КИФ-5 «Благотворительный». Том 4 (в двух частях) «Для мудрых», часть 1

– Хорошо, – сказал он убитым голосом. – Если тебе так неприятно… Больше ты меня не увидишь.

– Никогда?

Он долго молчал, глядя куда-то под ноги. Наконец выдавил:

– Как получится…

– Ты уж постарайся, чтобы получилось, – сказал я и отпустил его пуговицу.

На следующий день Славик уволился из фирмы. Это была безусловная победа, но, как ни странно, большой радости я от неё не испытал. Слишком уж безропотно мне уступили поле битвы…

Однако избавиться от ощущения, что над твоей душой стоит соглядатай, было большим делом. Примерно неделю после нашего расставания я чувствовал себя так, будто с плеч свалился груз. Всего неделю. А потом со мной стало твориться непонятное.

Первым делом я внезапно наехал на шефа. При всех подверг сомнению его новую стратегию, фактически обвинил в некомпетентности.

Шеф позеленел от злости, но попытался обратить всё в шутку. А чуть позже вызвал меня к себе и угрожающе заявил:

– Ещё одна подобная выходка – и вылетишь к чертям собачьим. Ты меня хорошо понял?

– Понял, чего же тут не понять, – гордо ответил я и вышел из кабинета.

Следующей жертвой стала моя девушка. До Насти было трудно докопаться, но у меня, похоже, к этому делу прорезался талант:

– Ну чего ты вырядилась в такие страхолюдные джинсы? Сплошная рванина, дыра на дыре!

– Не заводись, – спокойно ответила она. – Отлично знаешь, что это модно.

– Мода модой, но головой тоже нужно думать. Смотришься так, будто вылезла из подворотни.

– Да что это за муха тебя укусила? – встревожилась Настя. – Никогда таким не был.

– Всегда был! – рявкнул я. – Не виноват, что ты слепая!

– Ах, вот ты как заговорил? Тогда ищи себе зрячую, а с меня хватит! – крикнула Настя и выскочила из квартиры, хлопнув дверью.

Я не стал её удерживать, а на следующий день разругался вдрызг сначала с соседом, затем – с соседкой. И опять без мало-мальски серьёзного повода!

Во всех случаях я считал, что безусловно прав. Но все-таки заставил себя устроить «разбор полётов» – и впервые испытал настоящий страх. Похоже, во мне поселился демон разрушения. Поддашься ему – лишишься работы, близких людей, станешь изгоем. А потом… Думать об этом «потом» не хотелось – оно виделось намалёванным исключительно чёрной краской.

Надо было что-то делать с собой. Некоторое время мне удавалось сдерживаться, но чем становилось паршивее, тем отчаянней хотелось на ком-нибудь отыграться. Однажды, придя с работы, я понял, что дошёл до точки: кот вышел меня встречать, но вдруг попятился и юркнул под кресло. Серая скотинка явно чего-то опасалась. Точнее – кого-то.

Я не стал трогать кота. Вместо этого подошёл к зеркалу, глянул в него – и неожиданно испытал острое желание надавать самому себе по мордасам. Просто потому, что больше было некому.

«Чёрт», – пробормотал я. Для полного счастья мне не хватало только стать пациентом мозгоправа!

Я взял пульт, плюхнулся на диван и, чтобы расслабиться, принялся по очереди переключать телеканалы.

На одном из них спортивного вида парень отстреливался от доброго десятка преследователей со зверскими рожами, причём все они по очереди валились, как снопы, а его даже ни разу не оцарапало. На другом раскрасневшиеся дядьки и тётки истошно орали, махали руками, брызгали слюной, а главной задачей ведущего было не дать им вцепиться друг другу в волосы. На третьем два лощёных типа отпускали шутки, а чтобы зритель не усомнился, что это именно шутки, каждую сопровождали раскаты смонтированного смеха. На четвёртом…

На четвёртом, как ни странно, оказался вполне нормальный мужчина лет сорока в костюме, галстуке и очках. Вылитый профессор! Он не вышибал из врагов мозги, не ругался и не отпускал тупые остроты, а спокойно, бархатистым голосом, вкладывал мне в голову знания по химии.

– А теперь, – говорил профессор, – обратимся к щелочному металлу, который показывает в лабораторных условиях наивысшую активность. Это цезий. Все мы знаем, как медленно идёт процесс окисления железа, превращающий его в ржавчину. С цезием всё совершенно иначе: он окисляется так бурно, что вспыхивает фиолетово-розовым пламенем. Ещё сильнее реакция с водой: если в неё бросить крупинку этого металла, произойдёт взрыв. Чтобы избежать неприятных последствий, приходится держать цезий в вакууме или атмосфере аргона. А причина столь удивительных свойств кроется…

«Достал! – подумал я, выключая телевизор. – Нужны мне твои щелочные металлы, тут в себе бы разобраться. А впрочем… Что, если мы с этим цезием два сапога пара?»

Я криво усмехнулся – мысль показалась мне дикой. Но отделаться от неё уже не мог. Цезий загорается без всякого повода, от простого взаимодействия с окружающей средой, даже спичку подносить не надо. Так ведь и я точно так же! Вспыхиваю ни с того ни с сего, разжигаю конфликты на пустом месте. Может, меня тоже надо поместить в атмосферу аргона?

Кот высунулся из-под кресла, уставился на меня янтарными глазищами и неуверенно мяукнул. Я сгрёб его за шкирку, посадил себе на колени и стал размышлять.

В младших классах меня никто не назвал бы пай-мальчиком. «Только по бедам ходишь!» – причитала мать, и с ней трудно было не согласиться. Я постоянно всех задирал, даже тех, кто старше, без нужды ввязывался в чужие ссоры и разборки. Результат понятен: кое-кому, конечно, удавалось навалять, но гораздо чаще наваливали мне. Однако я не отступался, а полученные синяки и ссадины носил с гордостью, как боевые награды.

Другой моей забавой было ловить учителей на неточностях и изводить их поправками. Дело в том, что я рос головастым малым и знал кое-что за пределами школьной программы. Можно представить, какие обжигающе горячие чувства питал ко мне педагогический коллектив!

А потом всё переменилось. Видимо, я взялся за ум и начал притираться к обществу, пока не исправился окончательно. Этакий винтик социума – не идеальный, но вполне благонадёжный.

И вот тебе на – сейчас, спустя столько лет, у меня вновь сорвало резьбу! В самый неподходящий момент – когда я, может быть, выстраиваю вектор на значительную часть жизни. И в профессиональном плане, и в личном, и во всех остальных…

Чем вызван этот рецидив? Что во мне, давно избавившемся от детских бзиков, могло измениться, да ещё так стремительно?

Я думал, думал и думал, мучительно перебирая варианты. Казалось, мозги вот-вот задымятся, и тут в голову с щелчком вошла догадка. А у догадки имелось имя – Славик.

Это казалось невероятным, но я всегда преклонялся перед фактами. А факты были упрямы.

Славик начал учиться в нашей школе с пятого класса. Именно тогда моё поведение резко изменилось в лучшую сторону – какое-то время я сам себя не узнавал. Оставшиеся годы мы проучились вместе. Потом расстались, но он то и дело оказывался рядом. А когда я наконец его прогнал, ко мне очень скоро вернулась прежняя дурь. Словно кто-то её всё это время держал под жёстким прессингом, а потом прекратил давление и отошёл в сторону.