Киров

— Роденко? — Было очевидно, что ему требовался доклад из БИЦ, боевого информационного центра, расположенного в правой части цитадели. Там находились трое его богов войны: Роденко со своими радарами и другими средствами обзора, Тарасов, командир поста противолодочной обороны и Самсонов, оператор боевых систем. Они уже усиленно работали, считывая показания систем и внося изменения для их точной настройки. Роденко повернулся к адмиралу с ошеломленным выражением.

— Ничего, товарищ адмирал. Не вижу никаких целей. Однако фиксирую сильную интерференцию.

— Противодействие?

— Никак нет. Помехи слишком хаотичны. В слишком широком диапазоне. Похоже, по всему диапазону частот. Мы только что подверглись сильному электромагнитному импульсу. Аппаратура вроде бы в порядке, но я провожу диагностику, чтобы убедиться в этом.

— ЭМИ-удар? — Резко вмешался Карпов. — Ядерная тревога! — Орлов немедленно продублировал приказ, и техник включил резкий сигнал тревоги по всему кораблю, который означал готовность к нападению с применение ядерного, биологического или химического оружия. Члены экипажа на всех постах должны были принять дополнительные меры, включая закрытие всех люков и портов, а также надеть дополнительные средства защиты на случай использования противником экзотического оружия.

Тем не менее, Вольский понимал, что это явно было лишним. Направленный ЭМИ-импульс нанес бы гораздо более тяжелые повреждения корабельным системам. Насколько он мог судить, все основные системы управления работали нормально. Корабль сохранял полный ход, энергично маневрировал, его чувствительная «нервная система» корректно отвечала на все команды. Он полагал, что если бы это был ЭМИ-импульс, он бы вывел из строя значительное число корабельных систем, вероятно, закоротил бы все, кроме наиболее защищенного оборудования.

— Отставить, — сказал он капитану. — Я не вижу никаких признаков ЭМИ-импульса. Объявить обычное состояние, — сказал он Орлову, и тот, угрюмо кивнув, дал знак оператору, который включил сигнал отмены ядерной тревоги.

Адмирал бросил резкий взгляд на капитана и вернулся в свое еще теплое кресло, приняв командование на себя. Карпов искоса посмотрел на него в ответ. В его взгляде угадывалась злость, однако он ничего не сказал.

— Тарасов? — адмирал повернулся к старшему офицеру ПЛО Алексею Тарасову. Капитан остался на месте, напряженно замерев.

— То же самое, товарищ адмирал. Никаких целей на активных или пассивных системах. Интенсивный шум на пассивных системах. И мы здорово взбаламутили море этим маневром. Очень сильные помехи. Не могу ничего разобрать в таких условиях.

— Что по «Орлу»?

Тарасов слегка поколебался, глядя на экраны и поправляя наушники.

— Ничего, товарищ адмирал. Никаких данных по его позиции. Анализ элементов движения недействителен.

— Вражеская подводная лодка, — сказал Карпов. — Вот, чья это работа, адмирал. Уроды крадутся за нами в тихую. Тарасов, вы уверены, что ничего не слышите?

— Не при таких помехах и шуме наших же винтов.

Адмирал видел, что Карпов сильно нервничал. Он уже был уверен, что это было целенаправленное нападение, и мысль о незамеченной подводной лодке НАТО уже захватила его, хотя Тарасов ничего не слышал. Он снов повернулся к командиру поста ПЛО.

— Что рекомендуете на основе имеющихся сведений, Тарасов?

— Я не могу подтвердить присутствие каких-либо враждебных контактов пассивными средствами, товарищ адмирал. Но капитан может быть прав. После взрыва возникло крайне странное излучение. Я не могу быть уверен, что системы работают корректно, пока не проведу полную диагностику. Я могу предположить, что мы, возможно, были целью атаки торпедой с ядерной боевой частью, хотя я ничего не слышал, сэр.

Глава Вольского сузились, брови нахмурились, он поджал губы, явно сделав какие-то выводы.

— Готовность к включению сонара в активный режим, — тихо сказал он. Затем повернулся к офицеру связи и добавил: — Установить связь с «Орлом» как можно скорее.

— Но адмирал, — снова запротестовал Карпов. — Это же выдаст нашу позицию! Если это была атака торпедой с ядерной боевой…

— То мы бы уже не спорили сейчас, — возразил адмирал. — Выдаст нашу позицию? Вы полагаете, что НАТО игнорировало наше присутствие три последних дня? Их самолет-разведчики проходили над нами каждый день. Если они атаковали нас, у них что, внезапно вышли из строя системы наведения? Вернуть корабль на курс двести двадцать пять на юго-запад, — скомандовал он рулевому с явным раздражением. Карпов, возможно, был хорошим бизнесменом, но эту ситуацию оценил явно неправильно. Вольский не считал, что это была торпедная атака, с ядерной боевой частью или нет, но активный гидролокатор поможет им найти подводную лодку Рудникова.

— «Орел» не отвечает, товарищ адмирал.

— Сонар в активный режим, — сказал адмирал. — Найдите его.

— Есть, — сигнал об импульсах сонара разрывали напряженную тишину на мостике. Вольский ждал. Три импульса, четыре, семь… Время тянулось бесконечно, но Тарасов молчал, напряженно склонившись над своей консолью, слушая с закрытыми глазами, а затем заморгал, глядя на покрытый «снегом» экран. Карпов, казалось, вслушивался вместе с ним, украдкой переводя взгляд на экраны переднего обзора, и в его взгляде Вольский заметил явный страх. Он уже видел это. Карпов ненавидел подводные лодки, и когда дело касалось противолодочной обороны, становился особенно напряжен и раздражителен.

На экране Тарасова не было видно никаких объектов, и ничего нельзя было различить в хаотичном потоке данных, который он отслеживал. Океан вокруг них кипел, словно играя дьявольскую симфонию беспорядочных шумов, насколько хватало чувствительности аппаратуры. Он знал, что информация не могла быть более надежной, чем системы, ее предоставляющие. Было очевидно только, что произошел некий подводный взрыв и его последствия не могли быть надежно установлены, если затронули системы корабля. «Орел» находился от них справа за кормой на расстоянии порядка двадцати километров, то есть достаточно близко, чтобы быть обнаруженным активными и пассивными системами. И, тем не менее, лодка исчезла.

— Никаких надежных сигналов, товарищ адмирал, — сказал Тарасов.

— Подтверждаю, товарищ адмирал, — сказал Роденко. Старший оператор радара имел озадаченный вид. — Никаких объектов в радиусе тридцати морских миль. Вообще ничего на моих системах.

— Вы не видите «Славу»? — Адмирал имел в виду старый крейсер, буксировавший группу целей в примерно тридцати милях к югу от них.

— Я не вижу вообще ничего, товарищ адмирал. Это безумие, я не вижу даже атмосферного фронта, за которым наблюдал уже давно! Он шел на юг со скоростью примерно тридцать километров в час, но теперь на экране вообще ничего нет. Должно быть, мы получили серьезные повреждения. Я переключаюсь на фазированную систему, чтобы продолжить поиск.

Взгляд Вольского мгновенно метнулся к барометру и к своему великому изумлению он увидел, что давление значительно повысилось. Он нахмурился, не веря в то, что видел. Тем не менее, беспокоивший его зуб утих и он явно ощущал разницу. Погода кардинально изменилась.

Он повернулся к передним иллюминаторам и отметил, что море, по которому с ростом ветра побежали волны, также успокоилось. Жуткое зеленое свечение в глубине продолжалось, но также ослабевало. Видя, что от цифровых систем толку было мало, он отдал приказ вывести на мониторы картинку с различных систем.