал глаза тем, кто умер – закрыв меня собой. В битве, в которой за спиной у нас был населенный бриттами город. Город, которым теперь правит мой сын и муж твоей сестры… Племя саксов подгнило, но народы, как рыбины – гниют с головы. Мы снесем лососю голову. Этого хватит, даже в Уэссексе. В Нортумбрии вовсе англов больше, чем саксов. А я, если помнишь, англ.

– Но королям, элдорсменам, даже иным тенам… – Гулидиен угрожающе наклонил голову – а ведь уступил! Так же, как когда–то Кадуаллон. Что не помешало нортумбрийским монахам записать: «Пенда и Кадуаллон, язычник и полухристианин прошлись по земле, перебив всех людей… кроме подлых.» Для нортумбрийских королей и вельмож собственные крестьяне и ремесленники – люди подлые. Они это знают. Знают и то, что в Мерсии отношение иное… многие ли захотят отправиться в изгнание, а не купить верностью расположение новых королей?

Сида–августа кивает.

– Решили, – говорит, – идем дальше.

Дальше – выбор главного удара. На юг, в Уэссекс, топить горе Пенды в черной крови врагов? Жажда мести – дурной советчик. На север, в Нортумбрию, по стопам Кадуаллона? Увы, тот плохо кончил…

– Король Нортумбрии Освиу – англ, как и я, – сообщил Пенда, – и тоже умеет находить себе друзей. Только подобное тянет к подобному: я заключил союз с благородными людьми и сидами….

– Я – человек! – вставила Немайн.

Пенда не прервался.

– … он – с пиратами Улада и Дал–Риады. Женился, подписал договор… Немайн, что с тобой?

Чужая память… Порт Хейшем – как раз бывшая Нортумбрия, передышка после ликвидации крупного разлива нефти. Местный музей, чужая временная экспозиция. Пожелтевшая страница телячьей кожи. Почему она не забыта? У инженера из будущего абсолютной памяти не было! Но вот они, строки, перед глазами!

«Королевство Дал–Риада обязуется в случае войны выставить на помощь королевству Нортумбрии следующие силы: