Киреевы

— Кто будет проводить испытания? — спросил Николай Николаевич командира корпуса, когда работы подходили к концу.

— Изменения, в сущности, незначительные. Могли бы обойтись своими летчиками. Вы же знаете, какие у нас есть прекрасные мастера летного дела. Но командующий вчера сообщил мне, что посылает к нам подполковника Соколова, поскольку он испытывает ваши машины с момента их рождения, — сказал генерал.

Значит, ему предстоит встреча с Юрием… Сколько времени они не виделись… Давно, очень давно…

«Головин почему-то ничего не сказал мне, когда я ехал сюда, — удивился было Николай Николаевич. — Впрочем, это естественно. Он уверен, что Соколов по-прежнему мой близкий друг, притом летчик-испытатель первоклассный. Какие же колебания могли быть у командующего?»

Соколова тоже волновала мысль о предстоящей встрече с Николаем Николаевичем. Приказ о направлении в гвардейский корпус для испытаний «К-1» он выслушал молча.

Что мог он сказать? Нельзя же путать личные отношения с воинской службой. Хотя он дорого бы дал за отмену этого приказа.

«Встретиться с Киреевым, находиться вместе с ним хотелось бы очень, но не так это еще просто сейчас. Лучше позже, когда Ляля станет работать, когда яснее и тверже вырисуется их будущее. Тогда легче будет искренне ответить на вопросы Киреева, легче снова завоевать его уважение, приязнь».

Опасения оказались напрасными, все обошлось гораздо проще. Юрий Петрович явился в часть, когда Киреев находился там в окружении инженеров и механиков. Конструктор и летчик-испытатель поздоровались приветливо, дружески. Непосвященные в их разрыв ни о чем не догадались. Естественным показался во фронтовой обстановке и короткий деловой разговор, после которого Соколов сразу же приступил к испытаниям. Он поднялся на «К-1» и сбросил бомбу. Тут же комиссия проверила результаты действия новой бомбы небывалой силы, а также качество работ по усовершенствованию некоторых деталей самолета «К-1». Все оказалось в полном порядке.

Сразу же после заводских испытаний Николай Николаевич уехал в Москву, а Соколов начал готовиться к боевому полету.

* * *

Летели в кромешной тьме. Только изредка далеко внизу появлялись и пропадали слабые огоньки, словно кто-то зажег спичку и тотчас же прикрыл ее ладонями. Это шоферы военных машин, устав бороться с темнотой и боясь налететь друг на друга, включали на несколько секунд фары.

За много километров от оккупированного фашистами города отсвет далекого пожара окрасил черный небосвод в бледнорозовый цвет. Чем ближе подходили к горевшему городу, тем ярче становилось зарево. По горизонту колыхалась огненная лента, ежеминутно менявшая оттенки. Она казалась то густопунцовой, то карминнокрасной, то оранжевой. На ближних подступах к городу небо посветлело от лучей бесчисленных прожекторов, разрывов артиллерийских снарядов и авиационных бомб. В воздухе шел ожесточенный бой. Когда падал сбитый самолет, за ним широкой полосой струилось пламя, похожее на огненный хвост кометы.

Соколов привел машину с мощной бомбой к заданной цели. Заградительный огонь немедленно обрушился на воздушный корабль. Небо прочертили желтые, красные, зеленые линии трассирующих пуль. Казалось, кто-то стремительно чертит, стирает и снова чертит разноцветными мелками непонятный чертеж на гигантской грифельной доске. Одновременно голубые лучи прожекторов тянулись, как щупальца спрута, вверх, исчезали, вновь появлялись, переплетаясь между собой в хищной погоне за советским бомбардировщиком.

— Ну и фейерверк в нашу честь! — усмехнулся Соколов. Он отчетливо увидел станционные постройки и тускло блестевшие ниточки рельсов. Это и была заданная цель — важный коммуникационный узел противника.

Штурман не решился сбросить сразу опытную бомбу. По внутреннему телефону он попросил Соколова сделать точный заход на цель.

В этот момент зенитный снаряд попал в крайний левый мотор и вывел его из строя. К счастью, мотор не загорелся. Одновременно большой осколок застрял в радиостанции. Радист вытащил его и показал Соколову, тот понял: связь прервана.

Последний круг летели на трех моторах.

— Так держать! — услышал Соколов голос штурмана.

Машина вздрогнула и, облегченная, взмыла ввысь. Взрыв вызвал воздушную волну такой силы, что ураганный вихрь поднялся от земли до самолета и закачал его, как крохотную шлюпку на бурных волнах. Внизу творилось что-то страшное — внезапно выросший гигантский черный столб, окруженный огненной лавой, разлился по земле.

— Разворот вправо! Проверим, как сработала бомба, — предложил штурман.

Соколов убедился, что задание выполнено отлично, и положил машину на обратный курс.

Вместе с удовлетворением родилось беспокойство за судьбу экипажа и машины — не самолет, а решето!

Не успели отойти от цели, снаряд угодил в правое крыло самолета, зажег его. Убило воздушного стрелка. Соколов сконцентрировал всю свою волю, все силы на одном — перетянуть на горящей машине через линию фронта. Бой шел невдалеке, продержаться бы еще немного…

В кабине становилось нестерпимо душно. Лететь дальше было бессмысленно. Соколов включил автопилот, чтобы при его помощи машина продержалась хоть немного еще в горизонтальном положении, и скомандовал:

— Прыгать всем!

Бортмеханик немедленно открыл нижний люк и стал около него, ожидая, пока товарищи прыгнут вниз. Молодой стрелок, впервые принимавший участие в боевом вылете, растерянно заметался по кабине.

Бортмеханик подбежал к нему, поправил ему парашют и, подталкивая к люку, ободряюще произнес:

— Давай, давай, прыгай! Не задерживай других.

Юрий Петрович взглянул на высотомер: до земли — шестьсот метров. Внизу качались большие серебристые зонтики. В кабине оставался только он и бортмеханик.

— Немедленно выбрасывайтесь, — крикнул ему Соколов. Тот спокойно шагнул в люк.

Враг открыл усиленную стрельбу по парашютистам. Покачиваясь на стропах парашюта, Юрий Петрович беспокойно думал: «Уцелеют ли товарищи?» — и тут же едва не потерял сознание от острой боли.

Через несколько мгновений он увидел в предрассветных сумерках нескошенный луг, испещренный линиями окопов. На обочине дороги темнел кустарник.

«Хорошо бы опуститься в кусты!»

Когда Соколов, наконец, достиг желанных кустов, он с трудом погасил парашют. Подняться и отстегнуть лямки у него уже не хватило сил. Кровь теплой струйкой ползла под сапогом к пальцам левой ноги.

Юрий Петрович лежал и чувствовал, как вздрагивает земля. Невдалеке неумолчно строчили пулеметы, рвались снаряды и гранаты… Временами сквозь все эти звуки прорывалось нарастающее многоголосое «ура».

Мимо кустов пробегали гитлеровские солдаты. Соколов слышал тяжелый топот подкованных сапог, прерывистое громкое дыхание запыхавшихся от бега людей. Пули и мины настигали убегающих. Словно споткнувшись, они падали и уже больше не вставали.

Вскоре появились советские бойцы — они преследовали отступающего врага.