Кладоискатель и доспехи нацистов

— Сзади, Слава! — предупредил я другана и был вознагражден острой болью в стиснутых стальными пальцами локтях.

Слава развернулся, встретив атакующего лицом к лицу. Казак не шутил — резать собрался всерьез. Похоже было, отморозок считал, что на службе ему все спишется. Выпад был четким: клинок в воздухе не вихлял — пошел как по рельсам. Слава вильнул в сторону, убрав живот. Крутнув бедрами, отпрыгнул, уходя от следующего удара. Составить компанию Эрику по больничной палате желанием он не горел, посему геройствовать супротив тесака в умелой руке не стал. Казак тоже был матерым волком и сразу просек, что имеет дело не с подгулявшим бандитом — «бывшим спортсменом, а ныне рэкетменом». Он осторожно подступал к корефану, и свинорез в его руке не дрожал. Это, к сожалению, был настоящий казак, а не фальшивый вояка в бутафорском мундире с покупными Георгиями. По ухваткам было видно, что рос он в горной провинции и с детства учился драться «на кинжалах».

На крыльце «кенгурятника» появились побитые бандюки.

— Пусти, сука, — задергался я, корчась от боли. — Замочу, гад!

— Не рыпайся, — прошипел казачина, толкая меня пузом так, что ноги потеряли опору.

Он повалил меня на землю. Я крепко приложился грудью, разом выдохнув весь воздух. Казачина насел на спину, вытащил из-за голенища плеть и закрутил мне руки. Стал вязать. Сопротивляться такой туше было бесполезно, казачина оседлал меня как коня. С трудом отвернув голову, я увидел развязку стычки.

Сколь ни был казак искусен, но Слава и с голыми руками мог натворить дел. Все произошло мгновенно. Уловив краем глаза появление из кафе потенциального противника, афганец шагнул прямо на нож кабаннику, проявляя, на первый взгляд, безбашенную удаль. Казак купился и пырнул его тесаком в живот.

Из своего положения я толком не разглядел, что конкретно проделал Слава. Движение было взрывным: казак полетел в одну сторону, кинжал — в другую. Друган прыгнул вдогон супостату и припечатал его ударом ступни по шее.

Наконец-то я смог свободно вздохнуть. Давивший меня казачина сообразил, что обстановка складывается явно не в его пользу, вскочил и приготовился к обороне. Корефан устремился ко мне на выручку. Он подобрал кинжал и вид имел устрашающий.

— Мочи его, урода! — заорал я, переворачиваясь навзничь.

Тяжело топая сапогами, казачина обратился в бегство. Я сел. Слава полоснул клинком по стягивающей запястья веревке.

— Валим отсюда, — стряхнув остатки плети, я поспешил к машине.

Должно быть, я слишком усердно растирал затекшие кисти, потому что при моем приближении стоящие на крылечке пацаны моментально попятились обратно в кафеюшник. Мы залезли в «Волгу», и я первым делом проверил наличие Доспехов. Сумка была на месте, там, куда я ее спрятал — на полу между сиденьями.

Бряцая наручниками, Слава сунул под седушку кинжал.

— Трофей, однако, — сказал он.

Прогрев двигатель, мы неторопливо отчалили от «кенгурятника». Оклемавшийся казацюра нацепил папаху и хлопотал над поверженным соратником.

— Попили кофе, — с досадой сказал я, глядя в окно.

— Дома догонишься, — утешил корефан и, помолчав, добавил: — А вот что пива на халяву перехватили — это ништяк.

— Ништяк, — желчно пояснил я, — это два бушлата. Один постелил, а другим накрылся — вот это ништяк. Зэки на полу когда спали, с тех времен словечко и пошло. А сейчас все по фене ботают, а сами в смысл сказанного не врубаются.

— И блатуют кто попало, по делу и не по делу, — Ухмыльнулся друг.

Только на подъезде к дому я понял, что он имел в виду отнюдь не политеховскую шпану.

* * *

Браслет я снял при помощи иголки, молотком загнав ее в паз и отжав зубец, фиксирующий прижимную скобу. Пришлось повозиться, но наручники ломать не хотелось. Почему-то казалось, что они могут пригодиться.

Дамы хмуро смотрели, как я вожусь с инструментом. Вопросов не задавали, что свидетельствовало о крайней степени недовольства нами. Всякая женщина желает видеть своего любимого героем, но сами по себе героические действия ее почему-то не привлекают, наверное, потому, что любит. В данном случае недовольство проистекало из-за беспокойства за нашу жизнь. «Баранка» на руке корефана и вздутые рубцы на моих запястьях яснее ясного свидетельствовали о том, что кофе мы пили при весьма необычных обстоятельствах. Особенно злилась Ксения, хотя вида не подавала. Я прекрасно ее понимал. Для нее я был смутьяном, снова втянувшим мужа в сомнительную авантюру, опасность которой распространялась и на членов семьи. Я никогда не знал, о чем они разговаривали наедине, — эта супружеская пара сор из избы не выносила. Слава с Ксенией были знакомы еще по Афгану, но прочно сошлись уже здесь два года назад и за это время пережили многое. Опять же благодаря мне.

— Ксюш, — совершенно беззастенчиво спросил я. Будучи повязаннным с этой семьей крепкими кровавыми узами, мог позволить себе некоторые вольности. — Ксюш, у тебя знакомые в Вавильнике есть?

— Есть, — нехотя ответила Ксения. — Эрика собрались навестить?

— Ага, -кивнул Слава, потирая вмятину на лапе.

— Илья, — забеспокоилась Маринка, — ты чего опять задумал?

— Эрика проведать.

— Что тебя туда несет, мало тебе?

— А как же сострадание к ближнему? Бедный Эрик там один, больной, ему скучно, и он страждет.

— Это тот, который бандитов навел? — жизнь с вывшим зэком не могла не обогатить лексикон супруги. — Какой резон тогда к нему ходить?

— Товарищеский долг зовет, — привычно соврал я, улыбнувшись, как мне показалось, ослепительно. — Я человек порядочный, компаньонов в беде не бросаю.

— Лжешь ты все самым наглым образом, — высказалась Маринка. — Опять что-то затеваешь, а отдуваться потом нам. — И она компанейски приобняла за плечи молчащую Ксению.

Если бы в Советском Союзе воздвигали памятники героиням Великой Отечественной войны — партизанкам-феминисткам, он должен был выглядеть именно так. Я решил разрушить эту дружескую спайку:

— Ну так как, Ксюш, насчет знакомых в Вавильнике?

— Погоди, телефон вспоминаю. Ладно, пошла ввонить, — качнув бедрами, Ксения высвободилась из объятий товарки и скрылась в соседней комнате.

— А покамест давайте попьем кофею, — предложил я. — С утра не могу добиться этого удовольствия, почему-то все время только меня добивают.

— Ладно, милый, — кротко согласилась Маринка. — Я сейчас сварю. Славик, тебе кофе сделать?

— Я лучше чайком побалуюсь. Кофе пускай Ильюха пьет, он у нас аристократ.

— И сожрем что-нибудь, — добавил я. — Меня от всех переживаний на жор пробило.

— Ага, — не вставая, Слава дотянулся до холодильника и достал здоровенный оковалок ветчины. — Еще чего съешь?

— Вполне достаточно. Что я, чайка соловецкая — Жрать, рта не закрывая?

— Ну, как знаешь. — Слава вытащил из стола нож, Маринка подала буханку ржаного, и мы принялись за бутерброды. Обменялись с друганом взглядами. Перед выездом в больницу следовало бы перекинуться парой слов, но беспокоить женщин по негласному договору не стали. Они и так с нами натерпелись, незачем усугублять.