КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы
Шрифт:
Я имею в виду вопрос о неверном, немарксистском понимании роли личности в истории, которое, надо прямо сказать, получило весьма широкое распространение у нас, и в результате которого проводится вредная пропаганда культа личности. Нечего доказывать, что такой культ не имеет ничего общего с марксизмом и сам по себе является не чем иным, как эсеровщиной.
Сила нашей партии и залог правильного руководства, важнейшее условие дальнейшего движения вперед, дальнейшего укрепления экономической и оборонной мощи нашего государства состоит в коллективности и монолитности руководства…
Руководствуясь
Центральный комитет КПСС считает, что в нашей печатной и устной пропаганде имеют место ненормальности, выражающиеся в том, что наши пропагандисты сбиваются на немарксистское понимание роли личности в истории, на пропаганду культа личности.
В связи с этим Центральный комитет КПСС признает необходимым осудить и решительно покончить с немарксистскими, по существу эсеровскими тенденциями в нашей пропаганде, идущими по линии пропаганды культа личности и умаления значения и роли сплоченного, монолитного, единого коллективного руководства партии и правительства».
Но пленум не собрался. Маленков не решался назвать имя Сталина, а Берия прямо говорил о культе Сталина, о сталинских ошибках и преступлениях, ознакомил членов ЦК со своей запиской по. «делу врачей». Это объемистый документ в несколько десятков страниц. В нем цитировались показания следователей МГБ и резолюции Сталина, который требовал нещадно бить арестованных. Они произвели впечатление разорвавшейся бомбы.
Когда Берия заговорил о репрессиях, он тем самым снимал с себя ответственность и намерен был призвать к ответственности других. Это больше всего напугало партийный аппарат.
Он приказал арестовать бывшего заместителя министра госбезопасности Рюмина («учитывая, что Рюмин являлся организатором фальсификаций и извращений в следственной работе») и хотел арестовать бывшего министра Игнатьева, рассчитывая, что они дадут показания на Маленкова и Хрущева как соучастников репрессий, санкционировавших аресты и расстрелы.
Поэтому Хрущев и Маленков, снимая с себя вину, предпочли обвинить Берию во всех преступлениях.
Как же получилось, что такой опытный человек, такой умелый интриган, который выжил при Сталине, позволил себя арестовать? Расслабился, потерял бдительность, недооценил товарищей, в особенности Никиту Сергеевича Хрущева.
— Он считал нас простаками, — скажет потом на пленуме Маленков.
— Но мы не такие простаки оказались, — довольно отзовется Хрущев.
Судьбу Берии решил деятельный и напористый Хрущев. После свержения Берии он выдвинулся на главные роли и был избран на пленуме первым секретарем ЦК.
Другие члены партийного руководства не собирались расстреливать Берию.
Профессор Наумов:
— Мы нашли написанный от руки текст выступления Маленкова. В нем судьба Лаврентия Павловича предполагалась иной — снять с поста министра внутренних дел и первого заместителя председателя Совета министров, а назначить министром нефтяной промышленности.
Хрушев и Молотов были сторонниками полного устранения Берии. Микоян и Ворошилов предлагали использовать Берию на другой работе. Молотов и Хрущев взяли верх.
На заседании выступили Маленков и Хрущев,
после чего Берии объявили, что он арестован. Вошли офицеры во главе с Жуковым и генералом Москаленко. Жукова выбрали еще и потому, что он был физически крепким. Кирилл Семенович Москаленко, командующий войсками Московского округа ПВО, был тщедушным, его Берия мог бы с ног сбить. Но применять силу не понадобилось. Жуков только резким движением отбросил лежавшую перед Берией папку, думая, что в ней оружие. Папка полетела в сторону Хрущева, и тот испуганно отодвинулся.Берию увели. Сам он сказать ничего не успел, поэтому ответил на предъявленные ему обвинения в первом письме, написанном в заключении.
Лаврентий Павлович, даже когда его выводили из зала заседаний, не предполагал, что ему предстоит суд и расстрел.
На заседании президиума его обвинили в том, что он поставил министерство внутренних дел над партией и правительством, что он был высокомерен и груб с товарищами. За это не расстреливают, справедливо считал Берия. Но он забыл, что сам расстреливал и за меньшее.
О том, что сейчас произойдет, поставили в известность далеко не всех участников заседания, спешно собранного в Кремле. Микояну об этом сказал Хрущев по дороге на заседание: они ехали в одной машине. Некоторые узнали только в тот момент, когда началось заседание. Им надо было быстро сориентироваться, сделать правильный выбор, но политический инстинкт их не подвел. Когда Берию увели, заседание продолжилось. Так что у всех было время оправиться от шока и занять правильную партийную позицию…
Члены президиума ЦК сидели в Кремле до поздней ночи, пока не получили сообщения о том, что Берия доставлен на гауптвахту. Тогда только разошлись. Но беспокоились они напрасно. Никто и не попытался прийти Берии на помощь.
В Москву приехал кандидат в члены президиума ЦК, первый секретарь Компартии Азербайджана Мир-Джафар Аббасович Багиров, друг и соратник Берии еще по Азербайджанской ЧК. Сначала он помогал Лаврентию Павловичу, потом тот ему покровительствовал.
Удивленный Багиров позвонил Микояну:
— Я звоню Лаврентию, но ни один телефон не отвечает. Что у вас случилось?
Микоян знал, что его телефон прослушивается, и ответил осторожно:
— Завтра зайдешь в ЦК и все узнаешь.
Даже кандидат в члены президиума ЦК пребывал в полнейшем неведении.
Сын Берии всегда считал, что его отца убили в перестрелке в день ареста. Лаврентий Павлович жил в особняке на Малой Никитской улице (еще недавно она называлась улицей Качалова). Теперь здесь расположено посольство Туниса.
Сыну Берии даже рассказывали, что верные люди вывезли Лаврентия Павловича в Аргентину, и показывали фотографию, на которой будто бы запечатлен бывший глава госбезопасности в Буэнос-Айресе. Но в эту версию верил только его сын…
Арест Берии взял на себя министр вооруженных сил Николай Александрович Булганин. Непосредственное руководство поручил своему первому заместителю маршалу Жукову. Жуков подбирал людей, которым верил и которые не испугались. Ведь были и такие, как один военачальник, упавший в обморок, когда ему объяснили, что предстоит сделать.