Кладоискатель и доспехи нацистов

— Но ты гораздо роднее.

— Вы, часом, не поругались? — Маминой подозрительности не было предела.

— Часом, нет. Серьезно, нет, — заверил я. — Просто мне хотелось прийти домой, а не как в гости.

Мы обнялись, мама понесла на кухню магазинные пакеты — готовить ужин, а я отправился в свою комнату.

В уголок детства. Здесь каждая вещь напоминала о далекой жизни, кажущейся теперь светлой и безмятежной. Детство всегда кажется радостным, хотя на самом деле это не самая счастливая пора. Такими же были у меня и юность, и недолгий период после окончания университета… До тех пор пока я не нашел крупный клад, на который смог купить и обставить свое нынешнее жилье; за который же, по навету подельника, получил срок. Потом были другие находки, завелись деньги, я обрел самостоятельность, о чем Долго мечтал, только вот безмятежность исчезла. Кладоискательский фарт положил ей конец. Появились заботы, богатство требовало защиты, и пришлось лить кровь, (сокровища испокон веков омывались ею, и, возжаждав их, я оказался втянут в бесконечный круговорот. За несколько лет занятие «черной археологией» здорово изменило меня. Кем я стал? Сражающимся за выживание уркой под девизом: умри ты сегодня, а я завтра? Гнетущая картина. Со стороны глядеть на себя всегда неприятно, но полезно. И хорошо, когда есть такие вот заповедники детства, где сделать это гораздо легче, нежели в привычной обстановке.

Интересно, отказался бы я от своего первого крупного клада, если бы знал, к чему это приведет?

Улыбаясь, я приблизился к книжному шкафу и не торопясь провел пальцем по корешкам двадцатитомника «Археология СССР с древнейших времен до наших дней». Пыли, надо заметить, на них не было — налицо мамина забота. Она всегда приветствовала мое увлечение историей, тягу к которой я испытываю с малых лет. В детстве я увлекался Римской империей, интерес к ней доходил до фанатизма; я ведь до сих пор иногда думаю на латыни. Нет, не стал бы я отказываться от этой сучьей жизни, до которой докатился, гонимый кладоискательской Фортуной. Видимо, «черная археология» все же мой путь, на который я даже не становился — он сам избрал меня. Словно я был рожден для того, чтобы копать и находить. Такова моя судьба, и я пройду этот путь до конца.

— Чем занимаешься, сынок? Мамин голос вывел меня из раздумий.

— Cogito, — ответил я. — Ergo sum.

— Один умный человек, академик, говорил: «Мыслю, тем и существую», — мама понимала мою латынь, хотя и относилась к ней с долей иронии, как к причуде любимого чада. — А у тебя как дела обстоят с наукой?

— С наукой, — ответил я, — у меня дела обстоят хорошо. С наукой мы дружим.

— И все? — разочарованно спросила мама.

— И все, — подтвердил я. — В более тесные отношения с теорией мешает вступить огульное увлечение практикой. Ты же меня знаешь.

Я помог маме накрыть на стол. Она как-то удивительно быстро ухитрилась обернуться со стряпней. Получилось обильно, красиво и вкусно. После Ксениной «коммуналки» вдвойне приятно было оказаться в родной, милой сердцу домашней обстановке. Я немного пожалел, что Маринка лишена сейчас этого удовольствия, но втайне радовался — на нашем маленьком семейном празднике она была бы лишней.

— С Маринкиной родней я теперь на дружеской ноге, — похвалился я своими успехами в области семенной дипломатии.

— Это правильно. — Тещу с тестем мама видела только на нашей первой свадьбе. Ей они, наверное, представлялись кем-то типа австралийских антиподов или представителями другого, малоизученного по причине крайней изолированности народа. — Надо будет собраться нам всем вместе. Какой праздник ближайший?

— Новый год, — буркнул я.

Устраивать посиделки не хотелось, чтобы не загружать маму новыми моими проблемами, которые обязательно всплывут при разговоре с родственниками. А молчать они не будут, домашний Колизей произвел на них слишком сильное впечатление, чтобы не поделиться им с матерью шоумена. «Вон какой у вас сынок, настоящий гладиатор! — Гладиаатор?! Надо же, как интересно. Ну-ка, ну-ка, сынок, поделись секретом». Нет уж, дудки! Ни о каком ристалище мама не узнает. Я и так доставил ей немало хлопот.

— И все же так нельзя, Ильюша, — с мягким укором сказала мама, — они ведь наши родственники, а я их совсем не знаю. Надо позвонить им, вместе обсудить, когда мы встретимся. Можно пригласить в гости к нам.

— Надо будет как-нибудь, — туманно ответил я.

— Тогда зачем откладывать в долгий ящик» звони сейчас, — предложила мама. Она не знала, на что Меня толкает.

— После десяти вечера — некультурно.

— Еще не вечер. — Мама кинула взгляд на часы, предательски тикающие на стене. — Иди звони сейчас, тогда успеешь соблюсти приличия. Ты ведь без понуканий никогда не соберешься.

— Ох, все из-под палки, — вздохнул я и поплелся в прихожую, где стоял телефон. Отговорок мама не принимала, упрямство у нас — черта наследственная. Пусть будет как ей угодно. Повинуюсь. Уговорю потом Валерию Львовну не распространяться о побоище. Надеюсь, поймет.

Трубку снял тесть.

— Илья? Хорошо, что вы позвонили.

Голос его был полон энтузиазма. Мне это не понравилось.

— Я не поздно? — выразил я готовность немедленно прервать связь.

— Нет-нет, нормально, — затараторил Анатолий Георгиевич. — Что-то я вас долго не могу найти. Звоним вам, звоним, никто не отвечает.

— Мы с Мариной переехали погостить, — доступно намекнул я. — Ну, вы понимаете, в связи с тем случаем…

— Скрываетесь, — обрадовался тесть. — Осмотрительно, хвалю. Даже не буду спрашивать, в целях конспирации, у кого вы гостите.

Доктор наук дорвался до игры в шпионов и теперь резвился как ребенок. Слушать его лепет было невыносимо.

— Я вот по какому поводу звоню, — стараясь оставаться вежливым, начал я. — Грядет день рождения Марины. Давайте соберемся в семейном кругу. Моя мама придет.

— Встретиться бы не мешало, — тесть пропустил мои слова мимо ушей, он был слишком увлечен чем-то своим. — Я добыл для вас информашку по незваным гостям.

— Что?! — вырвалось у меня. Наверное, излишне громко, но я не был готов к подобным сюрпризам. — Что за ин… Откуда?!

— Это же «Светлое братство», верно? — с неподдельным восторгом, в который его привело мое замешательство, выдал Анатолий Георгиевич. — Им сейчас занимается шестой отдел РУОП. Эти, из братства, очень крутые ребятишки. «Светлое братство» находится в тесном контакте со структурой Алексея Леминга. Она зарегистрирована в Санкт-Петербурге весной девяносто седьмого как общество с многообещающим названием «Справедливость». Вполне в духе Леминга. Улавливаете, какие верхи?

Он так тараторил, словно боялся, что связь прервется и самое главное останется недоговорено.

— Откуда вы это узнали? — холодно спросил я. Заигравшийся в разведчиков тесть становился опасен.

— Сообщили, — кокетливо ответил он.

— Кто сообщил? — уже иным тоном, сухим и деловым, осведомился я.

— Ну-у, после известного вам инцидента я принял некоторые меры предосторожности, — посерьезнел тесть. — Врага следует знать, чтобы победить, верно? Я рассказал об этом своему знакомому, который работает в милиции, в главке. Он заинтересовался.

— Зачем вы это сделали? — простонал я.

— Считаю, что врага надо знать в лицо.

Весть о взаимодействии «Светлого братства» со структурой брата известного политического деятеля явилось для меня откровением. И откровением неприятным. Кто же знал, что меченосцы так круто стоят! Объединенные в тайный орден носители генофонда северной протонации казались чем-то мифическим, но общество коммунистического толка, ставящее целью восстановление справедливости, как это у красных водится, во благо народа, имело под собой твердую почву. Сам я волен был нафантазировать что угодно, но когда личные домыслы получают подтверждение из уст независимого источника, становится страшновато.