Кибердемоны. Призрак

Спина рыжего почти скрылась за высокими - метра по три - кофрами, в которых что-то пощелкивало и потрескивало. Скорее всего, оборудование Алики, которое генерировало в реальном времени её изменчивую внешность, все эти языки пламени и разлетающиеся по плечам волосы... Мирон прибавил шаг, но тут же остановился: рыжий ждал его возле лестницы. Проблема была в том, что лестница вела не наверх, а куда-то вниз, под стадион.

Мирон сглотнул. Тёмный провал с серыми, еле видными ступеньками одновременно притягивал и пугал. Он представил себе все те слои паутины, затхлый запах, с хорошей примесью природного нашатыря - он всегда вьётся над реками человеческих экскрементов; сырость, зеленые потоки слизи и бледную, никогда не видевшую света, плесень...

Рыжий спокойно стоял у начала лестницы. На его лице вновь не было ни ожидания, ни нетерпения - вообще ничего. Словно он - машина.

Налево пойдешь - коня потеряешь. Направо - жену... А если вниз?
– пробормотал Мирон. Он никак не мог заставить себя подойти к тёмному провалу.
– Чёрт. Чёрт, чёрт чёрт...

Хоть бы миллиграмм лития. Или аддерола, или дексамина... Чего угодно, лишь бы успокоить нервы. Пальцы дрожали и он сжал их в кулаки в карманах куртки. Язык был сух, как пыльный бетонный пол под ногами.

Можно не ходить. Можно вернуться в ту прозрачную комнату, позвонить Хидео и рассказать, что удалось нарыть. А потом спокойно вернуться домой и обо всём забыть.

– Чёрт, - повторил Мирон в сто восемнадцатый раз и сделал шаг к лестнице.

Рыжий, вопреки ожиданиям, спускаться не стал. Утопив уголки губ в диких складках кожи - это должно было означать улыбку - он отступил в сторону и замер. Мирон, сжав зубы, чтобы не дрожал подбородок, шагнул на лестницу и заглянул в провал.

– Темно, хоть глаз коли, - пожаловался он Рыжему.
– И посветить нечем...
– тот чуть заметно пожал плечами: мол, моё дело - предложить...

Когда его голова опустилась ниже уровня пола, сзади раздался грохот - проводник захлопнул дверь. Скрежетнул замок, а потом повисла тишина. Мирон замер. Поборов отвращение, он дотронулся до стены - ноздреватый бетон был холодным, но не влажным - и сделал еще один шаг.

Странно, но как только глаза привыкли, он стал различать бледные светящиеся пятна. Они шли вдоль ступенек, почти на уровне пола, вдалеке сливаясь в белесую дорожку.

Выяснять, что это: краска? плесень?
– он не стал. Ноги не сломаешь - и на том спасибо.

В натуре, это была канализация. Старая, и уже лет двадцать как заброшенная... После того, как появились эти новые ферменты - такой порошок, просто посыпаешь им дерьмо, или еще какую гниль, и оно превращается в серый пепел.

Было сухо. Стены не бетонные, как показалось вначале, а из покрытого тонким кружевом ржавчины железа. Да и вообще это были не стены, а широченная, метра три в диаметре, труба. Он шел по самому дну, стараясь не наступать на кучи подозрительного мусора, который копился здесь десятки лет.

Света хватало лишь на то, чтобы видеть, куда ставить ноги.

Сверху просачивался ритмичный гул - шум концерта проникал даже сюда. Но потом гул затих и Мирон понял, что выбрался за пределы стадиона. Как только это случилось, накатила волна паники. Ритм являлся успокоительной ниточкой. Связью с поверхностью. Но теперь, когда она пропала и остался только звук его дыхания и отраженное эхо шагов, он почувствовал страх. Начинаясь где-то пониже спины, страх волнами поднимался по позвоночнику и сводил кожу между лопаток.

Он остановился и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох...

Подождал, когда под веками перестанут прыгать цветные пятна и выдохнул. А затем стал мысленно представлять функции, сопоставляющие каждому натуральному числу одно из слов. "Январь", "февраль", "март"... На функции, сопоставляющей слову "ноябрь", его отпустило.

И сразу Мирон увидел лестницу, ход наружу.

Не прочные ступени из бетона, а просто скобки, приваренные к железной стене.

Наверху было темно, и неясно, куда они уходили. Он подумал, что стоит рискнуть. В худшем случае спустится обратно.

Некоторые скобы шатались и он старался распределять вес между руками и ногами - если одна подломится, то он повиснет на руках или останется стоять.

Люк, которым заканчивались скобы, был немного сдвинут. Не то, чтобы открыт, но всё-таки Мирон почувствовал струю свежего холодного воздуха. Это придало сил и уверенности, так что пара минут - и вот она, свобода. Попахивающая мочой и мусорными бачками, но свобода.

Люк находился в какой-то подворотне, в чудом уцелевшей арке старинного проезда. В Москве частенько соседствовали такие вещи. Суперэргономичные дома-роботы, а рядом - зассанные кирпичные пятиэтажки. Это называлось "сохранить наследие старинных Московских двориков".

Камеры в них никогда не работали, полицейские не заглядывали, и даже дроны облетали стороной - анонимусы свято следили за тем, чтобы в программах ищеек были "слепые зоны".

На самом деле, законы об охране исторической недвижимости в тесной сцепке с запутанными правами на землю не давали возможности снести эти халупы - чем и пользовались разнообразные теневые личности, обделывая свои делишки.

В пятиэтажках давно никто не жил.

Кое-как сдвинув тяжеленный диск люка обратно, Мирон затравленно огляделся. Снег кончился и в воздухе повисла хрусткая тишина, которая бывает перед рассветом. При каждом вдохе ноздри слипались, а когда воздух всё-таки проходил, лёгкие обжигало холодом.

Надо было заказывать пуховик, а не выпендрежную кожу, - пожалел он, просовывая руки карманы и делая несколько пробных шагов.

Не подумал. Отвык. Забыл, что на улице бывает так холодно.

А ведь я собирался избавиться от одежды...
– сейчас эта мысль выглядела дико. Самоубийственно. Но он выбрал сторону. Оставив карточки в комнате под стадионом, он дал понять, что не собирается играть по их правилам. Так что раздеваться придется - иначе его жизнь не продлится и получаса.

Нужно выбраться на людную улицу...

Он шел, ориентируясь на шелест покрышек по асфальту и негромкий гул, который издаёт толпа, даже когда она безмолвна. Дыхание сотен глоток, шелест сотен курток, шарканье сотен ног... Толпа безлика. Она не интересуется никем, кроме себя и ни на что не обращает внимания.

Где-то там, в перекрестье старинных улиц стоит дом, в котором живёт его друг. Точнее, бывший друг, они не виделись со времен распада команды. Он думал, что Чебурашка, если он еще жив, если его не повинтили копы или не случилась ещё какая-нибудь хрень, непременно поможет отыскать Уммона.