Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Император протянул Люсе лапу, пожатие толстых пальцев было слабым.

– Слава императрице! – закричал он странным, петушиным голосом.

– Слава! Слава! – подхватили придворные. Сегодня их было куда больше, чем мест за столом. Произошла давка, кого-то уронили на пол, кого-то побили, император искренне радовался и с удовольствием называл драчунов жене:

– Это мой герцог Задунайский, смотри, как он Дмитрия Донского колотит! А видишь академика Морозова?

– Скажите, а у кого-нибудь настоящие имена здесь есть? – спросила Люся.

Император задумался.

– Предпочитаю считать твой вопрос провокационным, – ответил он наконец. – Ибо им ставится под сомнение моя личность и легитимность моего пребывания на троне. А должен сказать тебе, что ветераны-хранители также упорно ставят это под сомнение.

– Значит, ты все-таки липовый, – упрямо сказала Люся.

– Я ношу тронное имя, потому что у меня власть, – ответил император. – Именно власть. Я могу казнить кого угодно. Издам декрет и казню тебя тоже.

– Издайте декрет о том, что императрицу казнить нельзя, – сказала Люся.

– Это почему еще? – Император искренне удивился.

– Потому что если сегодня можно казнить императрицу, то завтра можно будет казнить и императора.

– Чудесно, остроумно, – воскликнул толстяк, – правда, Кюхля?

– Разумно. Каждый думает о своей шкуре, – ответил Кюхельбекер.

Подошел Дантес, наклонился к императору.

– Он не хочет петь для нас. Даже не хочет переодеваться.

Люся догадалась, что разговор идет о Вене Малкине.

– Чем мотивирует? – спросил император. Никогда бы настоящий Павел Первый не сказал так – мотивирует...

– Он сказал, что никому не подвластен. И никому не слуга.

– Дантес, душечка, объясни этому ослику, что он здесь совершенно одинок. Здесь нет его славы, нет его денег, нет его друзей. Только он. Пообещай показать ему обгорелые столбы на площади. Пускай посмотрит и подумает... Ну ладно, ты убедительно сможешь это сделать. А сейчас – за честной пир! Гуляем!

И опять – словно и не прошло шести лет – перед императором и первыми сановниками стояли блюда с бананами, ананасами, ветчиной и сыром. Дальше – бутылки с соком, стаканы с портвейном, печенье на тарелках, а в дальнем конце стола – только вода.

Впрочем, не важно, что есть, – важно, где сидеть.

Люсе есть не хотелось.

– Не отказывайся от пищи, – сказал император. – Я себя заставляю есть каждый день. Вот мне не хочется, а я заставляю, потому что хочу остаться здоровым, хочу быть человеком! Понимаешь меня, Люси?

Люся кивнула. В императоре прятался человек, которому очень страшно.

– Ты съешь банан, ты же императрица.

– Да у нас их вагонами привозят.

– А у нас их только император кушает. И те, кому он дозволит.

Он оторвал от грозди банан, и Люся почувствовала, как весь длинный стол, замерев, смотрит на руки императора.

Император протянул банан Люсе, та взяла, по столу прокатился удрученный вздох.

Император засмеялся.

– Ждут, – сказал он. – Ведь это главнее ордена. Я с орденами все никак не разберусь, что попадется, тем и награждаю. А с бананом все ясно.

Он оторвал от грозди еще один банан и кинул его через весь стол. Над столом поднялись руки – гости старались перехватить снаряд. Но тот точно опустился в руки незнакомой Люсе худенькой женщины. Издали не было видно, старая она или молодая.

Женщина взяла банан и стала его чистить.

– Ты не знаешь, – сказал император, – она у нас новенькая. На тот Новый год примчалась. И что любопытно – оставила там у вас мужа и двоих детей. Она у меня числилась в фаворитках до твоего приезда. Так что держись от нее подальше – убьет.

Император засмеялся. И тут же оборвал смех и закричал:

– Ура! Наконец-то! Главное развлечение!

Люся увидела Веню Малкина. Он стоял справа от стола, вместо куртки на нем был малиновый пиджак. В руках гитара.

Веня не смотрел на императора.

– Надо бы поклониться, – сказал Дантес.

Веня как будто не услышал. За столом восстановилось молчание.

Веня начал петь свой известный шлягер «Ты моя малайка, дай-ка!».

Слушали его внимательно, это было непривычное развлечение.

Веня пел скучно, даже не прыгал, не махал гитарой, как обычно. Поклонники, которым достались стоячие места в дальнем конце зала, покрикивали и посвистывали, стараясь поддержать знатного гостя.

Император также пытался изобразить внимание и благосклонность. Но ему было скучно. Он обернулся к Люсе:

– Я любуюсь тобой, моя повелительница. – Он не переставал жевать банан и делал это скучно и упорно, как корова. – Сегодня самый счастливый день моей жизни.

Он положил руку ей на колено, и Люся непроизвольно дернулась, чуть не свалившись со стула.

– Ну-ну, – сказал Кюхельбекер, который наблюдал эту сцену сзади.

Веня кончил петь, поклонники кричали, кто-то захлопал в ладоши, но аплодисменты получились жидкими. Придворные смотрели на императора.

Тот не спеша оторвал еще один банан и метнул его Вене.

– Держи! – крикнул он. – Я тебя жалую.

– А пошел ты!.. – взорвался Веня. – Тоже мне благодетель. Кто тебе эти бананы приволок, кто тебя подкармливает, ублюдок? Молчал бы уж.

Веня подобрал банан с пола и метнул его со злостью в императора.

Люся могла бы поймать банан – летел он небыстро. Но ей не хотелось защищать императора.

Банан ударился о щеку императора, который не успел или не догадался уклониться.

Гости за столом ахнули, зашумели.

Император стал подниматься, но велосипедисты стояли далеко и не успели подбежать, и он снова плюхнулся на свой трон и запыхтел.

– Я тебя... я тебя... кто тебя облагодетельствовал... да ты у меня сгниешь в подвале! Я тебя живьем сожгу...

Веня сделал к императору несколько шагов и остановился совсем рядом, император отшатнулся, испугался.