Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10

– Твоя мама тоже никому не была нужна.

Верку как током шибануло.

– Что вы знаете про маму? Говорите же! Вы что-то знаете!

– Мы полагаем, – Елена Борисовна говорила медленно, словно больше всего опасалась, как бы не сказать лишнего, – что все события последнего времени связаны между собой.

– Мама жива? Ну скажите же!

– Никто тебе не ответит, – вздохнул Ванечка. – Может, лучше было бы, если бы она умерла.

– Это мы слыхали, – сказала Верка, но испугалась.

– Терпение, – сказал Ванечка. – Терпение и осторожность...

Что происходит?

– Для всех мы с Еленой Борисовной – обыкновенные врачи районной больницы, – почему-то сказал Ванечка. – Решили подвезти до дома внучку нашей пациентки.

Верка кивнула. Елена ничего не сказала. Она нахмурилась, думала о чем-то.

– Какой саблей он тебе грозил? – вдруг спросила она.

Верка догадалась. Она развела руками, чтобы показать.

– Он уже сформировался, – заметил Ванечка, глядя на Верку в зеркало.

Они заехали на Бирюзовую со стороны пруда. Пруд был серым от дождевых капель, и в нем плавало столько желтых и бурых листьев, что чистая вода осталась только в середине. Дорога раскисла – давно не ремонтировали. Машина раскачивалась, когда колеса попадали в глубокие лужи.

Верка чуть не пропустила дом – она же видела его со стороны сада. Да и не сада вовсе, а пустыря.

Дом Папани был старым, облезлым. Такие раньше назывались финскими домиками, их ставили по бедности, а теперь не ставят. В дачных поселках они как пятиэтажки в городах.

И участок был бессмысленным. От калитки вела утоптанная дорожка, по обеим сторонам которой росли смородиновые кусты и торчали пики крапивы. Дорожка была засыпана осколками бутылок.

Машина остановилась возле приоткрытой калитки.

– Кто бутылки бил? – спросил Ванечка.

Верка знала ответ на этот вопрос:

– Папаня бутылки собирал, а если горлышко битое и сдать нельзя, он их колотил. Он мне сам рассказывал, честное слово.

Ванечка направился было к двери, но Верка его остановила:

– В доме Олег Владиславович живет. А Папаня в сарайчике, вон там.

Но сама толкнула дверь в дом. А вдруг Олег вернулся?

– Олег Владиславович! – позвала она.

Ей не ответили.

Елена пошла к сарайчику. Ванечка за ней. Он шагал вприпрыжку, берег блестящие ботинки.

Верка встала на цыпочки, чтобы посмотреть за пианино. Потом заглянула на кухню. В доме было пусто и холодно.

Тогда Верка побежала к сараю, за докторами.

Елена стучала в дверь.

Потом постучал Ванечка.

– Как следует толкни! – послышался голос изнутри.

Ой какое облегчение испытала Верка! Она ведь была почти уверена, что Папани уже нет в живых.

– Дверь на крючке, – сказала Елена.

Странно, еще утром она была открыта. Значит, Папаня выходил?

– А ты ногой! – крикнул Папаня. – Бей, не стесняйся. Я сам не выношу замков и запретов.

Доктора раздумывали, стеснялись. Верка подняла ногу и вышибла дверь кроссовкой. Крючок-то был проволочный, фиговенький.

Папаня лежал весь красный, краснее обыкновенного. Было ясно, что его даже подъемным краном с койки не поднять.

На столике у изголовья стояло несколько пустых бутылок и одна еще не допитая, с коньяком.

– Подай, Верунчик, – приказал Папаня. – Сам выпью и с гостями поделюсь.

– Мы – врачи из районной больницы, – сказал Ванечка.

– Вижу, что не разбойники.

Язык Папаню слушался.

Он приподнялся – рожа красная, покрывало откинулось, а он в одной голубой майке. И не холодно пропойце!

– Погодите, – попросила его Елена.

Но Папаня с неожиданным проворством поднес бутылку к губам, и, когда Ванечка все же бутылку отобрал, в ней почти ничего не осталось.

– Ин вино веритас, – сказал Папаня и засмеялся. – В водке правдолюбие.

Елена вытащила фотографию.

– Вы знаете эту женщину? – спросила она.

– Еще бы! Моя покойная, отпетая, но вечно живая супружница, свет моих очей, жить без тебя не хочу, лапушка любимая! – запричитал Папаня.

– Когда умерла Оксана? – спросил Ванечка.

– Вы и по имени уже вычислили? – Папаня не особенно удивился.

– Когда она умерла? – повторил Ванечка.

– Давно, до революции, – ответил Папаня и захрапел.

– Не притворяйся, Папаня, – сказала Верка.

Ванечка пощупал Папане пульс, потом приподнял веко.

– Нам его не разбудить, – сказал он. – Придется ждать.

– Он ее не видел, – сказала Елена громко, чтобы перекрыть Папанин храп. – Он думает, что она давно умерла.

– Тогда все ясно, – вздохнул Ванечка. – Они ее выпустили, когда нужда в ней пропала. Она была обречена.

– Теперь надо отыскать этого... квартиросъемщика, – сказала Елена.

– Олега Владиславовича, – подсказала Верка. – Почему он не приехал в больницу?

Ее вопрос остался без ответа.

Они вернулись в дом.

Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.

Фотографий Оксаны они не отыскали.

Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.

«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».

– Мне домой надо, – попросилась Верка.

– Пошли вместе, – сказала Елена Борисовна.

– А я останусь, – заметил Ванечка. – Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.

– Поищешь документы?

– И документы тоже.

Он присел за стол и принялся открывать том Фабра на страницах, заложенных узкими полосками бумаги.