Кисельные берега
Шрифт:
– Нас Кирочка зовут… - поправила мать, испуганно растягивая губы в подобие улыбки.
– А? Кто? Ну да, я и говорю!.. Ох и красавица – вся в бабку свою! – он игриво подмигнул Елизавете Константиновне.
Кира выбрыкалась из железных объятий:
– Да пустите же! Вы кто? Кто это ещё?!
– Деточка, - мать суматошно заметалась по комнате в процессе бессмысленной суеты по перестановке вазочек и сухоцветов дрожащими руками. – Это – познакомься – Фёдор Аполлинарьевич, бабушкин э-э… Они, собственно, приехали для того, чтобы… э-э…
– Фу ты, Надежда! Чего мыкаешь-то да экаешь? – новый знакомый оглушительно
– Зашибись!
– Кира деланно закудахтала, изображая саркастический смех. – Что? Свадьба? Да вы что, серьёзно? Сюр какой-то… Или теперь так принято – посещать ЗАГС перед крематорием?
– Кира! – ужаснулась мать.
Но шумного жениха пассаж будущей родственницы ничуть не смутил – он громко загоготал, держась за бока:
– Перед крематорием! Ха-ха-ха! Ирочка, ох, ты и юмористка! Слышь, Лизавета? Крематорием! Охо-хо-хо! Ага-га-га!..
– Кира! – выкрикнула «юмористка», покраснев от злости. – Неужели трудно запомнить короткое имя из двух слогов? Ки-ра меня зовут! Или даже два слога не помещаются в две извилины гладкого солдафонского мозга?!!
Она отпихнула с дороги офонаревшего жениха – в этот раз даже он не усмотрел в неприкрытом хамстве ничего смешного…
– Бай! – бросила она от входной двери, подхватывая с полки «Праду» крокодиловой кожи. – Смотрите, молодожёны, не целуйтесь в засос! Минздрав предупреждает: есть вероятность подавиться вставной челюстью! – она сделала ручкой и выпорхнула на площадку.
Мать посеменила следом, к дверям лифта:
– Кирочка, так ты придёшь на… торжество?
– Боже упаси! Этот пенсионерский разврат – без меня, пожалуйста!..
Двери лифта мягко чпокнули, соприкоснувшись, и кабина поплыла вниз, унося сверкающий, унифицированный, трендовый образ непокорной дочери.
Тяжело вздохнув, Надя Волошкина покачала головой. И тут же, навострив уши, скользнула к соседской двери – хмыкнула удовлетворённо, прислушиваясь к бушующему за ней супружескому скандалу…
«Ну надо же! – искренне возмутилась она, с наслаждением внимая. – Как она его кроет по матушке… Какая невыдержанность, невоспитанность – ужас!»
Удовлетворившись, поспешила к себе.
Фёдор Аполлинарьевич по-прежнему растерянно стоял в дверях между прихожей и гостиной.
– Лизонька, - его круглое простое лицо от огорчения сползло на ворот клетчатой рубашки. – Что случилось? Я чего-то не знаю? Что-то не так сделал?
– Ох, Федя… - Елизавета Константиновна задумчиво перезарядила янтарный мундштук, уронив окурок в вазочку с печеньями. – Случилось… И уже достаточно давно.
– Кирочка такая своенравная девочка, - зашелестела за плечом отставного военного подоспевшая хозяйка квартиры. – С ней иногда непросто, конечно… Но вы должны понять! Это всё плоды трудного детства, всё-таки без отца росла… Погиб Андрюшенька рано. И жили мы небогато – лишнего платьица, колготочек не могла я доченьке позволить, знаете ли…
– Что ты плетёшь?
– бабка
– Ну прям уж, Лизавета Константиновна!.. Прям уж без тормозов… Да, девочка бывает иногда вспыльчива, раздражительна, но это, должно быть, оттого, что работает много – на ней такая ответственность, такая ответственность! И это в её-то годы! Сами видите, как много она достигла в жизни. А для этого такие нервы нужны – подумать страшно… Постарайтесь её понять, Лизавета Константиновна, и… поддержать. Вот именно – поддержать! – она, поджав губы, извлекла окурок из печенья. – А не провоцировать, как обычно вы делаете! Каждый раз у ребёнка нервный срыв… Чего вы этим добиваетесь – не понимаю… Без вас мы с Кирочкой прекрасно ладим: она мне и процедуры всякие оплачивает, и отдых в Болгарии, между прочим! А вы говорите – пустое существо… Как у вас, родной бабки, язык поворачивается!
Праведные слёзы засверкали в коровьих глазах Наденьки. Она вытряхнула из антикварной вазочки пепел в ладонь и с оскорблённым видом покинула комнату.
Елизавета Константиновна задумчиво потёрла переносицу и, не удержавшись, несколько раз оглушительно и со смаком чихнула.
– Тебя не продуло, Лизонька? – с беспокойством осведомился жених. – В этих поездах такие сквозняки…
– Что за ерунда, Федя… Оставь, - она заёрзала в кресле, заозиралась, нахмурившись.
– Да где же он?
– Да кто?
– Да телефон мой… Тут где-то был же всё время… А! Вот!
Спустив со лба на нос очки, она принялась неуклюже тыкать в экран длинным пальцем, поминутно чертыхаясь.
– Дорогой, - попросила она, не поднимая глаз, - мы собирались кофе попить… Может, приготовишь пока? Пока я позвоню… Тут… надо… звонок один сделать старой приятельнице…
– Лизонька! Без вопросов! – бодро отрапортовал вновь повеселевший полковник и, залихватски изобразив маршевый барабан, отбыл на кухню.
– Бригитта? – Елизавета Константиновна попыталась затянуться незажжённой сигаретой, скосила на неё недоумённый взгляд. – Да, это я, дорогая… Будешь сегодня? Чудесно, я так рада! Сто лет не виделись… Знаешь, - она погрызла мундштук, явно нервничая, - хочу, чтобы ты познакомилась с… моей внучкой. Да… Как специалист…
Глава 2
Эй, кукушка,Не стукнись, смотри, головоюО месяца серп !
Там же*
– ----------------------------------------------
* В историографии существует мнение, что данные строки принадлежат перу другого автора, некоего Кобаясси Исса. Но мы считаем подобные предположения злобными инсинуациями, поскольку означенный поэт жил в эпоху гораздо более позднюю, нежели Кагаякаши Прославленный (прим. авт.)
Деловой, стремительной походкой, под звонкую дробь каблуков, Кира пересекла офис, снисходительно кивая сотрудникам в качестве приветствия. Распахнула дверь своего кабинета.