Кешмарики от Иннокентия

– Дерьмо!
– кажется, он ненароком доставил простыне удовольствие и от этого начал злиться.

– Нет, я - привидение, - в голосе звучала неприкрытая гордость, смешанная, правда, с непонятной горечью.

– Чье же это, интересно?
– Степан не поскупился на презрение, словно общаться с ним достоин был, как минимум, дух Наполеона.

Ответ его обескуражил. Более того, даже немного напугал.

– Твое.

– То есть... как это мое?
– и правда, в такое не каждый поверит.
– Это что же?.. По-твоему выходит, что я умер, да?

– Нет еще, - тут привидение душераздирающе вздохнуло, - к счастью.

– Так что же ты тут людей пугаешь? А если бы инфаркт? А?! Я тебя спрашиваю!
– Степану полегчало до такой степени, что он даже начал трезветь.
– Нет, что же это делается? Всякая проклятая душа будет шляться во дворе моего дома и пугать меня до полусмерти! Ты бы лучше старушкам померещилось! Сплошные сплетни от них.

– Они и так уже одной ногой в могиле, - резонно ответил призрак.

– Что-то я тебя не пойму. А я тебе на кой сдался? Ведь я еще... Криворучко распирало от радости жизни и он, не найдя слов, самовыразился в вопле, - ого-го-го-ооо!!!!

– Это ты так думаешь, - штора вся сморщилась.
– Не ори, соседей разбудишь.

– Да и черт с ними!

– Так-то оно так, но ведь с тобой-то я.

Кого-нибудь другого, например, философа эти слова заставили бы задуматься о смысле существования, но только не Степу и не сейчас. Подобные мысли были свойственны ему исключительно с похмелья, когда в кармане ни копейки.

– Да пошло ты...
– он умолк. Ругательство в таком контексте явно не звучало.

– Слышь, а почему ты мне все время тыкаешь?
– и привидениям, оказывается, свойственно любопытство.

– Да иди ты к чертовой бабушке!
– нашел выход из семантического тупика Криворучко.

– Ты должен гордиться, что имеешь дело со мной!

– Тоже мне, Владимир Ильич, мать твою!
– черт его знает откуда выскочило на язык это имячко, но на привидение оно оказало совершенно неожиданное воздействие.

Ирреальный дух даже шарахнулся от него и чуть было не перекрестился.

– Откуда ты знаешь?

– Да уж догадался, - самодовольно осклабился новоявленный спирит. Он, конечно, и сам немного обалдел, но виду решил не подавать.
– "Знай наших!"

Фантом шмыгнул в кусты и оттуда донеслись булькающие звуки.

– Эй, ты чего там делаешь?
– забеспокоился Степан. Если булькает, значит, пьет, а он к таким проявлениям неуважения не привык.
– Нет, козел ты все-таки, а не Ильич. Хотя и разницы, конечно, никакой...

Бледная тень выскользнула из зарослей и заискивающе пробормотала:

– Да вот, балуюсь тут звездным эликсирчиком, но, боюсь, не с твоей нынешней физиологией его глотать. Вот помрешь, тогда и посидим.

– И на том спасибо. Я уж тут пока водочкой обойдусь.

– Давай-давай. Если денег не хватает, советую продать квартиру. Попьешь еще с годик, а там уже и эликсирчик не за горами. С циррозом печени он согласуется в самый раз!

– Ну да, стану я крышу над головой продавать! И, вообще, типун тебе... в тебя!

– Да что ты знаешь о крышах-то?
– малость заплетающимся языком спросило привидение, затем без предупреждения превратилось в огромный указательный палец и укоризненно покачалось.

– Ну, ты! Не балуй!

– Извини. Понимаешь, мы - привидения, то бишь, неприкаянные души, которых на небо не пускают, а земля не принимает... И вот, возникает вопрос. О, это очень интересный вопросик... И я тебя спрашиваю, куда нам, горемычным, деваться? Ась?

– Ну, на кладбище там, - Степан добросовестно напрягся и даже почесал в затылке, - Или, к примеру, в заброшенные церкви...

– А ты сам когда-нибудь ночевал на кладбище?

– Мой автопилот меня еще ни разу не подводил.
– Степан сплюнул.

– То-то и оно. Холод, ветер собачий, тело так и сдувает, так и сдувает привидение всхлипнуло и у Криворучко тоже на глаза навернулись слезы.

– Да тебе ли об этом беспокоится? У тебя же целый Мавзолей!

– Пфф, очень весело с покойником вековать! Никакого, понимаешь, тебе духовного общения... Да и как первый коммунист, я не могу оставить своих товарищей по несчастью - тьфу!
– по партии, я имею в виду. А их тысячи, миллионы коммунистов со стажем! Так куда же нам?

– Ну, за бугор, например. Там же Карлы Марлы всякие... Должны поддержать!

– Ага, со свиным рылом да в калашный ряд. Там у них, конечно, очень здорово. Легенды, родовые замки и нашего брата ценят, потому что понимают каждый может оказаться между небом и землей. Высокая культура страха и уважения фамильных грешников. А у нас?

– А что у нас?

– А у нас мы селимся, более того, по очереди ютимся в телах пролетариата, - ошарашил Степу бессмертный дух Ильича.
– Вот, сегодня меняюсь в тебе с Малютой.

– Во мне?

– А ты думал, что зря по земле бродишь? Нет, я еще при жизни сказал, что все в природе устроено рационально.

– К черту такую рационализацию! И, вообще, почему только пролетариат?

– Карма у него такая!

– Что за зверь?

– Темный, ты, как подземелье.

– А "новые русские"?
– перебил его неграмотный оппонент.

– Э-э, ненадежный в витальном отношении контингент. Мрут, как мухи. Статистику читать надо. Киллеры-шмиллеры всякие, понимаешь, да?
– в складках простыни наметилось что-то татарское.
– А мы боремся за сокращение мигрирующих душ, потому что это снижает качество инкарнаций!

– Что же делать?

– Да ты прям, как Чернышевский, - ухмыльнулось бесплотное постельное белье и вдруг страшным голосом заорало.
– Ротик открывать, батенька, ротик!

Криворучко растерялся до того, что нижняя челюсть отпала сама по себе.

– Скуратов! А, Скуратов! Время уже!
– просительно заныло привидение.

"У ходоков, видать, набрался," - сообразил Степан, но рот закрыть не успел, потому что оттуда неожиданно послышалось рычание дикого зверя.

– Рано еще!!!

– Да как же рано-то...
– хныкало бестелесное существо.
– Гляди, светает уже!

– Выходной до третьих петухов!
– гаркнуло из Степановой утробы и разговор оборвался.

Пауза затянулась минут на пять, пока челюсть, наконец, со щелчком не встала на место.

– Ну, что ж, я пойду, - неловко засуетился протрезвевший медиум.

– Иди, иди... Все равно никуда не денешься. Или...
– Криворучко мог бы поклясться, что оно ему подмигнуло.
– Может закукарекаешь, а?