Киреевы

Четырехмоторный бомбардировщик выглядит огромным и тяжелым, когда стоит на земле, и кажется крохотной песчинкой, когда плывет по воздушному океану. С момента старта прошло уже шесть часов. Внизу давно лежала невидимая вражеская земля — самолет шел над облаками.

Штурман предупредил Киреева:

— По расчету времени мы приближаемся к цели. В планшете Николая Николаевича лежало боевое задание — его самолет должен бомбить важный военный объект в одном из районов Берлина.

— Уверены ли вы, что бомбы упадут на цель? — спросил Николай Николаевич.

— Трудно точно рассчитать путевую скорость на таком расстоянии, — ответил штурман.

— Мы должны положить бомбовой груз точно, куда нам приказано. Действовать наверняка. Буду пробиваться вниз, — предупредил Киреев.

Приглушив моторы, он начал планировать. Через несколько минут на высоте трех тысяч метров самолет вышел из облаков. Внизу на шоссе мелькали редкие огни автомобильных фар. Слева в лесу догорал костер.

«Куда лететь дальше?»

Посоветовавшись со штурманом, Николай Николаевич повел машину вперед. И сразу же увидел внизу контуры невысоких холмов.

«Какое-то селение», — подумал он и отдал приказ осветить местность.

Ярко горящие ракеты медленно спускались на маленьких парашютах. Теперь можно было ясно рассмотреть черепичные крыши домов.

Вдруг, словно повернули гигантский выключатель, загорелись сразу десятки прожекторов и тут же забили зенитки. Трассирующие пули расстреляли осветительные ракеты, но Николай Николаевич уже успел увидеть трубы завода. Это и была заданная цель — военный объект в предместье Берлина.

Лучи нескольких мощных прожекторов почти одновременно поймали самолет.

— Бросаю бомбы, — предупредил штурман.

Николай Николаевич тут же почувствовал, как вздрогнула машина. Тяжелый груз полетел на вражеский объект. Киреев сразу отвел свой воздушный корабль в сторону, но не ушел из этого района. Он приготовился наблюдать за результатами бомбежки с остальных самолетов. Внизу продолжались взрывы, разгорался пожар.

— Точно положили бомбы, — удовлетворенно сказал Киреев.

Через две — три минуты внизу раздался новый взрыв.

«Молодец, капитан Мартьянов!» — успел подумать Николай Николаевич.

В этот момент сильный удар потряс самолет. Правый средний мотор вышел из строя. В крыле появились искры. Николай Николаевич моментально выключил поврежденный дизель. Морозов схватил огнетушитель и скрылся в крыле.

— Ничего, мы и на трех моторах дойдем, — сказал вслух Николай Николаевич.

Дав полный газ, он резко рванул ручку на себя, и машина стремительно взмыла в облака.

Облегченный самолет продолжал набирать высоту. Киреев справился о самочувствии экипажа. Настроение у всех было бодрое. Тогда он приказал радисту связаться с другими самолетами.

Все отбомбились удачно, только некоторые получили неопасные пробоины.

«Скоро нашу радиограмму расшифруют в штабе». Мысли Киреева кружились вокруг боевых дел. Все остальное ушло куда-то далеко-далеко.

Часа через два, еще до линии фронта, закапризничал правый крайний мотор. Сначала он давал перебои, а потом неожиданно совсем остановился. Николай Николаевич еле-еле удержал накренившийся самолет — быстро выключил левые моторы, выровнял машину и начал планировать.

Через несколько минут машина вынырнула из облаков. Киреев зажег прожекторы. Внизу мелькал густой лес.

Высота сокращалась молниеносно. Слышен был только свист ветра, лес стремительно летел навстречу.

— Иду на посадку. Всем уйти в носовую часть! — скомандовал Николай Николаевич.

Словно страшная буря пронеслась над лесом. Самолет сперва коснулся хвостом верхушек сосен, потом широкими крыльями прочесал их густые кроны и рухнул вниз, на землю. И сразу наступила тишина.

— Товарищи! — крикнул Киреев, — живы?

— Живы, — ответил Волков, — а вы?

— Раз спрашиваю, значит, все в порядке.

Оцарапанные, оглушенные люди вылезли из самолета. Николай Николаевич в раздумье смотрел на изуродованный корпус еще несколько минут назад могучей, сильной машины.

Машина — его детище!..

— Рассвет близок. Пора двигаться, — с трудом сказал он.

— Переодеться бы хоть в крестьянскую одежду. Костюмы у нас не сезонные, — покачал головой Морозов.

— Потерпи немного, Морозыч, — откликнулся Николай Николаевич. — Вернемся домой, снимем комбинезоны и унты.

И, усевшись на пенек, пригласил Омельченко последовать его примеру:

— Давай, Григорий Павлович, твою карту и фонарь, посоветуемся.

Над развернутой картой, освещенной скупым светом карманного фонаря, склонились все вынужденные десантники.

— Недалеко должна быть дорога. Хорошо бы перейти ее затемно. Дальше густой лес, там легче укрыться, — сказал штурман.

— Согласен, но предварительно надо сходить в разведку, а то, чего доброго, наткнемся на фашистов, — ответил Николай Николаевич.

Все вызывались идти, но Киреев выбрал штурмана. Омельченко не боялся «ни бога, ни черта». Зрение у него было великолепное, слух обостренный — незаменимые качества в разведке.

Совсем бесшумно штурман стал пробираться к дороге. Вернулся он часа через полтора.

— Дорога крепко охраняется.

— Ну что ж, — решил Николай Николаевич, — заберемся сейчас поглубже в кустарник, хорошенько там отдохнем, а вечером решим, что делать дальше.

Вскоре наткнулись на глубокий овраг.

— Подходящее место для зимовки, — заявил Омельченко. До войны он работал в Полярной авиации.

На дне оврага измученные нервным напряжением люди почувствовали себя сравнительно безопасно.

После короткого отдыха Морозов обратился к Николаю Николаевичу:

— Товарищ командир, разрешите мне узнать, есть ли немцы в ближайшей деревне? Может, что о партизанах услышу. Летное обмундирование я здесь оставлю.

Николаю Николаевичу не хотелось отпускать Морозова, но предложение бортмеханика было разумным.

— Будьте осторожны и возвращайтесь как можно скорее, — напутствовал он своего старого летного товарища.

— Вернусь скоро, — пообещал Морозов.

До деревни оказалось довольно далеко. Морозов пробирался сначала узкой лесной тропкой, а от околицы огородами.