Китай и страны Южных морей в XIV–XVI вв.
Шрифт:
Наряду с различными тканями в качестве ответных подарков с начала XV в. иногда давалось серебро, медная монета и ассигнации. Иногда китайский двор направлял в заморские страны целые партии китайских товаров в виде подарков властителям. Например, в 1383 г. в ответ на присылку в «дань» слоновой кости из Тямпы туда было послано 32 куска златотканого узорного шелка и 19 тыс. фарфоровых изделий [561] .
Обмен «данью» и ответными дарами сопровождался определенного рода официальными документами. Китайский исследователь Чжан Дэ-чан считал, что доставляемые иноземными посольствами послания (бяо вэнь) были «свидетельствами на представление дани, вручавшиеся ваном страны своим послам» [562] . Нужно, однако, добавить, что, являясь такими свидетельствами, послания одновременно носили дипломатический характер и именно это было основным их назначением.
561
«Мин ши», цз. 324, стр. 31761(3).
562
Чжан Дэ-чан, Мин дай Гуанчжоу-чжи хайбо маои, стр. 8.
Местные китайские власти, принимая корабли с «данью», посылали в столицу краткую записку, в общих чертах излагающую содержание послания, но подробно описывающую
563
«Доклады императорам Минской династии на иноземных и даннических стран», т. 3, стр. 5–7.
Китайское правительство также сопровождало свои ответные дары специальными грамотами. (Иногда, правда довольно редко, посылавшиеся подарки упоминались в императорских указах и манифестах, однако в них не содержалось подробного описания посылаемых товаров). Мы можем составить о них представление на примере хранящегося в Стамбуле подлинника такого документа, направленного в г. Лар (в Юго-Восточном Фарсе в Иране) и датированного 8 января 1453 г.
«Янлнэрци (в китайской транскрипции. — А. Б.) — главе земли Лар. Поскольку ты, живя, как и твои предки, в Западном Крае, почтительно следуешь по пути, указанному Небом, и, с почтением служа нашему Двору, прислал издалека людей, чтобы представить дань, твоя верность и искренность достойны похвалы. Специально направляем тебе в дар ткани и расцвеченный шелк на подкладку и тем самым отплачиваем тебе за твои добрые намерения. Впредь тебе следует еще в большей степени подчиниться Духу Неба и навечно быть твердым в твоем вассалитете, чтобы быть достойным Нашей милостивой любви. Это [Мы] и имеем декретировать.
[Вот то, что Мы] даруем и жалуем:
полотно [564] — один кусок с легким цветочным узором, бутонами и облаками зеленого цвета, один кусок с легким и тонким цветочным узором синего цвета, один кусок с легким и тонким узором красного цвета; однотонное [полотно] — один кусок синего, два куска — красного и один кусок — зеленого; расцвеченные шелка — четыре куска красного и четыре куска синего» [565] .
Из упомянутых докладных записок местных китайских властей о поступлении предметов «дани» можно увидеть, что иногда правители заморских стран, присылая «дань», сообщали, что бы им хотелось получить взамен. Так, в одном из этих документов в качестве подзаголовка выделено: «Ван страны Сиам Накань просит Императора о милости — прислать хороший атлас и шелк». Далее говорится, что, доставив «дань», сиамские послы отправились в столицу Китая просить у императора «даровать» по 20 кусков красного и зеленого атласа и по 20 кусков красного и голубого шелка [566] . Следующий документ сообщает, что правитель Сиама получил простые ткани в указанном количестве и высылает дополнительную «дань» в виде благодарности [567] .
564
«Чжу сы» (№ 2954, 8256) — Ф. Кливз переводит «шелка», что, на наш взгляд, в данном тексте неверно.
565
F. W. Cleaves, The Sino-Mongolian Edict of 1453 in the Topkapi Sarayi Muzesi, p. 437.
566
«Доклады императорам Минской династии из иноземных и даннических стран», т. 3, стр. 20–23.
567
Там же, стр. 28–31.
Начиная с XV в. китайское правительство пыталось установить определенные нормы ответных подарков иноземным властителям. В 1403 г. правителю Тямпы было даровано три куска парчи, шесть кусков полотна, по четыре куска газа и тюля, а его супруге — четыре куска полотна и три куска газа и тюля. При этом отмечено, что впоследствии китайские власти старались придерживаться этой нормы для властителя Тямпы [568] . Нормы подарков для властителей различных стран были различны [569] .
568
Сюй Бо, Да Мин хуй дянь, цз. 103, стр. 7б–8а.
569
Особенно щедры были ответные подарки императора в случае, если иноземный правитель лично прибывал в Китай. Тогда китайский двор наряду с тканями отпускал ему значительные суммы в золоте, деньгах и разных ценных вещах. Так, правителю Малакки во время его визита в 1411 г. был дарован пояс из яшмовых пластин, парадные регалии, оседланная лошадь, 100 лян золота (ок. 3,73 кг), 500 лян серебра (ок. 18,65 кг), ассигнаций достоинством в 400 тыс. связок медных монет, 2600 связок монет, 300 кусков парчи, узорного шелка и тюля, 1 тыс. кусков шелка, 2 комплекта одежды из шелка, шитого узорами из золотой нити, и 2 пары тканных золотом нарукавников и наколенников («Мин ши», цз. 325, стр. 31777(1)]. Однако в данном случае преследовались определенные политические цели, что выходило из рамок ординарного обмена «данью» и «ответными дарами» с помощью посольств.
Стремление китайского правительства придерживаться определенных норм, посылая ответные подарки иноземным властителям, и запросы последних на получение того или иного товара в ответ на свою «дань» привели к тому, что уже в первой половине XV в. в Китае установились определенные нормы оплаты разных сортов «дани». Наиболее ранний пример стоимостной оценки предметов «дани» относится к товарам, поступившим из Монголии. Это запись из «Мин хуй дянь», датированная 1426 г. «За каждое представление дани двору… отдаривали за каждый сорт дани особыми вещами, а именно: за каждую лошадь среднего разряда — цветным атласом на две пары платья, а сверх того деньгами уплачивали стоимость
двух кусков тафты; за лошадь низшего разряда — отдаривали пеньковой материей одним куском и из восьми кусков тафты за один кусок деньгами; за лошадь самого низкого разряда — шестью кусками тафты и за один кусок деньгами. За каждого верблюдца — цветным атласом на три пары платья и сверх того деньгами за десять кусков тафты. За кречетов — одной парой платья; за 200 горностаевых шкурок –12 парами платья; за две шкурки соболей — одной парой платья; за десять больших шкурок — одним куском тафты; за одну рысь — семью с половиной кусками тафты» [570] . Аналогичный пример, относящийся к середине XV в., имеется и в отношении «дани» из Самарканда [571] . Следовательно, это явление не носило случайного, частного характера, и стоимостные эквиваленты «дани» должны были складываться и для отдаривания посольств из стран Южных морей. Чжэн Хао-шэн считает, что определенные стандарты в оценке иноземных товаров окончательно сложились к концу XV в. [572] .570
Д. И. Позднеев, К вопросу о пособиях при изучении истории монголов в период Минской династии, стр. 97.
571
Е. Bretshneider, China's Intercourse with the Countries of Central and Western Asia in the XV Century, p. 125.
572
Чжэн Хао-шэн, Шиу шицзи чуе Чжунго юй Я-Фэй гоцзя-цзянь цзай чжэнчжи, цзинцзи хэ вэньхуа-шан гуаньси, стр. 107.
О широком распространении стоимостной оценки «предметов дани» в Китае свидетельствует тот факт, что некоторые иноземные послы даже запрашивали за доставленные товары определенную цену, а китайский двор торговался с ними. Так, в «Мин ши лу» сохранился текст доклада Ведомства обрядов императору, датированного 8-м месяцем 12-го года Чжэнтун (1447 г.): «Посол из страны Сиам Куньпулуньчжи (в китайской транскрипции. — А. Б.) и его люди докладывают, что доставленный ими в дань в количестве 1380 цзиней (ок. 824 кг) камень "вань" (вань ши) не является продуктом их страны, а целиком закуплен во время поездок в Западный океан и достать его очень трудно. Они просят согласно прецеденту 2-го года Чжэнтун (1437 г.) оценить каждый цзинь в 250 связок монет в пересчете на ассигнации. Затем при рассмотрении дела выяснилось, что когда в 9-м году Чжэнтун (1444 г.) посол из той страны Куньшацюнь (в китайской транскрипции. — А. Б.) и его люди доставили в столицу в дань 8 тыс. цзиней (ок. 4776 кг) камня, "вань", то наше ведомство ввиду того, что это не драгоценная вещь, докладывало, чтобы каждый цзинь камня был оценен в 50 связок монет в пересчете на ассигнации. Каждые 200 связок монет в пересчете на ассигнации приравниваются к одному куску тонкого шелка, поэтому всего в шелке [камень был оценен] в 20 кусков [573] . Император повелел выдать им вдвое меньше (учитывая, что половина товара отбиралась безвозмездно в виде налога. — А. Б.). Ныне Куньнулуньчжи просит цену согласно прецеденту 2-го года Чжэнтун. Не осмеливаемся с легкостью разрешить это [дело]. Император дал следующий ответ: «Камень, "вань" исстари есть в Китае. Это нередкая вещь. За каждый цзинь дать но 50 связок монете пересчете на ассигнации и впоследствии не принимать его как дань» [574] .
573
Описка или опечатка в тексте: следует читать 2 тыс. кусков, ибо по приводимой расценке один кусок шелка приравнивался четырем цзиням камня.
574
Чжэн Хао-шэн, Шиу шицзи чуе Чжунго юй Я-Фэй гоцзя-цзянь цзай чжэнчжи, цзинцзи хэ взньхуа-шан гуаньси, стр. 107.
Этот красочный эпизод прямо свидетельствует о торговом характере такого рода операций. В связи с этим становится понятным, что уже в 1424 г. мы находим в китайских источниках термин «покупать дань двору». В «Мин да чжэн цзуань яо», например, записано: «В 12-м месяце 22-го года Юнлэ прекращена покупка дани двору в Западном Крае» [575] ; Правда, это не относится непосредственно к странам Южных морей, но для нас важен сам факт употребления такого термина в источнике уже под 1424 г.
575
Тань Си-сы, Мин да чжэн цзуань яо, цз. Т. 7, стр. 10а.
Таким образом, само по себе представление «дани двору» и ее «отдаривание», если абстрагироваться от политического значения, которое придавалось китайским правительством этой процедуре, было определенной торговой операцией менового характера. От обычной торговли ее отличало то, что она в принципе не подразумевала эквивалентного обмена или, точнее, стоимостного возмещения. Однако, как мы видели, вследствие того, что эта процедура в конце концов выливалась в товарообмен, уже к середине XV в. «дань двору» и «отдаривание» начинают сопровождаться стоимостными отношениями и тем самым все более приобретают характер торговли.
Однако этот процесс нельзя представлять упрощенно, как механическую замену «дани», приобретению и «отдариванию» которой придавался определенный политический смысл, чисто торговыми отношениями. Нет сомнения, что в связи с общим разложением системы номинального вассалитета заморских стран с середины XV в. заметно ослабло и политическое значение «дани». Но в целом в течение всего XV и в начале XVI в. минское правительство по-прежнему придавало этой процедуре определенный политический смысл. В связи с этим ее приближение к обыкновенной централизованной торговле шло не только за счет таких внешних признаков, как появление в обмене стоимостных эквивалентов, но и за счет изменений в самой структуре «дани».
В чем это проявлялось? Начиная с XV в. послов с «данью» приезжало настолько много, что официальные китайские источники стали просто отмечать дату ее доставки. Однако по некоторым данным можно заключить, что товарный компонент «дани» с течением времени возрастал за счет компонента редкостей. Так, имеющиеся сведения о составе «дани» из Сиама, присланной в 1533 и 1538 гг., показывают, что она состояла главным образом из «местных товаров» [576] . Если в конце XIV — начале XV в. китайский двор охотно принимал в виде «дани» такие «редкости», как различные заморские звери и птицы, то в 1483 г. на имя императора поступил следующий доклад по поводу присылки в «дань» львов: — «Это — бесполезная вещь, их нельзя принести в жертву в храме и нельзя приспособить в упряжку при выездах. Не следует их принимать» [577] . Это говорит о появлении известного «практического подхода к приобретению, дани"».
576
«Гуандун тун чжи», цз. 101, стр. 55а–55б.
577
Лун Вэнь-бинь, Мин хуй яо, т. I, стр. 251–252.