Кент

Я не была голубоглазой, стройной блондинкой с обворожительной улыбкой, которая могла свести с ума любого…видимо, как когда-то свела с ума и Кента.

— Моя младшая сестра и племянник.

ОУ! Господи, спасибо!!!

Не знаю, как у меня получилось сдержать в себе глубокий облегченный вздох, когда я прошептала, чуть откашлявшись и начиная улыбаться от того облегчения, которое теплой волной нахлынула на меня:

— Она очень красивая!

Странно, что лишь в эту секунду я смогла найти сразу с десяток черт, схожих с Кентом, удивившись тому, как я сама себе придумала проблему, сама испугалась и сама поразилась, как не увидела этого сразу.

Ведь брат и сестра на самом деле были так удивительно похожи.

Как и кроха Крит.

Вот только моя радость и облегчение были не долгими, когда Кент тихо проговорил:

— Да. Красивая. Была…

Я тяжело сглотнула, чувствуя, как моя улыбка сползла так же быстро, как и появилась на лице, прижимаясь к Кенту сильнее, и пытаясь своими объятьями показать, что я сожалею. Очень.

— Прости…мне очень жаль. И подумать не могла…

— Все в порядке, крошка. Я знаю.

Кент кивнул, улыбнувшись тяжело и печально, поглаживая меня своей рукой, и прикоснувшись кончиками пальцев второй руки к фото:

— Она умерла два года назад, когда сыну было четыре месяца.

Я на секунду закрыла глаза, чувствуя, как слезы уже поднимаются вверх, застилая глаза и слыша его мягкий приглушенный голос, который говорил так спокойно.

Подчеркнуто спокойно и размеренно, даже если в каждом слове, произнесенным Кентом, была спрятана великая, непередаваемая боль, которую едва ли можно было выразить словами, не закричав надрывно и потерянно, словно раненый зверь:

— Прошло всего две недели с тех пор, как мы вернулись домой с Заком после двух месяцев реабилитации, положенной после нахождения в Ираке. Мы почти адаптировались к гражданской жизни…пили, гуляли, проверяли на крепость собственные нервы. Кэн родила сына, пока я был на службе, и не сознавалась ни маме, ни мне, кто был тот негодяй, который бросил ее с мелким на руках. Знала, что я этого так не оставлю. А потом она пропала…

Кент осторожно отодвинул от себя рамку с фотографией, чтобы развернуть самую первую, где был он с пожилой женщиной и малышом на руках.

— Ее искали трое суток. Мы подняли на уши всю местную полицию, даже бандитов….на пятый день нашли ее тело. Кэн изнасиловали и убили, забрав ее деньги и машину. Конечно же, тот подонок не знал, что дома ее ждет больная мать и четырехмесячный сын.

Я закрыла глаза, закусив нижнюю губу, которая дрожала от слез, что едва получилось сдерживать в себе.

Я не могла позволить себе разрыдаться сейчас, чувствуя буквально кожей, как тяжело ему дается эта история, когда я должна была быть рядом — стойкой и несломленной, чтобы поддержать его, потому что это была рваная рана на его сердце, которая едва ли когда-нибудь заживет.

— Этого выродка нашли спустя еще два дня. Им оказался какой-то гастролирующий домушник-наркоман. В полиции задержали его, но через сутки отпустили под подписку о невыезде…

Я не смогла удержать возмущенного вздоха, глядя снизу вверх в лицо Кента, которое с каждым словом становилось все более мрачным и холодным, словно опять на нем возникала маска отчуждения, за которым было не видно истинного Кента или Бродягу, что покорил меня до самой глубины души и дрожащего сердца.

— Естественно он сбежал. Да и особой надежды на полицию не было. Мы с Заком нашли его сами и наказали за все, что он сделал, бросив потом тело в той же канаве, где нашли Кэн.

Я медленно моргнула, в эту секунду понимая, за что именно была прошлая судимость Кента.

Но, знаете, я не осуждала его, не усомнившись ни на долю секунды в том, что он все сделал по чести.

Да, пусть жестоко, но это было оправданно и правильно!

— Я освободился только в этом году, и узнал от мамы, что у сына очень опасное врожденное заболевание сердца. Ему нужен новый клапан и дорогостоящая операция… — Кент провел рукой по волосам, чуть прикрывая глаза и дернув плечом, — Зак рассказал мне про эти бои и куш, который я обязан выиграть. Теперь ты знаешь все, крошка.

Я растерянно улыбнулась, видя, как мужчина вдруг поморщился, в первую секунду испугавшись того, что он уже пожалел, что рассказал мне все, что я хотела о нем узнать, и даже намного больше, прошептав:

— …что-то не так?

— Ага. Мясо сгорело! — рассмеялся Кент, ущипнув меня за обнаженный зад, и бросаясь снова на свою импровизированную кухню, где уже даже шипения было не слышно, оставляя меня наедине с золотыми кубками и фотографиями, на которые я смотрела сейчас совсем иначе, бережно прикасаясь пальцами к лицам мамы, сыночка и сестры Кента, и аккуратно расставляя на деревянной полочке в том же порядке, в каком они стояли до этого.

— Это все привезла мама, когда я купил этот дом и оставила у меня, как бы я не сопративллся, — услышала я голос Кента с кухни, обернувшись на него.

— Малыш Крит сейчас живет с ней?

— Да. Маме не впервой растить ребенка в одиночку. Она вырастила нас с сестрой одна.

— А твой папа?…

— Был водителем бензовоза. Погиб, когда мне было одиннадцать.

Надо ли говорить, что после всего услышанного, я была без ума от этого мужчины, который оказался таким внимательным, заботливым и нежным к своей семье, не смотря на кажущуюся грубость и полную отрешенность.

Я была просто заворожена им, пока искренне не понимания, чем я заслужила его честность, и этот волшебный день, когда я ходила в его доме, в его одежде, ощущая его аромат каждой клеточкой тела и восторженно понимания, что едва ли в этом городе кто-то знает о нем так же много, как я.

Не считая Зака.

— Придется обойтись салатом и гамбургерами, — снова улыбался Кент так очаровательно и совершенно бесподобно, вываливая на стойку гору овощей, упаковку нарезанного белого хлеба для тостов, сыр и ветчину.

— Давай я помогу!

Знаете, это был самый настоящий рай!

Быть рядом с ним — прекрасным, обнаженным и смеющимся — ощущая на себе его руки, видя его проникновенные взгляды и обаятельные улыбки, когда мы вместе возились на кухне, не замечая, как за окном солнце клонилось к земле, забирая с собой этот день, который перевернул всю мою жизнь.

— Мне домой надо, — горестно вздыхала я, когда мы поели и помыли посуду, снова вернувшись на большую кровать, лежа под боком Кента и положив голову на его широкую грудь, блаженно прислушиваясь к тому, как ровно и спокойно бьется его сердце.

— Еще чего! Сегодня ночуешь у меня. Твоя мама все-равно думает, что ты на работе и придешь только утром, — усмехнулся Кент, все-таки зашевелившись и впервые за этот день, натягивая на себя спортивные легкие брюки, увлекая меня за собой с кровати куда-то из дома, — Идем, хочу показать тебе кое-что.

Недоуменно улыбнувшись, я следовала за ним без страха или лишних мыслей, держась за его широкую горячую ладонь, даже если не понимала, почему он взял с собой одеяло с кровати.

Лишь только сейчас я поняла, что веранда опоясывала весь дом по кругу, и можно было выйти на нее и с задней части дома, где даже еще и двери не было, но открывался завораживающий вид на ночное небо с миллионами звезд, которых было так много, что я покачнулась, запрокидывая голову.