Кент Бабилон

Буфетчица подозвала ментов:

– Вот, разберитесь. Это музыканты. Поесть поели, а расплачиваться не желают.

Какое это счастье – когда вас знают в лицо и не волокут по первому чиху в подрайон!

Оказалось, никакой скидки участникам партконференции нет. Адольф нас элементарно нажухал.

Фигура Фигаро

Играть в Музкомедии приходилось совсем немного. Час – до спектакля и сорок минут – после. По средам, субботам и воскресеньям.

Бывали вечера, когда Хилоидовский был занят и у нас, и в филармонии. Тогда Адольфу Яковлевичу приходилось изображать «фигуру Фигаро».

Концерт в филармонии начинался одновременно со спектаклем в музкомедии.

Не доиграв доспектаклевое отделение до конца, Хилоидовский захлопывал крышку рояля, стремглав выбегал из театра и, оседлав мотороллер, нёсся в филармонию. Запарковав транспортное средство у входа, влетал в храм искусств.

С проворством солдата первого года службы он напяливал на себя униформу, мгновенно настраивал скрипку (пианино для этой цели Адольфу Яковлевичу не требовалось – высоту тона он помнил наизусть), после чего появлялся, в числе прочих оркестрантов, на сцене – в белой манишке, бабочке и в чёрном фраке с лоснящимся воротником.

Если времени у Хилоидовского оставалось в обрез, – третий скрипач лишался чувства локтя и, к ужасу дирижёра А. Махлина, начинал демонстрировать чудеса техники, ускоряя темп и увлекая за собой весь оркестр. За что подвергался репрессиям и не вылезал из-за пульта третьих скрипок.

Справившись с работой, Адольф снова седлал мотороллер и летел обратно – в наш «фойерный» джаз.

Переодеться «в гражданку» Хилоидовский не успевал. Он мчался по Сумской, Университетской, Свердлова, потом вырывался на Карла Маркса. Крылья фрака раздувались в разные стороны. Вцепившийся в руль мотороллера Адольф напоминал орла-стервятника, несущегося с добычей на бреющем полёте.

Он поспевал к началу послеспектаклевого отделения, вспархивал по лестнице в фойе второго этажа и приземлялся на стульчик у рояля. Мы были уже на местах. Улыбаясь и тяжело дыша, Хилоидовский заводил «Королеву красоты» или «Замечательного соседа».

…Он полюбил меня, как сына, когда я окончил техникум, попал на работу в НИИметаллпромпроект и поступил в вечерний институт. Он извинился вдруг за старую дурацкую шутку с котлетами. Стал приглашать домой. Ему, мол, импонирует моя серьёзность.

До встречи с Мариной оставалось 4 года.

Оказалось, Хилоидовский хочет познакомить меня со своей дочкой. Он был напорист, как русский ледокол «Сибирь», и нахваливал свой товар, как торговец дынями на восточном базаре.

Хорошая, скромная. Стройная, как горная козочка. Учится на фармацевта.

Родители упакованные, это большое дело – всегда помогут, если что.

Мать – педикюрша, имеет живую копейку.

Он, как и я, – на двух работах…

Адольф приглашал – посмотреть квартиру, посидеть за рюмкой чая, познакомиться с Норочкой.

Я ссылался на занятость, на коллоквиумы и зачёты.

О, если б знал Адольф Яковлевич, что, кроме прочего, я ещё и пишу!

В ту пору я писал по два-три письма в день (в Ташкент, студентке ин/яза Жене Поплавко!), и каждое моё послание занимало несколько страничек убористого текста…

Хилоидовский приглашал ещё и ещё…

Скумекав, наконец, что это дохлый номер, Адольф Яковлевич отстал.

Экстрасенс

…До начала работы оставалось полтора часа.

В Диогеновой бочке колдовал над разобранным усилкбм Электрошурка.

Увидев меня, он выключил паяльник и предложил пойти в бар. Есть, мол, разговор. Он не знает, что делать с Диогеном.

Мы взяли по сотке шампанского. Закурили.

Из кухонных недр донеслось зычное: «Сева!». Это кликала меня Манюня. В три глотка допил я шампусик и поспешил на зов официантки.

…Жених, свадьбу которого мне предстояло провести, говорил с едва уловимым «западэньськым» акцентом.

Иногда по выходным наш кабачок превращался в зал семейных торжеств. На входе вывешивалась табличка «Закрыто на спецобслуживание».

Тамадил, как правило, я.

Нанятый тамада должен создавать видимость своего в доску парня. Жизненные вехи, симпатии и пристрастия виновников торжества он обязан знать назубок…

Очередного «моего» женишка звали Алекс.

Выглядел он совсем ещё мальчишкой. Куцый белесый чубчик. Полнейшее отсутствие растительности на щеках.

Манюня усадила нас за столик с табличкой «Reserv» – у занавешенного бордовым тюлем окна – и подогнала по чашке кофе.

Я вытащил из кармана блокнот и с видимым участием начал интересоваться совершенно не интересующими меня вещами. Как зовут невесту, родителей, бабушек, дедушек. Где учится невеста. Где учится он.

Начал записывать: «Невеста – дипломированная ясновидящая».

Женишок тоже – оказался не кем-нибудь, а слушателем Белгородской академии магов. Будущий экстрасенс.

…Здесь я, конечно, должен был вести себя поосмотрительней. Но, видно, шампанское ударило мне в голову.

– Так, значит, Алекс, мы с вами коллеги? – мгновенно отреагировал я, узнав о выбранной им профессии.

– Во-первых, вы можете называть меня на «ты», – ответил маг, глядя исподлобья. – Надеюсь, вас это не будет как-то смущать.

– Нисколько, – заверил его я.

– А во-вторых, – почему коллеги? – спросил после небольшой паузы чародей.

– Знаешь анекдот насчёт «во-вторых»? – начинал раскочегариваться я, всё резвей входя в амплуа свадебного остряка. – Приходит полковник в ресторан. Подходит официантка. Полковник спрашивает: «Что у вас на первое?». Официантка говорит: «На первое борщ». – «А на второе?». – «А на второе – ничего. Хоть сама ложись». – «Тогда два вторых».

– Вы хотите борщ и два вторых? – Алекс зыркнул поверх меня и, чуть привстав, щёлкнул пальцами.

Неизвестно откуда возникшая Манюня – с карандашом и блокнотиком – уже готова была записывать заказ.

– Два вторых полковнику, – распорядился экстрасенс, указав взглядом на меня.

И тут же добавил:

– А на первое – борщ!

Манюня, переваливаясь с ноги на ногу, почесала в сторону кухни.

Я почувствовал голод, – словно не ел целую вечность.

– И всё-таки, я хочу знать, почему вы считаете, что мы коллеги? – продолжил начинающий Калиостро.

– А коллеги мы с тобой – потому что (здесь я выдержал паузу) – и ты, и я – развлекаем публику, как можем!