Кенгуру
Шрифт:
— Женат? — спросил шофер автокрана.
— Через три недели свадьба.
— Да, не очень ловко вышло. А отложить нельзя?
— Нельзя.
— Куда-нибудь в гараж вас пока пристроят, на черную работу. Дня два мусор пометете, потом к ремонтникам поставят. Если, конечно...
— Что если?
— Да нет... Не должны посадить...
Варью сидел и смотрел на дорогу; смотрел на дорогу и игрушечный кенгуру у него на коленях. Иногда у Варью дергались руки, словно он все еще сидел за рулем, нога нажимала на несуществующую педаль. Иштван Варью уже смирился со своим положением; он знал, что едет в чужой машине пассажиром. Но его руки и ноги еще не знали этого.
8
Иштван Варью мчался на своем «ЗИЛе» по незнакомой дороге с двузначным номером к далекой, скрытой за горизонтом цели. Солнце стояло уже высоко, но лучи его падали на землю бледными, обессиленными. Выехал он давно; точно не помнил, когда именно. Усталые руки тяжело лежали на руле. Правая нога уже несколько часов назад одеревенела на педали газа, но останавливаться он не решался: слишком тоскливой, плоской была местность,
В углу стояла женщина-малайка с худым, изможденным лицом. Длинные черные волосы доставали ей до пояса. Она прижимала к себе девочку. Позади нее теснилось еще несколько детишек. Малайка подняла глаза на Варью; взгляд ее выражал покой и облегчение. Похоже было, что она уже давно ждет его. Судя по ее лицу, по ее поведению, Варью приехал домой. Уже и у самого Варью появилось ощущение, что он не первый раз в этой комнате. Некоторые из детей тоже казались ему знакомыми. Он огляделся. На стене висела реклама «Кэмела». Варью подошел, хотел потрогать ее. И тут заметил, что на картине не хватает Гиммика, официанта-двоеженца. Его место было пустым. Варью обернулся, еще раз осмотрелся. В комнате не было никакой мебели. На полу стоял таз, несколько кастрюль и ночной горшок. В них капала вода с потолка.
— Крыша протекает,— сказала малайка.
Варью снова посмотрел на пол и увидел, что весь дом заметно наклонен в сторону улицы и возле стены на полу скопилась вода.
Варью задумался. Он чувствовал: что-то он не закончил, что-то ему срочно нужно сделать. Он как будто ехал куда-то, но не мог вспомнить, куда и зачем. Охваченный неясным беспокойством, он стоял посреди комнаты.
— Надо бы крышу починить, — сказала малайка.
— Ивонн... Я...— не договорив, Варью увидел, что вода в комнате достает уже до щиколоток, таз и кастрюли, поставленные под капель, плывут, покачиваясь, куда-то в угол. В отчаянии Варью бросился к двери и распахнул ее. Снаружи потоком ворвалась вода. Варью хотел выскочить на улицу, но поток тащил его назад. Погас свет в комнате. Во тьме, словно измученное животное, тихо стонала малайка...
Жожо стояла возле тахты и трясла Иштвана Варью за плечо.
— Ворон, вставай... Четверть шестого.
Варью сел на постели, непонимающе глядя на Жожо.
— Отец уже оделся.
— Кто?
— Отец... Я тебе чай вскипятила, приготовлю яичницу, если хочешь.
Варью погладил руку Жожо и встал. Вздохнул с облегчением и стал быстро одеваться.
— Приснилось что-нибудь? — спросила Жожо.
— А что?
— Зубами ты скрипел, стонал...
— Не помню.
— Кричал что-то.
— Что кричал?
— Не поняла я. Что-то страшное тебе снилось, ты даже вспотел.
— Ерунда, пройдет, — ответил Варью и направился в кухню.
Дёркё уже сидел за столом, завтракал.
— Доброе утро, — приветствовал его Варью и стал умываться под краном.
Жожо тихо ходила у него за спиной в домашних туфлях. Она пожарила яичницу, поставила сковородку на стол. Варью стоя выпил чай.
— Яичницу не будешь есть? — спросил Дёркё.
— Не хочется сейчас. Хватит и чаю.
— Тогда я съем.
Жожо подвинула сковородку отцу и отошла, прислонилась к двери, сонным взглядом глядя на мужа. Варью уже несколько месяцев как вошел в их семью, но все еще не мог освоиться в доме. Только в их комнате, где вещи, белье, одежда принадлежали лишь ему и Жожо, он чувствовал себя по-настоящему дома. Жожо хотела что-то спросить у Варью, но отец уже поднялся из-за стола. Мужчины надели пиджаки. В дверях Варью наклонился к Жожо, поцеловал ее в щеку.
На Черкесской улице стояли лужи, покрывшиеся к утру корочкой льда. Пахнущий морозцем воздух действовал на Дёркё бодряще. Глубоко дыша, он шел быстрыми шагами и поглядывал вперед, в сторону автобусной остановки, где стояло пока всего несколько человек. Зима в этом году, как уже несколько лет подряд, снова выдалась теплой, бесснежной. Метеорологи осенью предсказывали ранние холода, обильные снегопады; но опять, видно, где-то просчитались. За дождливым рождеством пришел по-весеннему теплый, солнечный январь, и те, кто помнил прежние зимы, радовались хотя бы утреннему ледку на лужах.
Иштвану Варью не в радость было свежее январское утро. На душе у него было тяжело. Неделю назад состоялось судебное разбирательство, его полностью оправдали. Но смерть малайки по-прежнему угнетала его. Дёркё знал, что тревожит зятя. Он коснулся его плеча:
— Важно, что тебя оправдали, Пишта... Ты ни в чем не виноват. Эксперты ведь установили, что малайка уже мертвой была, когда под колесо попала. Что ты мог сделать? Ты же съехал с дороги — кто ж виноват, что напрасно!..
— А три тысячи штрафа?..
— Это же в рассрочку. Выплатишь. Дешевле после такой аварии трудно отделаться.
— Что еще полиция скажет?..
— На сегодня тебя вызвали?
— Да.
— Все будет в порядке.
— А если права не вернут?
— Тебя же оправдали. Наверняка вернут.
— Вот и адвокат сказал. Только боюсь, что найдется какой-нибудь параграф — особый случай или еще что — и не вернут...
— У меня дома пять бутылок пива припасено... Ставлю все пять, что вернут. Вечером права у тебя в кармане будут.
Они подошли к остановке. Там набралось уже человек десять — пятнадцать. Варью с тестем встали в очередь. Больше они не разговаривали. Без двадцати шесть подошел автобус. Втиснувшись в него, слившись с толпой, они доехали до «Волана»...
В огромном, гулком помещении ремонтно-механической мастерской Иштван Варью и двое слесарей трудились над восстановлением истерзанного перегрузками мотора. Варью по одному снимал клапаны, пружины, упорные кольца и укладывал их в банку с машинным маслом, стоящую на земле.
— Взгляни-ка сюда,— повернулся он к Канижаи, который, несмотря на молодость, считался старым и опытным механиком.
— Что там? — спросил Канижаи.
— Лопнуло.
— Пружина?
— Да нет, клапанный запор.
— Черти, как измывались над несчастным мотором... Ладно, до поршней дело дойдет, там все станет ясно...
Варью чуть не до пояса влез в мотор и, ослабляя один за другим болты, черные от старой смазки, начал вытаскивать все новые детали. Время от времени он взглядывал на часы и с отсутствующим видом застывал над тускло поблескивающими внутренностями полуразобранного двигателя.