Киж

Петрова-Плещеева. Он понял, что здесь дело нехорошее.

– Шутка, шутка, это всего лишь забавная шутка старого приятеля, – нашелся майор Плещеев. – Ну какая разница, в самом-то деле, чем занимался до плена каждый из нас. Вот я, например, кем только не был: и студентом, и солдатом, и фельдшером. Даже воровством промышлял. И что? Перед лицом смертельной опасности все мы равны, как в бане. Все мы просто Пети, Саши, Люды и Прохоры. Все мы узники совести.

– Действительно, – немного отлегло у археолога. – Меня зовут

Прохор. Я начальник экспедиции, занимающейся поисками легендарного города Кижа. А это мои сыновья и помощники – Антон и Демид. Один из них учится на историческом факультете, другой в школе – даром, что с бородкой.

– Правильнее было бы сказать – учились, – поправил

Иванов-Мясищев, совсем поддавшийся унынию.

– Семен, – представился Феликс, с удовольствием пожимая мозолистые руки трех археологов. – Я театральный критик из Москвы, а это мой товарищ, драматург Степан Рассаднев.

– На самом деле? – Прохор решил больше не удивляться. – Мне кажется, я читал кое-какие труды Рассаднева… Или видел на театральных подмостках.

– Что вы, что вы, – заскромничал Глеб. – Мое имя известно только в самых узких кругах. По сути дела, я не поставил ни одного спектакля и не закончил ни одной пьесы. Я только собираюсь сварганить что-нибудь о невидимом городе Киже, этакую патриотическую мистерию в стиле Римского-Корсакова. Вот почему мы с Семеном здесь.

– Что ж, при более благоприятных обстоятельствах мы могли бы вам чем-нибудь помочь, – сказал шеф археологов. – Мы уже одиннадцать лет занимаемся раскопками в этих краях и накопили множество исторического материала. К сожалению, результаты нашей работы не очень утешительны. Все, вплоть до останков динозавра, но ничего похожего на древнерусский город.

Прохор послюнявил пальцы и с шипением загасил фитилек драгоценной свечи.

– Феликса Бедина я вам уже представил, – продолжал он в темноте.

– Он замечательный парень, хоть и брюзга. Не каждый способен сохранять присутствие духа в подобных условиях. Честно сказать, старина Феликс порядком раскис.

Как бы в подтверждение этих слов из угла, где горбился Мясищев, раздались всхлипывания, причитания и подвывания. Разведчик вел себя, как малое дитя.

– Среди нас есть очаровательная дама, истинное украшение нашего грубого мужского коллектива, – токовал в темноте археолог. – Она корреспондент Новозеландского радио и прилетела в поисках Кижа из другого полушария. Ее зовут Джейн Биркин, и она совершенно не говорит по-русски, хотя многое понимает.

– Очень, очень многое, – снова влез в разговор майор Плещеев, не любящий разоблачительных пауз. – Она как собака.

– Джейн увлекается историей Древней Руси и даже перевела на английский язык “Моление Даниила Заточника”, – продолжал археолог.
–

К сожалению, мы не можем вполне оценить достоинства ее перевода, так как для этого требуется слишком глубокое знание английского языка.

– И русского, – дополнил настоящий Филин.

– Что вы сказали? – переспросил археолог.

– Я сказал, что для этого требуется знание и русского языка тоже,

– повторил Филин.

– Ну да, конечно, для этого требуются глубокие знания в области лингвистики, – вежливо согласился археолог. – Вот так мы и живем.

Прошу вас выбрать уголок по душе и располагаться со всеми удобствами. Здесь, конечно, не отель “Хилтон”, но нам, археологам, иногда приходится жить и не в таких условиях.

– Мы, критики, тоже не лыком шиты, – парировал Бедин. – Иногда неделями не снимаем сапог.

– Что ж, в темноте, как говорится, да не в обиде, – миролюбиво согласился археолог. – Капитан Свербицкий обеспечил нас свежей соломой, а там, в углу, вы найдете старые солдатские шинели, которые можно и под себя подстелить и сверху набросить. Если сравнить с теми условиями, которые у нас были на Алтае, скажи, Антон?.. – Один из сыновей Прохора утвердительно промычал. – По выходным у нас банный день. Нас гоняют под пулеметом ополаскиваться в озеро Синеяр, это минутах в десяти хорошего хода, а потом выдают по чарке спирта для дезинфекции внутренностей.

– Дама моется вместе с джентльменами? – осведомился Бедин, не поступавшийся жизненными радостями даже за сорок восемь часов до смерти.

– Нет. – Внешне грубоватый, но романтичный археолог немного смутился. – Джейн принимает водные процедуры вместе с женщиной-военнослужашим, прапорщиком Игрицкой. Кстати, это очень интересный человек, бывшая драматическая актриса, вы ее увидите, когда принесут ланч…

– А какая задница! – подал голос Петров-Плещеев. – И такие экземпляры поступают в армию! O tempore, o mores!

– Не в армию, а в банду помешанного самозванца! – слезно выкрикнул Иванов-Мясищев. – Здесь нет никакой армии и нет никакой войны! Почему, почему, почему я должен умирать?!

– Неужели столько мужиков не могут скрутить одного субчика? – изумился Бедин. – Разве с ним нельзя найти общий язык, договориться, сторговаться?

– Не забывайте, что он великолепно вооружен, – оскорбился археолог. – Против пулемета не устоял еще ни один герой, а этот фанатик пускает в ход оружие без малейшего сомнения. Думаете, почему в этих роскошных лесах нельзя встретить ни одного грибника, ни одного охотника или туриста?

– Потому что он их уже встретил, – сострил младший археолог, но никто не рассмеялся на его шутку.

– Что же касается общего языка, этот бурбон настолько убежден в своей правоте, что его не прельстит все золото мира.

– Подкуп и шантаж – это первое, что мы попробовали, – поддержал настоящий Петров-Плещеев. – Мы также предлагали ему вступить в половые сношения с мадмуазель Соколовой, то бишь Джейн Биркин, или любым из нас. Он оказался несгибаем.

– А после этого окончательно пришел к мысли о необходимости нашего расстрела, – глухо пробормотал Иванов-Мясищев. – Он ни на секунду не поверил в то, что мы настоящие журналисты.

– А где же ваш хваленый арсенал? Где же ваши яды, торпеды, гранатометы? – возмутился Бедин. – Вы ведь могли разнести в клочья целый город!

– Наш арсенал теперь в его руках, – неохотно признался

Петров-Плещеев.

– Он направил на нас свой старенький пулемет, мы испугались смерти и побросали оружие, – прорыдал Иванов-Мясищев. – Мне ведь всего тридцать четыре года, я страшно не хотел умирать!

– Это вам не яд в бокалы подсыпать! – мстительно напомнил Бедин.

– Он считает себя единственным законным представителем Российской армии и находится в состоянии войны с настоящей Россией, Америкой,

Германией, Китаем и, кажется, всеми остальными странами мира, – сказал старшой археолог. – По-своему этого кровожадного Дон Кихота можно даже уважать.

– А я бы с удовольствием набил ему харю, – без симпатии признался

Бедин. – Тоже мне – Соловей-Разбойник.

Дверь с лязгом открылась, и в подземелье появилась Глафира, перевоплощенная настолько, что обозреватели ни за что не узнали бы ее, если бы не были предупреждены. Теперь это была не грязная попрошайка, унижающаяся в трактире из-за куска хлеба, но и не рафинированная, немного усталая столичная леди. Она превратилась в юную, бодрую, грубоватую воительницу, пацанку, амазонку, которая вовсе не подвержена женским слабостям и сама хватает жизнь за горло твердой, решительной рукой. Глафира была в новеньком пятнистом комбинезоне, схваченном на узкой талии офицерским ремнем, высоких шнурованных бутсах и зеленой снайперской косынке. Глафира держала котелок с каким-то аппетитным варевом и алюминиевые судки с ложками.