Киднеппинг по-русски
Шрифт:
— Я долго сплю?
— Часа три. Папа сказал — вас не будить пока, потому что вы устали с дороги…
Александр был раздосадован. Прилетел за тридевять земель, чтобы спасать похищенного мальчишку, вместо этого успел лишь соблазнить взбалмошную журналистку, а теперь вот отсыпается после амурных трудов…
— Дядя Саша, вас к телефону.
— Кто?
— Папа.
Максимчук быстро поднялся:
— Где аппарат?..
Умар был краток, говорил намеками:
— Вопрос в стадии положительного решения. Сегодня вечером я сведу тебя с нужным человеком, все детали обговорите с ним сами. Через час я за тобой заеду, будь готов. Все, до встречи!
Девушка
— Дядя Саша, а вы к нам приехали прямо из Москвы?
— Прямо из Москвы. А что?
— Давно хотела побывать в Москве. Говорят, она красивая… Я много чего хотела бы посмотреть: Ленинград, Киев, Минск… Да и вообще я хотела бы побывать всюду. Сколько раз упрашивала папу взять меня с собой куда-нибудь. Особенно в Москву. А он так и не взял ни разу. А теперь, наверное, уже вообще никогда там не побываю.
— Почему же? Ты у нас еще вон какая молодая, у тебя все впереди. Успеешь еще весь свет объехать.
— У нас в школе говорят, что в Москве чеченцев не любят, документы у них на каждом шагу проверяют и арестовывают ни за что. Так зачем тогда к вам ехать? Ну а когда мы отделимся от России, и подавно нельзя будет съездить…
— А почему это вы решили, что обязательно должны отделяться?
— Так ведь от России сейчас все отделяются. Даже Урал, и тот свою республику создает…
Александр хмыкнул, не нашелся, что ответить девушке.
— Ну а ты-то хочешь, чтобы Чечня отделялась?
— Нет, не хочу. Раньше мы все лучше жили. Так зачем разрушать дом, в котором хорошо жилось? Это мой папа так говорит…
— Правильно говорит. А мы вот разрушаем, — вздохнул Александр.
— Расскажите мне о Москве.
— Ты стихи любишь?
— Очень люблю.
— Тогда я тебе лучше ничего не буду рассказывать, а стихотворение о Москве прочитаю. Хорошо?
Девушка согласно кивнула. И Максимчук начал:
Вечный город, третий Рим. Неудобосотворим… Ты ничтожен, возвеличен, Целомудрен, неприличен, Опорочен, обелен, Свеж и вечно утомлен. Город-склочник, город-хам, Город — непорочный храм Всепрощенья и любви Всех-Невинных-На-Крови… Вечный город, третий Рим, Проклят и боготворим, Ненавидим и любим, Город-смех и город-плач, Город — жертва и палач. Стоязычен, совестлив, Горький баловень судьбы, Город, вставший на дыбы…Вот такая она, наша Москва, — закончил Александр.
— Я не поняла, — призналась юная хозяйка. — Почему склочник? Почему палач?..
— Это коротко не объяснишь… Ну да ладно, девчушка. Скоро папа твой приедет. У тебя чашка чайку для гостя не найдется?
…Александр еще допивал свой чай, когда у ворот коротко просигналила машина. Максимчук поднялся и зашагал к калитке. Он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Он жаждал действия.
Умар сидел за рулем своего старенького «Москвича». Максимчук плюхнулся на потрепанное сиденье рядом. Чеченец резко утопил педаль в пол.
— Значит, так, Саша. Я сейчас тебя передам с рук на руки
одному человеку. Он тебя отвезет к главарю местной банды или к командиру отряда территориальной самообороны — называй его для себя как хочешь. Обо мне не говори никому ни слова ни в коем случае. Про себя тоже особенно не распространяйся. Просто ты некто Никто, приехавший ниоткуда, который представляет интересы отца этого мальца. Ни в коем случае не проговорись, что ты офицер милиции. Пусть они думают, что ты хлопочешь из-за денег. Так будет лучше всего. Сам понимаешь, этим людям нужно будет заплатить. Ну а уж сколько — договаривайся. Тебя такой расклад устраивает?— Конечно. Я-то не проговорюсь. А тот человек, который меня в банду повезет?..
— Он мой родственник, он меня не назовет. В принципе тебя особенно никто ни о чем расспрашивать не должен. Но смотри не лезь там на рожон. Помни: здесь — Северный Кавказ. И законы у нас резкие.
— А к какому тейпу принадлежат те, кто захватил парня? И эти, к которым мы сейчас едем?
Умар ответил неохотно:
— Как тебе сказать… Разные они, оказывается. Все у нас сейчас перемешалось.
— Не у вас это перемешалось, Умар. Просто преступник, когда чует деньги, не то что с врагом, с чертом помирится, мать родную продаст.
— Ну, насчет матери ты это напрасно, — угрюмо пробурчал чеченец. — Для наших мать — это святое.
Александр не стал спорить. Разное он слыхал про жителей Северного Кавказа. Одни говорили, что они, если выгодно будет, на все готовы. Другие — что за свой очаг, за своих родных жизнь отдадут… Наверное, кто что хотел увидеть, то и разглядел.
Машина проскочила мост над железной дорогой. Справа и слева тянулись красивые дома в веселых кружевах подернутой желтизной зелени. Чувствовалось, что выехали на окраину города. С площади с диском зеленой лужайки посередине повернули направо.
…Александр, как и никто другой в подлунном мире, тогда еще не знал, что через полгода в двух километрах от этого перекрестка, только если повернуть налево, в подвалах полуразрушенных к тому времени зданий поселка Ханкала будет размещаться штаб объединенной группировки российских войск в Чечне…
Умар притормозил.
— Быстренько давай пересаживайся вон в ту машину, — показал он.
Максимчук не заставил себя упрашивать.
Водитель, худой молчаливый парень, развернул машину и поехал обратно. Машина Умара исчезла в противоположной стороне.
Ехали долго. Проскочили по окраине Грозного, миновали микрорайон современных зданий и оказались в лабиринте улочек, где за заборами утопали в садах уютные красивые домики. За все время пути водитель не проронил ни слова.
Сколько ехали — Александр не переставал удивляться количеству вооруженных людей. В форме и без, а чаще всего в камуфляже без знаков различия, они были видны всюду: у перекрестков, в машинах, просто разгуливающие по дорогам. Даже когда мчались по окраинным улицам, можно было время от времени разглядеть автоматы у пассажиров пролетающих мимо многочисленных автомобилей.
На место прибыли уже на закате. Кроваво-красное солнце медленно опускалось за горизонт. Левее от него едва виднелись розовато подкрашенные уходящим на покой светилом сахарные головки кавказских вершин. Оттуда, от хребта, струилась осенняя прохлада. Александра ввели во двор…
Москва. Управление. Кабинет Самопалова.
16.00
Звонок оторвал Олега от очередной бумаги, которую он тщательно изучал.