КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио

Каждый разведчик, прибывающий на работу в токийскую резидентуру, как, впрочем, и в любую другую, должен в первый же день явиться к заместителю резидента по вопросам безопасности, представителю управления «К».

Явился на такую беседу и я. Мой собеседник, которого я в Токио встретил впервые, оказался на редкость малосимпатичным человеком с бегающими глазками. Это был У., о котором впоследствии много писали японские газеты. Изъяснялся он неграмотно, а на лице у него то и дело появлялась многозначительная улыбка, и всем своим видом он давал понять, что знает о вас нечто такое, что неизвестно и вам самим.

Впрочем, это был всего лишь прием психологического воздействия. Я это понял сразу, ибо в методах контрразведки как-никак разбирался, поскольку окончил в свое время контрразведывательную школу в Минске.

Озабоченно покачивая головой, У. долго рассказывал мне о коварстве отдела общественной безопасности Токийского полицейского управления, которое, мол, сразу начнет собирать обо мне сведения, но я лишь молча кивал, отлично зная, что больше всего будет в этом усердствовать сам У. Именно он, а вовсе не безвестный японский контрразведчик, представлял для меня теперь наибольшую опасность, и поэтому я, по всегдашнему шпионскому правилу, постарался установить с ним психологический контакт. Для этого, как известно, нужно дать человеку понять, что у тебя с ним имеется некая общность.

— Кстати, я ведь тоже контрразведчик! — радостным тоном сообщил я, придав своему лицу добродушное и простенькое выражение. — Я ведь обучался в минской школе! Мы с вами — коллеги!..

По лицу У. пробежала ироническая усмешка. Он хитро посмотрел на меня.

«Нет, дружок, теперь мы с тобой вовсе не коллеги! Именно я буду следить за тобой, а вовсе не наоборот, а в такой ситуации людей трудно назвать коллегами!» — говорил его взгляд.

Но я, словно не замечая этого, продолжал:

— Я мог бы оказать вам помощь в обеспечении безопасности отделения ТАСС в Токио!..

На языке КГБ это означало следующее: «Я готов шпионить за другими корреспондентами ТАСС и сообщать вам о них информацию».

У. откровенно рассмеялся, тотчас разгадав всю глубину моего замысла. Он понял, что я знаю о том, что почти все сотрудники ТАСС в Японии, кроме еще не завербованного журналиста К, давно уже являются агентами КГБ. Именно они набросятся на меня, стоит мне приступить к корреспондентской работе. Именно они будут создавать обо мне сплетни и слухи и потом сами же доносить их офицеру безопасности или самому У. Если я буду сам наблюдать за ними, то это даст мне возможность в какой-то степени контролировать их, упреждать их удары. Для управления «К» это было бы совсем не желательно.

— Нет, в ваших услугах такого рода мы не нуждаемся! — с улыбкой превосходства произнес У. — Для работы с советской агентурой существует управление «К», и мы с этой работой справляемся сами. Вы же займитесь своими прямыми обязанностями: научно-технической разведкой. Вербуйте агентуру среди японцев!

Далее все произошло так, как, очевидно, было заранее предусмотрено У. Едва прибыв в ТАСС и начав делать первые шаги в качестве токийского корреспондента, я сразу же ощутил повышенное внимание к своей персоне сразу двух журналистов, а также их жен. Все они, как я знал, были старыми агентами управления «К» да и по возрасту людьми немолодыми, под шестьдесят. Они не могли простить мне того, что я в столь молодом возрасте, в двадцать семь лет, приехал работать в Токио, в то время как они в эти годы еще и не нюхали роскошной заграничной жизни.

Каждое мое неосторожное слово тотчас же выворачивалось ими наизнанку, добавлялось множеством своих и в таком виде передавалось в КГБ. Например, когда однажды я поинтересовался у одного из них курсом доллара по отношению к иене, он тотчас поехал в посольство сообщать У. о том, что я приехал в Токио не для того, чтобы приносить пользу родине, а лишь ради иностранной валюты.

Потом я поддался на провокационный вопрос другого журналиста. Как-то в мимолетном разговоре со мной он посетовал на низкое качество японских продуктов питания. Я решительно возразил, заметив, что они, наоборот, гораздо лучше советских, в которых очень много химических добавок, никем не контролируемых и даже опасных для здоровья. Разумеется, этот журналист обвинил меня в антисоветских настроениях, сообщив в КГБ, что я критически оцениваю социальную политику советского руководства и преклоняюсь перед достижениями буржуазной Японии.

«Зачем КГБ заниматься такой ерундой, как собирание подобных слухов, заведомо лживых и пустячных по существу?» — спросит иной читатель.

А для того, чтобы поставить разведчика в зависимость от руководства резидентуры. Каждый из нас знает, что на него ведется дело в управлении «К», целиком состоящее из таких вот глупых доносов. Если он будет слишком строптив с начальством, оно может раскрыть эту папку и, например, воспрепятствовать повышению разведчика в должности или получению им награды, в то же время, если сотрудник резидентуры будет лоялен к руководству и станет выполнять все его желания, то об этой папке могут как бы забыть.

Методы работы управления «К» примитивны и грубы и, главное, хорошо известны всем остальным разведчикам. Помню, как один из работников управления «К», с которым у меня, как это ни странно, сложились в Токио приятельские отношения, рассказал мне о таком эпизоде.

Ранее он работал в Сингапуре под прикрытием должности представителя одного из министерств. В первый свой день он наведался в резидентуру.

В Сингапуре она небольшая и вся помещается в одной комнате. Еще издали, проходя по посольскому коридору, он услыхал доносившийся откуда смех, веселые голоса. Однако стоило ему туда зайти, как смех стих и все разговоры тотчас прекратились. Разведчики просто замолчали, словно набрав в рот воды, и склонились над письменными столами Никто из них не захотел произнести в присутствии работника управления «К» вообще ни одного слова!..

И тем не менее методы управления «К» срабатывают безотказно. Ведь человек — слабое существо. Он обязательно допускает ошибки, так или иначе проявляются негативные черты его характера. Агентура КГБ тотчас фиксирует их и сообщает в резидентуру.

«Но зачем вообще все это нужно? — спросите вы. — Почему советская разведка до такой степени не доверяет своим сотрудникам?»

А потому, что они слишком часто перебегают на Запад! Почти каждые два-три месяца кто-нибудь из них переходит на сторону разведываемой страны, и ни один еще годовой отчет разведки не обошелся без перечня очередных перебежчиков.

II Японский агент в советской резидентуре

Побеги советских шпионов в стан капитализма начались еще в двадцатые годы, когда сама советская разведка едва-едва развертывала свою работу за рубежом Этот факт служит признаком глубокого морального кризиса советского общества, который был постоянным его спутником. Вначале, в сталинские времена, перебежчиков уничтожали специальные бригады разведчиков-нелегалов, разыскивавших их по всему земному шару. В структуре Второго главного разведывательного управления даже существовал специальный отдел «В», получивший свое название от первой буквы слова «Возмездие». Именно в нем работал подполковник Носенко, перебежавший в США в шестидесятые годы. Мало кто знает, кстати, что его отец был министром морского флота и даже похоронен в Кремлевской стене. Разумеется, Носенко, как сына министра, ожидала в СССР прекрасная карьера, но он все равно решил уйти в США. Американцы, однако, ему не поверили и несколько лет держали в тюрьме.

Однако начиная с шестидесятых годов перебежчиков, служивших в советской разведке, стало так много, что отдел «В» пришлось упразднить, потому что он уже не справлялся с работой. Кроме того, о его существовании стало известно за рубежом, а это вредило престижу СССР, разглагольствовавшему на весь мир о своем миролюбии.

Из сотрудников резидентуры КГБ в Токио, бежавших на Запад, широко известен Станислав Левченко, корреспондент журнала «Новое время». Однако он не был первым. В 1953 году из советского посольства в Японии бежал разведчик Растворов. Говорят, что на следующий день один из тогдашних высокопоставленных руководителей Управления национальной обороны, узнав об этом, выбросился из окна: не был ли он агентом советской разведки, завербованным ею в сибирских лагерях, в послевоенном плену?