КИМ 1
Шрифт:
– Откуда ты такой взялся на наши головы?
– спросила Грета.
– Я уже два с половиной года живу в Советском Союзе и могу с уверенностью сказать, что на местного ты не похож. На немца, хоть ты и отлично знаешь язык, тоже.
– Есть предположения?
– поинтересовался Максим.
– Если честно, то нет, - покачала головой Грета.
– Ты как будто бы вырос там, где ни про товарища Сталина, ни про товарища Буденного даже не слышали. Только так я могу объяснить, то, что ты так свободно с ними разговариваешь.
– Ах, вот ты о чем!
– рассмеялся Максим и тут же посерьезнел.
–
В купе повисла неловкая пауза. Девушки округлившимися глазами смотрели на Максима, сохранявшего на лице совершенно серьезное выражение. Постепенно до них дошло, что он говорит правду.
– Ты шутишь?
– недоверчиво приподняв бровь, уточнила Грета, на что Максим только головой покачал.
– Herr des Himmels, ты не шутишь…
– И как там, в будущем?
– возбужденно спросила Киу.
– Коммунизм построили?
– Да какое там… - поморщившись, махнул рукой Максим.
– Там все плохо, да?
– сообразила Киу, женским чутьем уловив резко сменившееся настроение Максима.
– Поэтому тебя и отправили?
– Угу, - кивнул Максим.
– Советский Союз развалили, Россия в кольце врагов и все движется к тотальной войне на уничтожение…
– Кошмар какой… - выдохнула Киу.
– Кошмар, - кивнул Максим.
– Как же до такого дошло?
– спросила Грета, «переварившая», наконец, новость о происхождении Максима.
– Все началось со Второй мировой войны, - начал объяснять Максим.
– В тридцать девятом году Германия захватила Польшу, в сороковом - Францию и Бельгию, а в сорок первом - напала на СССР. И хотя в сорок пятом году мы победили, основные потери в войне понесли мы, а основной выигрыш получили американцы, всю войну продававшие нам и англичанам оружие. Да и с Рейхом они торговали аж до сорок четвертого года, то есть, пока они сами не вступили в войну, стремясь успеть к дележу германского пирога.
Затем Черчилль призвал весь свободный мир к войне с СССР. Началась холодная война за влияние на страны третьего мира. До шестидесяти процентов бюджета Советского Союза уходило на производство вооружения, что приводило к бедности населения, что, в сочетании с пропагандой западного образа жизни, порождало недовольство. Осталось только дождаться предательства элит - и развал страны оказался неизбежным. Оставшаяся в одиночестве Россия на целое десятилетие оказалась погружена в нищету и бандитизм.
На Европе развал Советского Союза также сказался не самым лучшим образом. Англия, Германия и Франция окончательно утратили статус великих держав, превратившись в марионетки США. Прибавьте сюда толпы эмигрантов с ближнего востока, бегущих от вызванной спецоперациями США разрухи и засилье «либеральных ценностей», выражающихся во всяческом поощрении гомосексуалистов и прочих извращенцев - и вы получите образ современной Европы.
– Гадость какая!
– поморщилась Киу.
– А в моем родном Китае все так же плохо?
– Нет, Китаю повезло больше, - улыбнулся Максим.
– В сорок девятом году к власти в Китае пришли коммунисты во главе с Мао Цзэдуном. Гоминьдан же во главе с Чан Кайши сбежал на Тайвань, который до сих пор считает, что настоящий
Мао, стремясь за два года осилить и коллективизацию, и индустриализацию, на которые у СССР, так, на всякий случай, ушло две пятилетки, затеял так называемый «Большой скачок». Кончилось это предсказуемо: голодом и обеднением рабочего класса. В итоге, уже в семидесятые годы, глава Китая Дэн Сяопин провел комплекс экономических реформ, чем-то напоминающий наш НЭП. А потом и Америка с Европой помогли…
– Серьезно?
– скептически поинтересовалась Киу.
– Что-то не верится!
– Ну, они, конечно, преследовали свои цели, но Китаю это пошло только на пользу, - усмехнулся в ответ Максим.
– В восьмидесятые годы наметилась тенденция переноса промышленных производств в страны с дешевой рабочей силой, в том числе и в Китай. Лет двадцать китайцы работали на американских и европейских производствах, а потом, когда научились, стали производить свои товары, которые были не хуже западных, но стоили при этом гораздо дешевле. В итоге Китай стал первой экономикой мира, если, конечно, считать по уровню производства, а не биржевых спекуляций.
– Ты так и не объяснил, как ты оказался в нашем времени, - заметила Грета.
– Развалив Советский Союз, американцы какое-то время думали, что Россия уже никогда не оправится и превратится в сырьевой придаток запада, - зашел издалека Максим.
– Но мы оправились. Пусть до мощи Советского Союза нам было далеко, но мы вспомнили, что у нас есть свои национальные интересы и начали их отстаивать. В ответ нам начали создавать очаги напряжения на границах.
Одним из таких очагов стала независимая Украина, где в две тысячи четырнадцатом году не без помощи запада к власти пришел самый настоящий фашистский режим. Точно такой же, как сейчас в Германии, с факельными шествиями и избиением несогласных…
– Мог бы и не пояснять, - скривилась Грета.
– Я знаю, что такое фашизм. В тридцать третьем году насмотрелась…
– Понимаю, - кивнул Максим, догадывавшийся, что не просто так Грета покинула свою страну.
– Так вот, часть жителей Украины не приняла новую власть, что привело к гражданской войне. В этой войне Россия поддерживает нормальных людей, а Европа и Америка - фашистский режим, называя его демократическим. И чем дальше, тем сильнее они давят на Россию, не давая нам покупать импортные товары и обвиняя во всех смертных грехах.
В семнадцатом году, в качестве страховочного варианта президент России приказал начать работу над проектом «Хронос», целью которого была отправка агента влияния в прошлое, чтобы не допустить повторения текущих событий. По каким-то медицинским причинам отправка в прошлое взрослого опытного сотрудника оказалась невозможна, поэтому будущих агентов стали готовить из набранных в детских домах мальчиков двенадцати лет. Среди них оказался и я.
В течении четырех лет нас активно готовили к отправке в прошлое. Летом двадцать первого года курс нашей подготовки был завершен, в ноябре президент санкционировал отправку агента в прошлое, а первого декабря я совершил переход в тридцать четвертый год…