Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь
Шрифт:
Замешательство Доусона разом схлынуло, он присел на край своей кровати. Клара вздохнула:
– Два года назад Сабига родила мальчика неизвестно от кого. Дитя воспитывается в Эстинпорте у одного из вассалов семьи. Все очень старательно делают вид, что оно… то есть сын не существует, но каждый, разумеется, знает. Подозреваю, что лорд Скестинин с удовольствием рассылает письма-представления всем, в чьих жилах есть хоть капля аристократической крови.
– Ну уж нет! – заявил Доусон. – Ни за что. Я не позволю моему сыну рядиться в чужие обноски.
– Девушка не плащ, дорогой мой.
–
Доусон встал. Как он раньше не понял? Почему не догадался по смущению Джорея, что девица порочна? Да еще заявил сыну, что получить письмо – хорошо!
– Пойду отыщу Джорея и положу этому конец, – сказал он.
– Не надо.
Доусон повернулся в дверях. Клара по-прежнему сидела, не глядя на него. Мягкое округлое лицо, идеальные губы в форме розового бутона, тронутые улыбкой. В льющемся на нее потоке света она казалась… нет, не юной, как прежде. Еще лучше, чем юной. Нынешней. Настоящей.
– Любовь моя, но ведь если Джорей…
– До ближайшего случая, когда он с ней сможет увидеться, еще много недель. Спешить некуда.
Доусон отступил на шаг от порога, сам этого не заметив. Клара вновь ухватила черенок трубки губами и затянулась; дым вырывался из ноздрей, будто она была драконом в теле женщины. Когда заговорила, голос лился легко и обыденно, однако она не сводила глаз с Доусона:
– Насколько помню, я была не первой, с кем ты делил ложе. Ты ведь отлично знал, что делать в мою первую ночь.
– Она женщина. Это совсем другое дело.
– Видимо, да, – ответила Клара с меланхоличной ноткой. – И все же любая из нас иногда может стать слишком смелой. Я не задумываясь уступила бы тебе за месяцы до законного часа, мы оба это знаем.
Тело Доусона встрепенулось независимо от его воли.
– Ты пытаешься меня отвлечь.
– И мне это удается, – подтвердила Клара. – Если Сабиге не хватило осторожности и везения, это не значит, что она злодейка. Или плохая жена. Не спеши, я попробую о ней разузнать, когда вернемся в Кемниполь. Лорд Скестинин может стать отличным союзником, если Джорей вытащит из бесчестия его оступившуюся дочь. И к тому же, дорогой, бывает, что дети попросту влюбляются друг в друга.
Она протянула руку, приглашая его сесть рядом. Кожа ее, не такая гладкая, как два десятка лет назад, до рождения четверых детей, по-прежнему поражала мягкостью. Веселый огонек в глазах Клары тронул его сердце, гнев растаял. Доусон забрал трубку, наклонился и нежно поцеловал жену; во рту появился привкус дыма. Отстранившись, он увидел, что Клара улыбается.
– Но только чтоб она не изменяла, – со вздохом сказал Доусон. – Не потерплю измену в семье.
Глаза Клары слегка затуманились – мгновенное облачко, не более того.
– Не сейчас, – ответила она. – Волноваться об этом будем не сейчас.
Капитан Маркус Вестер
Через неделю после своих тридцать девятых именин Маркус стоял, притаившись, у выхода из проулка и ждал. На ночные улицы сыпался мелкий дождь, оседал
каплями на вощеной шерсти плаща. Ярдем, невидимый в сумраке, но по-всегдашнему надежный, торчал за спиной.На другой стороне узкой площади мелькнул силуэт в окне – человек вглядывался в темноту. Менее опытный наблюдатель отступил бы, однако Вестер знал, как оставаться незамеченным. Тень в окне исчезла. Тишину нарушал лишь стук дождевых капель по мостовой.
– Не могу же я указывать, что ей делать, – буркнул Маркус.
– Да, сэр.
– Она взрослая женщина. Ну, почти взрослая женщина. Уж точно не ребенок.
– Опасный возраст, сэр.
– Она жаждет распоряжаться собственной жизнью. Рвется к независимости. Загвоздка в том, что независимой жизни она никогда не знала, а теперь вдруг получила полную свободу. Месяц за месяцем управляла банком в одиночку и поняла, что вполне к этому способна. И теперь, когда распробовала вкус успеха, вряд ли остановится.
– Да, сэр.
Маркус вздохнул. Пара изо рта почти не было, весна стояла теплая. Он постучал пальцами по навершию меча. Раздражение и беспокойство грызли его, как крысы грызут амбарные стены.
– Я бы с ней поговорил, – произнес он наконец. – Сказал бы, что нужно выждать. Перетерпеть, пока ситуация не созреет сама. Как думаешь, прислушается?
На несколько мгновений повисла пауза, заполненная только шумом дождя.
– Вы ждете от меня ответа, сэр? – спросил тралгут.
– Я ведь задал вопрос.
– Может, он риторический.
На другом краю площади возникла тонкая полоска света. Маркус на миг замер, однако дверь, так и не распахнувшись, закрылась. Он разжал ладонь на рукояти меча.
– Нет, я вправду спрашиваю, – ответил он. – Китрин не просто мой начальник, она еще… она Китрин. Есть что сказать – говори.
– Ну видите ли, сэр, я считаю, что каждая душа имеет свою форму…
– Опять ты за свое.
– Вы ведь спросили, сэр. Так позвольте ответить.
– Ладно, давай. Попробую убедить себя, что это все метафора для чего-нибудь.
Ярдем вздохнул красноречивее некуда, однако продолжил:
– У каждой души своя форма, и она определяет путь человека в мире. Ваша душа – круг, стоящий ребром на земле. Когда вы внизу – вам только подниматься, а когда наверху – скорее всего, падать. У других душа может иметь форму клинка, или каменного бруска, или разветвленной реки. И даже если всем дать одинаковую жизнь, каждый проживет ее не так, как другие.
– Какая же это одинаковая жизнь?
– Могу объяснить, сэр, если хотите. Это богословские материи.
– Нет уж. Считай, что я ничего не спрашивал.
– Если душа магистры ведет ее одним путем, то этот путь и будет казаться самым простым, даже когда это не так. Предоставить ее самой себе – и магистру будет клонить в эту самую сторону; так старого Имберта, получившего молотом по голове, вечно сносило влево. Чтобы сделать другой выбор, нужно вмешательство другой души…
Маркус поднял руку, и Ярдем умолк. Дверь, которую раньше приоткрывали, пришла в движение. Свет за ней не горел, расширяющийся проем выделялся на фоне мрака более густой чернотой. Ярдем шевельнулся. Маркус, сощурив глаза, вглядывался во тьму.