Киллер
Шрифт:
– А почему операция проводилась в Париже? – спросила Чеймберз.
Из спикерфонов снова донесся голос Альвареса:
– Человек был страшно подозрителен. Он был уверен, что мы хотим обмануть его, и соглашался встретиться только на нейтральной почве. Где-нибудь, где, по его мнению, нам будет трудно что-нибудь проделать. Париж был его идеей. Он назначил мне недельное окно и сказал, что в один из дней этой недели позвонит мне и назначит время и место встречи. В то утро он позвонил мне почти в пять тридцать и сказал, что хочет встретиться через час, но не появился.
Чеймберз изящно наклонилась к спикерфону:
– Я
– Да, к сожалению, не делал. Он был достаточно осторожным, чтобы не сказать мне ничего хотя бы отдаленно конкретного. Он сказал мне лишь, что Москва полагает, будто корабль затонул на большой глубине, и поэтому поднимать его нецелесообразно, но на самом деле он затонул на континентальном шельфе, на небольшой глубине. Озолс утверждал, что это нейтральные воды, и каждый, располагающий судном и координатами, легко может добраться до него. Вы, несомненно, понимаете, насколько огромен континентальный шельф в Индийском океане.
– А почему он не попытался просто анонимно продать информацию самим русским? – спросил один из статистов.
– Я думаю, он знал, что в таком случае они смогут вычислить продавца и послать маленькую оперативную группу из Службы внешней разведки (СВР), чтобы предложить ему лучшую сделку.
– Как предполагалось осуществить обмен? – спросила Чеймберз.
– Озолс согласился передать мне информацию на флешке, которую он намеревался принести на место встречи. Я должен был проверить информацию и, если она окажется подлинной, перевести половину денег на его банковский счет. После того как он убедится, что деньги на счет поступили, я должен был уйти. Вторую половину он должен был получить, когда мы найдем корабль. Это самое большее, чего я смог добиться.
– Хорошо, – сказала Чеймберз. – Теперь расскажите нам, что произошло в Париже.
– Нам до сих пор не удалось узнать никаких подробностей, – начал Альварес. – Французы стараются держать в неведении как можно больше людей. Все так перемешано с дерьмом, что разжевывать придется очень долго.
– Не пытайтесь убедить меня, что вас это удивляет, – вмешался Фергусон. – Наши друзья за океаном могут быть не самыми интеллектуальными из наших союзников, но они не так глупы, как нам хотелось бы думать. У них есть и глаза, и уши. И они понимают, что мы кое-что утаиваем от них, и им это не нравится.
Проктер в душе улыбнулся. Старик всегда высказывал свое мнение напрямую, часто даже не пытаясь смягчить его.
Уайли прокашлялся и снова ввязался:
– Вы думаете, они что-то узнали об операции?
– Если не было утечки информации и если они не обладают экстрасенсорными способностями, то, безусловно, не могли, – ответил Фергусон. – Но галльская подозрительность, возможно, уже породила множество невероятных объяснений происходящих событий. Ни одно из них не может быть даже близким к истине, поэтому не стоит о них беспокоиться. По крайней мере, на сегодня Франция – не больше чем мелкая неприятность.
Чеймберз бросила на Фергусона вежливый, но жесткий взгляд.
– Продолжайте, Альварес.
– Вот, что мы знаем. Эксперт-медик определил, что умер Озолс между пятью и семью часами утра. Он был застрелен в аллее рядом с улицей рю де Марн. Тело очень скоро нашел владелец магазина. Никаких документов при убитом не было, но
я видел тело в морге. Два выстрела в сердце, причем пули прошли так близко одна к другой, что входные отверстия соприкасаются, и один – в висок с близкого расстояния. Никаких свидетелей. Никаких улик. Убийца был, несомненно, профессионалом.Как бы то ни было, интересно вот еще что. В восемь пятнадцать в полицию позвонили из отеля, где обнаружили восемь трупов. Пять внутри отеля, два – в доме напротив и один – на улице. Один из полицейских неофициально сообщил мне, что, по их мнению, всех убил один и тот же человек. Пули, найденные в семи телах, – дозвуковые, калибра 5,7 мм, такие же, как те, которыми был убит Озолс, но выпущенные из другого пистолета, хотя той же модели.
– Что же, черт возьми, произошло? – спросил Проктер.
– Пока я не имею ни малейшего представления, – ответил Альварес. – Чтобы что-то найти, мне нужно попасть в отель, отсмотреть записи с видеокамер и полицейский отчет. Самостоятельно я не смог этого сделать.
– Я добьюсь, чтобы вам это позволили, – сказала Чеймберз.
Фергусон покачал головой:
– Кто-то убил Озолса и пошел бушевать в парижский отель? Сомнительно.
– Но именно так и было, – твердо ответил Альварес.
– Как бы там ни было, есть ли у нас хоть какие-то указания на то, кто стоит за киллером? – спросила Чеймберз. – На этом этапе я хотела бы получить оценку.
– Озолс никогда не говорил мне, с кем еще он вел переговоры, но я думаю, что мы можем сделать обоснованные предположения. Россия и Китай уже имеют «Оникс», а у Ирана есть «Солнечный ожог», так что к ним Озолс не обратился бы. Для сделки Озолс выбрал Париж, так что Франция здесь, вероятно, тоже ни при чем. Но завладеть «Ониксом» жаждут многие, в частности, Израиль, Саудовская Аравия, Великобритания, Индия, Пакистан и Северная Корея. Вполне можно предположить, что, если кто-то узнал, что Озолс продает информацию нам, а не им, они могли попытаться добыть ее любым путем. Не говоря уже о том, что профессиональный киллер обойдется несравненно дешевле суммы, запрашиваемой Озолсом. Наконец, не следует забывать, что о замыслах Озолса могли прознать русские и выследить его.
– Итак, проясним: вы говорите, что киллер мог работать на кого-то? – спросил Фергусон.
Голос из спикерфона прозвучал очень серьезно:
– Я найду его.
Понедельник
19:48 СЕТ
– Ваши билеты, пожалуйста.
Виктор протянул проводнику свой билет и поблагодарил его, когда тот, прокомпостировав, вернул его. Проводник медленно шел по вагону, временами хватаясь за ручки, когда вагон бросало в сторону. На вид ему было лет восемьдесят, и казалось, что он вряд ли доживет до восьмидесяти одного.
За окнами шел снег. На окно справа от Виктора налипли снежинки, сделав его углы непрозрачными. Пейзаж за окном в ночной темноте был невидим, но когда Виктор прижался щекой к холодному стеклу, он смог смутно разглядеть поля, холмы и временами мерцающие огни в отдалении.
Поезд был в двух часах езды от границы Германии, и в Мюнхен, через Страсбург он должен был прибыть только после полуночи, но Виктор не позволял себе удовольствия заснуть. Да он и не был уверен, что сможет уснуть, хотя и хотел спать.