Керченская катастрофа 1942

30 июля. Группа ребят из Керчи работала на завале, образовавшемся от взрыва с поверхности земли. Завал сравнительно небольшой, ибо он на большой глубине. Он имеет три подземных подхода, это почти рядом с музейной экспозицией, но от выходов и открытых воронок это далеко. От взрыва скальная порода рухнула на стенку, сооруженную защитниками для каких-то целей (возможно, это убежище или склад). Упавшие сверху глыбы встали торчком, поэтому между стенкой и пластами ракушечника образовались пустоты. Вот эти пустоты и обследовали керчане. Проникали в завал они через узкие щели между огромными глыбами камня. Работали в темноте, подсвечивая ручными фонариками и переносными аккумуляторами. В завале обнаружено два ящика с патронами в обоймах. На одном ящике были кости человека небольшого роста. Керчане посчитали его за подростка, у погибшего сохранились даже волосы. Рядом несколько пустых коробок из-под мин 50-мм миномета, ножны без шашки. В завале обнаружены останки и другого погибшего. Характерно, что на его бедрах сохранились бинты. Значит был ранен. Еще раньше этот завал обследовали одесситы (только с другой стороны), они вытащили из него много человеческих костей. Что здесь было? Похоже на пункт боевого питания, превращенного взрывом в братскую могилу…

31 июля. "Низовка" — это углубление в каменоломнях, образовавшееся от выбора оттуда камня-ракушечника. "Низовки" постоянно привлекают наше внимание. Там можно найти все вплоть до железных ящиков с документами архива подземного гарнизона. Почему-то все мы считаем, что документы должны обязательно находиться в железных ящиках или даже в стальных сейфах. Такое ведь не обязательно должно быть, но нам хочется, чтобы документы были именно в железных ящиках, так они долго могут сохраниться. Оптимизмом живет человек, он всегда надеется, даже верит в лучшее… Исследуемая нами "низовка" находится у самого карьера, что южнее Центральных каменоломен. Это в каких-нибудь 20–30 метрах от выхода. До этой "низовки" доходит слабый дневной свет. Мы начали копать в верхней части "низовки", постепенно опускаясь вниз. Находки пошли сразу же и довольно обильно. Вначале это были фрагменты обгоревших писем. Чем дальше копали, тем письма попадались чаще. А затем пошли целые пачки сгоревших, полуобугленных и даже целых писем. По штемпелям видно, что они относятся к периоду с 30 апреля и до 10 мая. Все эти письма шли из тыла на фронт. Многие из них на грузинском, армянском, азербайджанском языках. Нашли чернильный прибор в хорошем состоянии, "смертник" без колпачка (крышки), ножку хирургического зажима, части телефонного аппарата, моток телеграфной ленты, карандаши, бланки, несколько целых гранат и много-много другого. Здесь была свалка, по преимуществу связанная с почтой. Попадались фрагменты финансовых документов — сплошные колонки цифр, под одной дата: "февраль 1942 г.". До нас в "низовке" кто-то уже копался, но очень небрежно. Видимо, это были следы керченских мальчишек… Выкопан цинковый ящик из-под патронов. Почти весь забит письмами и газетами 1942 г. Затем вытащили, словно обгорелое полено, свернутую рулоном пачку газет на каком-то языке, очевидно, из Дагестана. Находки идут и идут… Нам не хватает целлофановых пакетов. Такого обилия находок сразу не знала ни одна раскопочная группа в нашей экспедиции. На дне "низовки" наткнулись на человеческие останки, они лежали сверху сгоревших писем. Хорошо сохранились обмотки на ногах, попадаются фрагменты сторублевых купюр советских денег. Они, очевидно, находились в брючных карманах погибшего. В районе головы лежала гильза от 45-мм пушечного патрона, к нему даже пристали волосы погибшего. Верхняя часть патрона аккуратно срезана наискось. Она служила открытым пеналом, в котором хранились карандаши, ножницы и другая необходимая канцелярская мелочь. Кости складываем в стороне, скоро придут люди из городской похоронной команды, они и займутся погребением останков на воинском кладбище… Складывается впечатление, что при отступлении наших войск в каменоломни попала одна из контор военно-полевой почты. В связи с невозможностью доставить письма и бандероли до адресатов, их решили уничтожить. Характерно, что мы не нашли ни одного служебного письма, хотя конверты с таковыми находили. Значит, всю служебную корреспонденцию вскрывали и уничтожали очень тщательно, дабы она не могла попасть в руки противника. После этого письма и бандероли свалили в "низовку" и подожгли, но они (в пачках) горели плохо. Вот таким образом многие из них и дошли до нас. Позже на сгоревшие письма был брошен труп человека в обмотках. Его немного присыпали тырсой и разным мусором. Следы торопливости. Явно они относятся к середине мая 1942 г. Каменоломни тогда были еще не окружены, через них проходили к переправам многие воинские части, учреждения фронта. Много жгли тогда документов…

1 августа. Группа керчан нашла под землей железный ящик. Вытаскивали и дрожали от нетерпения — а вдруг это архив подземного гарнизона! Открыли и полное разочарование: ящик пустой. Размеры 60x40x20, хорошая железная шкатулка для разного ротного хозяйства. Рядом с ящиком нашли мундштук от духового инструмента (трубы) и еще какую-то мелочь.

2 августа. Пришел старший группы керчан Коля Спасов и принес найденный документ. Его нашли Эдик Чистов и Валера Изотов в районе Соленого колодца. Документ нашли в остатках шинели, которая, очевидно, раньше висела на стене подземной комнаты, там до сих пор торчит ржавый гвоздь-вешалка. Шинель сорвалась с гвоздя, засыпалась тырсой, мелким камнем… А наши ребята случайно наткнулись на нее и откопали. Развертываем бумажку, читаем: НКО-СССР командир 739 отдельной телеграф… 10 ноября 194… № 50 гор. Душети. Удостоверение Мракадзе неевич действительно на военной… отдельной… елеграфно-ст роты… должное… взвода. Командир ст. лейтенант И… Круглая гербовая печать. Текст читается неплохо, о недостающих словах можно легко догадаться. Одним словом, текст выглядит так: "…Мракадзе…неевич действительно числится на военной службе в 739-й отдельной телеграфно-строительной роте в должности командира взвода". Достаю свою справочную книжку, где у меня записаны все части и соединения Крымского фронта. Вот она 739-я ОТСР, на 1 мая 1942 г. в ней было по списку 123 человека. По найденному документу видно, что в ноябре 1941 г. рота стояла в г. Душети, в старинном грузинском городке у главного Кавказского хребта. Вместе с этим документом ребята нашли бланки пропусков на артиллерийский склад, но они не были заполнены.

5 августа. Разбираю и читаю письма найденной почты. Дело идет очень медленно, ибо текст на многих из них надо закреплять реставратором. Впрочем, отдельные письма сохранились очень хорошо. Вот письмо на грузинском языке из Кабулети. Его перевели мне солдаты-грузины из прикомандированной к нам команды по разминированию. Мы назвали это "письмо невесты". "Привет Ладо от Елены. Ладо, почему ты не пишешь домой письма? Пожалуйста, Ладо, напиши домой письмо, я прошу тебя. Твоя мать все время кричит: "Где мой сын Ладо!?" Ладо, получила я твое письмо 17 августа, а второе 23 сентября… Ладо, письмо тебе писала 12… получил ли ты его или нет? Ладо, я замуж не иду, жду Вас, не бойся… Твой брат Раули живет хорошо, тетя Лео… хорошо Ладо, Бения уже забрали в армию. В Кабулети остались старики и дети, больше никого нет… получаю деньги. Ладо, здесь много кукурузы, живу хорошо. Жду тебя Ладо… уже один месяц прошел, письма не было. Напиши, где ты служишь: в Керчи или нет? Ладо, я жду Вас. Твоя Елена. Ладо, когда я это письмо написала, была ночь, в это время от тебя пришло письмо. Елена+Ладо. Твоя Елена". Второе письмо школьника старшему брату. Обратный адрес: Рязанская область, г. Сасово… кв. 2. "…Иван, шлю тебе свой ученический привет… наилучшего в твоей боевой службе. Мы все живы, живем мы сейчас хорошо… вдоволь. Козы наши окотились, завел себе кроликов, тоже скоро… Ивана Троицкого… нашего классного руководителя взяли в армию, вместо него у нас математик Болховитинов. [265] Иван Степанович… тоже справлялся о тебе, как… Ты бы Иван написал ему что-нибудь… он рад был бы. Ну немножко о себе. Во-первых, сообщаю, что учимся сейчас в три смены. Мои занятия с 3. 40 до 8. 15 по 6 уроков каждый день. 3 апреля сдавал зачеты по военному делу. Сдал на "отлично", военрук Баранов похвалил. Досталось мне три вопроса: показать штыковой бой, устройство пулемета и его действие и окопы. Вернее — какие бывают окопы и как их делают в боевой обстановке. Изучаем сейчас комбайн. Основное уже изучили, по нему тоже будут зачеты. Пока наши… будут пахать, а мы будем ремонтировать… как хлеб созреет, будем убирать… лучше убирать, чтобы больше дать… без потерь, так как каждое зерно ускорит нашу победу… Я подал заявление в ВЛКСМ, не принимали еще, но не сомневаюсь… меня… а все-таки Степановичу что-нибудь напиши о товарищах и о своей части… мы расскажем вам, как… Ну пока, до свидания. В. Медведев".

265

3десь идет речь о Б. Н. Болховитинове, который позже стал главным редактором журнала "Наука и жизнь".

Позже это письмо я опубликовал в газете "Рязанский комсомолец". Сразу же откликнулся автор этого письма Медведев Василий Семенович, после войны инженер, проживающий по-прежнему в г. Сасове. Письмо было написано брату, старшему лейтенанту Медведеву Ивану Семеновичу, который закончил Московское военное инженерное училище и воевал на Крымском фронте, погиб он в 1943 г. под Новороссийском. В конце войны пришлось повоевать и автору письма, так что добросовестное изучение военного дела в школе ему весьма пригодилось.

После обследования "комнаты Ягунова" Щербак С. М. высказал мысль, что хорошо бы найти могилу Ягунова П. М. Район ее был известен по воспоминаниям Ефремова Н. А. Правда, у нас было сомнение, что эта могила сохранилась, ибо она могла быть разорена после войны беспорядочными раскопками или засыпана обвалом. Несмотря на это, поиск могилы мы восприняли с энтузиазмом и надеждой.

Ефремов Н. А. сообщал, что Ягунов П. М. был похоронен справа от главной галереи, которая шла из глубины в сторону большого карьера. Он рассказывал, что много раз во время обороны проходил мимо этой могилы, когда ему надо было пройти к выходу в карьер. Мы с Щербаком С. М. начали изучать этот район и пришли к заключению, что могила может быть под небольшим завалом в проходе от главной галереи к "низовке", где мы нашли почту. Здесь с потолка обрушился слой ракушечника, который мы решили разобрать. Работа была тяжелая, ибо рухнувшую плиту мы разбивали кувалдами с помощью стальных клиньев и пластинок. Отваливая очередной кусок плиты, мы внимательно изучали поверхность под нею. Но там был небольшой слой сухой тырсы, которая лежала на скалистом грунте. Понятно стало, что в этом месте могилу копать просто не могли. Находки были небогатые: хорошо сохранившийся штык от русской винтовки и граната-лимонка без запала. Эта неудача нас охладила, и мы занялись "низовкой", в которой нашли много интересного. А потом быстро подошел и срок окончания экспедиции. А могила Ягунова была совсем рядом — за стеной в каких-нибудь 3–4 метрах от "низовки". Ефремов Н. А. был прав, что он ходил к выходу и справа видел могилу. Дело в том, что мы считали, что выход в карьер здесь был один и шел из главной штольни, но в действительности здесь был справа еще 1 или 2 выхода, вот к ним-то и ходил Ефремов мимо могилы. Сейчас этих выходов нет, их завалили фашисты взрывами.

Могилу Ягунова П. М. позже нашли случайно рабочие музея, которым для строительства потребовалась тырса. Они наткнулись на доски гроба, сделанного из кузова автомашины. Рядом было второе захоронение, но уже без гроба. Ясно, что это были останки командира, погибшего вместе с Ягуновым от взрыва. То, что это был Ягунов П. М., сомнений нет. Тем более, его останки подверглись судебной экспертизе в г. Симферополе. Хорошо сохранились его хромовые сапоги со следами взрыва неизвестного предмета. Сапоги, особенно нижняя их часть, иссечены мелкими осколками. Особенно пострадали каблуки, один из которых оторван осколком, след которого был хорошо заметен. Рассказ Ефремова Н. А. и тут подтвердился, ибо видно, что взрыв произошел, когда Ягунов П. М. наклонился и присел над взрывоопасным предметом. Интересно, что могила располагалась рядом со своеобразной площадкой, выпиленной из ракушечника. Можно предположить, что эта площадка служила своеобразным "катафалком", где лежали тела погибших, и с ними прощались товарищи. Затем их зарыли на небольшую глубину. Метрах в 15-и от захоронения Ягунова П. М. был вход в интересное помещение, которое мы назвали "церковью". Похоже, что она здесь была оборудована до революции или в первые годы советской власти. Это было сухое, продолговатое помещение, на стенах которого были аккуратно выдолблены в ракушечнике ниши, точнее прямоугольные углубления, напоминающие окна. Очевидно, в них когда-то помещались иконы. Захоронение Ягунова П. М. "около церкви" вполне соответствовало русскому православному обычаю. Останки найденных погибших позже были торжественно перехоронены в центральном сквере поселка Аджимушкай, рядом с другими героями, останки которых были найдены в каменоломнях.

После этого, в один из своих приездов, я посетил место первоначального захоронения Ягунова. Рядом с захоронением у "катафалка" я железной скобой стал перебирать тырсу и наткнулся на интересный предмет, который не заметили рабочие при раскопках могилы. Это была маленькая мензурка, с помощью которой дают больным лекарство. Нетрудно понять, что это был предмет из госпиталя и им воспользовались на поминках погибшего командира. А таковые по русскому обычаю, очевидно, были. Я уже рассказывал, что в каменоломнях из сахара гнали самогон, да и в начале июля еще оставался коньяк из складов военторга.

Во время работы экспедиции 1973 г. у нас совершенно не было времени обследовать Малые каменоломни, и мы тогда там почти не работали. Более полное и систематическое исследование и раскопки там были проведены позже, и там нашли довольно много находок. В первую очередь было решено детально обследовать место, где располагалась последняя группа Поважного М. Г. Это место нам было хорошо известно, ибо показывалось Поважным М. Г. и Ильясовым С. Ф. В один из приездов в Керчь мы договорились с Ильясовым, что он тоже прилетит из Ленинабада, покажет и расскажет все на месте последней стоянки. С нами был и сын батальонного комиссара Карпекина М. Н. — моряк торгового флота, механик судна, Валерий Митрофанович Карпекин. Ильясов показал Валерию место, где умер его отец от голода. Это было перед самым пленением, и тело его еще не успели похоронить в каменоломнях. Далее Ильясов подробно рассказал, как его пленили, где прятались от румын Поважный, Шкода и Дрикер. Я спросил про документы штаба. Ильясов ответил: "Все они были собраны фашистами и вот в этом месте сожжены. Они взяли только толстую тетрадь Шкоды В. П, с приказами и распоряжениями подземного гарнизона. Тетрадь была красного цвета и имела характерные следы от удара камня, свалившегося во время взрыва. Эту тетрадь я видел в Симферополе во время допросов". Без особой надежды на находку я стал ножом перебирать пыль и тырсу на месте сожжения документов и вдруг увидел сложенный вчетверо листок плотной бумаги маленького размера 2x3 см. При свете фонаря мы развернули его и прочитали: "Нач. скл. 1 зап. п. выдать 2 бут. гор. смеси на 2 чел. 5.07.1942 г. К-р 1 зап. п. Поважный". Подпись четкая и мне хорошо знакомая. Благодаря полной копии дневника Клабукова А. И. удалось установить, кому предназначались эти две бутылки горючей смеси, которые использовались в Малых каменоломнях для освещения. Это были политруки Магала Василий Яковлевич из 12-й отдельной стрелковой бригады и Калиба Иосиф Миронович. Оба они весной 1942 г. закончили в г. Горьком политическое училище и попали на Крымский фронт. 4 июля они в составе группы 11 человек ушли с целью переправиться через Керченский пролив, но вдвоем вернулись на следующий день, чем вызвали недовольство Поважного М. Г., ибо их снова надо было ставить на довольствие. Вот и появилась эта записка. Через несколько дней они снова вышли из каменоломен, где-то у переправ они были захвачены и затем расстреляны фашистами. Жену Магала, Ксению Максимовну с дочерью Маргаритой я нашел в Курске, а Калиба Лидию Ивановну — в Ижевске. Найденную записку Поважного М. Г. я отдал Ваулину Н. И. для последующей сдачи ее в Центральный музей Вооруженных сил.

Позже, в 80-х годах, в Малых каменоломнях были найдены личные документы Карпекина М. Н., Манукалова А. Н., Поважного М. Г., ведомости об уплате членских взносов коммунистов от 17.07.1942 г., большая сумма денег в различных купюрах. С помощью миноискателя здесь был найден ящик с набором слесарных инструментов и документы на имя старшего политрука Меликяна Айказа Арутюновича, 1906 г. рождения из г. Кировобада [266] . Одессит Соколов В. М. уверял меня, что он нашел останки старшего политрука Манукалова А. Н., кости которого нашли в том месте, на которое указывал Поважный М. Г. и Ильясов С. Ф. При внимательном осмотре костей было обнаружено пулевое отверстие в лопатке. Это и был, по мнению Виктора Михайловича, след от самострела.

266

Керчь военная, с. 453.

В конце работы экспедиции 1973 г. в Керчь приехал Александр Георгиевич Степаненко. Мы с ним долго ходили по каменоломням, а потом разговаривали. В плен он попал 19 сентября и, таким образом, был одним из последних выходцев из каменоломен, оставшихся в живых. Тогда он высказал одно из интереснейших соображений, которое до сих пор меня волнует. Он сказал: "Вы напрасно считаете, что основные документы штаба Центральных каменоломен были спрятаны последними защитниками. В действительности они завалены в результате гигантского комбинированного взрыва, который фашисты произвели в сентябре 1942 г. К нему гитлеровцы долго готовились, взрыв засыпал штаб и все наше расположение. Естественно, что документы в тяжелых ящиках никто не переносил и они были засыпаны. После взрыва оборона каменоломен фактически прекратилась, ибо некому было их оборонять. Оставшиеся группы во главе с Бурминым ушли в дальние, не занятые людьми тоннели и продолжали держаться до конца октября. Бойницы и полузасыпанные входы в каменоломни уже никто не оборонял, и через них враги могли свободно спускаться под землю". Район "Большого Взрыва" хорошо известен: он распространяется от малого карьера, где был лагерь поисковиков, до южного края музейной экспозиции. На плане, составленном Прониным К. К., этот завал хорошо виден. Я считаю и даже уверен, что главные документы штаба надо искать в этом завале. Это мнение подтвердила и находка документов в 1987 г. одесситом Сергеем Сергеевичем Коноваловым. Это был природный поисковик-романтик. Тело у него было гибкое, сильное, лицо сухощавое, смелости Сергею не надо было ни у кого занимать. Любопытство у него постоянно сочеталось с риском, отчего он, видимо, потом и погиб, разбирая снаряд минувшей войны. С большим трудом и риском, на которые был способен, Сергей пролез в узкую щель "Большого завала" и там обнаружил пустоты. В небольшом проходе он увидел человеческие кости с винтовкой и определил их как "часового при штабе". Далее в комнате, заваленной глыбами ракушечника, он обнаружил остатки деревянной мебели и деревянный ящик, в котором оказалось много документов. Многие из них превратились в труху, но некоторые читались вполне удовлетворительно. Это были документы 2-го батальона периода обороны Центральных каменоломен с июня по август 1942 г. Это были списки личного состава, наградные листы, представления к очередному воинскому званию, акты об изъятии документов и ценностей у умерших, протокол партийного собрания. Всего в этом собрании документов было насчитано 103 наименования, упоминалось 148 фамилий, из них 124 были ранее известны [267] . Как-то получилось, что известия об этой находке сильно не прозвучали в средствах массовой информации. Я считаю, что эта находка по содержанию документов одна из самых ценных, найденных во время поисков. Можно сказать, что это небольшая часть того, что мы искали многие годы. О перспективных находках в "Большом завале" говорят и показатели протоновых магнитометров (ИМП-203) из Московского геологоразведывательного института, которые в 1988 г. по инициативе Щербанова В. К. здесь работали. Приборы зафиксировали большие аномалии металла [268] . Что там может быть? Железные сейфы или ящики? Все, что угодно. Там могут быть даже целые автомобили, полевая электростанция (она первое время работала в каменоломнях) и другая техника, которая весной 1942 г. свободно могла въезжать под землю через широкие входы.

267

Там же, с. 452.

268

Там же, сс. 453, 462.