Кенгуру
Шрифт:
— Что, Ворон? Не нравится грязная работа? — усмехнулся Канижаи.
— A-а... Работа как работа... Не в том дело.
— Понятно. Когда идешь-то?
— К одиннадцати.
— Тогда еще можно повозиться. Вот распределительную коробку разберешь — и иди одевайся.
Варью оглядел мастерскую. Кругом над смотровыми канавами стояли грузовики. Стучали инструменты, с надрывом и перебоями ревели больные моторы. На стендах лязгали, гремели неисправные узлы. Среди разобранных двигателей ходили слесари, подручные приносили новые детали, в руках у них трепетали на сквозняке красные, желтые, синие листки заказов и нарядов; чуть ли не к каждой детали полагалась
Варью понаблюдал за бедолагами, потом снова влез в мотор «ЗИЛа» и продолжал ослаблять, расшатывать намертво засевшие гайки. Выбив из гнезд маленькие клинышки, он полез под машину и терпеливо собрал их. В коробке становилось все больше снятых деталей. Варью снова и снова лез в мотор, точно, терпеливо действовал инструментом.
Сразу после девяти часов в дальнем конце мастерской показалась Жожо. Варью как раз ощупывал блестящую скользкую шейку клапанного упора. Головы его не видно было под капотом, пахнущим бензином, маслом и железом. Канижаи тронул его за плечо.
— Пришла твоя...
Варью отпустил масленую деталь и встал. Жожо стояла рядом. Она с любопытством заглянула в открытое железное нутро мотора.
— Привет, — сказал Варью.
— Привет, Ворон. Я тебе бутерброды принесла и кока-колу.
— Спасибо,— кивнул Варью, наклоняясь за ветошью.
Вытирая руки, он искоса взглянул на Жожо. Хрупкая ее фигурка заметно расширилась в поясе. Голубой халатик, который носили служащие, уже не застегивался на животе. Лицо у нее казалось сердитым. Варью взял бутерброды, бутылку с кока-колой.
— Что такое? Случилось что?
Жожо сунула руку в карман халата и достала яркую цветную открытку.
— Вот! От приятеля твоего...
Варью, успевший основательно проголодаться, ел бутерброд и одновременно разбирал текст на открытке: «Парень! Ты слыхал о шведских девчонках? Блондинки! Привет, Йоцо». Варью повернулся к Жожо:
— Это ж Йоцо... Ты ведь знаешь, какой он.
— В десять тебе надо идти,— не глядя на него, ответила Жожо.
— Выйду в десять. Спасибо, Жожо.
— Привет.— Жожо кивнула и ушла.
Канижаи, как бы между прочим, начал насвистывать себе под нос: «Женушка, отпусти хоть чуть-чуть, дай, как прежде бывало, гульнуть...»
Варью перевернул открытку. На лицевой стороне в четырех овальных рамках изображена была финская баня. В одной — вид снаружи, в остальных трех — изнутри. На первой фотографии можно было видеть двух голых блондинок. Они сидели на деревянных скамьях, рядом с деревянными шайками и парились березовыми вениками. Цветное фото хорошо подчеркивало их пышные бюсты.
— Понятно, — протянул Варью и показал открытку Канижаи.
Тот даже присвистнул:
— Ого!.. Это где же такие водятся?
Варью посмотрел на штамп:
— В Лахти... Есть у меня приятель, на «камионе» ездит. Он прислал.
Варью доел бутерброды, выпил кока-колу и снова занялся
мотором. Но дело не клеилось. Каждые пять минут он смотрел на часы, потом с унылым видом продолжал работать; постоянно ронял гайки, потом опрокинул бидон с машинным маслом. В половине десятого он швырнул инструменты и обернулся к Канижаи.— Не могу больше. Пойду мыться и одеваться.
— Мне-то что...— Канижаи пожал плечами.
— Если получу права, с меня ящик пива.
— Когда? — спросил Канижаи.
— После работы.
— Лучше бы в субботу.
— Ладно, в субботу в «Мотыльке».
— А если не получишь?
— Тогда весь ящик выпью один.
— Договорились. Только сейчас не пей. Если перед тем выпьешь, как туда идти,— конец.
Варью уже вытирал ветошью руки.
— Не буду, не бойся. Сейчас пока причины нет.
Да и не хочется. — Помахав всем рукой, он двинулся через мастерскую к раздевалке.
Около двух часов, перед самым концом смены, Иштван Варью снова появился в мастерской. Пригнув голову под полуопущенной станиной железных ворот, он не спеша шел к своему рабочему месту. Канижаи и его помощник сразу заметили его. Отложив инструмент, они ждали, когда он подойдет. Варью остановился перед ними с непроницаемым лицом. Он молчал. Слесари смотрели на него. Наконец Канижаи заговорил:
— Ну что, Ворон?
Иштван Варью полез во внутренний карман, вытащил права и поцеловал их.
— Рад? — спросил подсобник.
— На седьмом небе я, братцы, — ответил Варью.— Пошли, выпьем для начала в буфете. Теперь есть за что...
— Сейчас, Ворон, только помоемся. А ты пока в контору ступай,— предложил Канижаи.
— Был я уже там. Идите в душевую. Я здесь подожду.
Спустя двадцать минут в буфете, возле углового столика, тесно уставленного пивными бутылками, Варью обнял Канижаи.
— Ты парень что надо. Руки у тебя золотые. Только дотронешься до мотора — и оживет он...
— А, брось, старик,— ответил Канижаи и тряхнул головой.
Его перепачканные в масле, слипшиеся прядями волосы рассыпались по плечам.
— Нет, точно. Дотронешься до «ЗИЛа»— и он уже здоров. Прямо как Иисус Христос.
— Ладно, ладно, Ворон... Выпьем за то, что ты права свои получил.— И Канижаи поднял бутылку.
Они пили, ели бутерброды, снова пили. После
десятой бутылки Канижаи взглянул на Варью:
— А экзамен на слесаря-ремонтника все-таки сдашь?
— Сдам... Надо сдать.
— Зачем тебе? Сядешь на машину — и поминай как звали.
— Хочу на большую машину попасть.
— Для этого не нужен экзамен.
— Для «камиона» нужен.
Канижаи и подсобник внимательно посмотрели на Варью. Подсобник, впрочем, ничего особенного не увидел: он уже со второй бутылки напился. А Канижаи подметил на лице у Варью какую-то жесткую черточку. Странную, упрямую черточку, которая или навлечет на парня беду, или даст ему силы подняться.
Вечером, в семь часов, когда и Дёркё уже был дома, Жожо с матерью начали суетиться на кухне. Нарезав лук, они пересыпали его солью и поставили в сторонку, чтобы он пустил сок. В духовке румянилась печеная картошка; когда с шумом лопнула первая картофелина, огонь уменьшили. Выдвинули на середину кухни стол, покрытый клеенкой, вытерли его, поставили тарелки и в отдельных мисках горячие шкварки, копченый шпиг, гусиное сало. На угол стола положили хлеб; когда пришло время садиться, Дёркё достал бутылку с палинкой. Подняв ее к лампе, он встряхнул содержимое, потом взял из шкафа стаканчики. Жожо было отказалась.