Кладоискатель и золото шаманов

– Давай-давай-давай! – хрипло прошептал я, ювелирно дозируя нажим. Считается, что с золотом следует обращаться бережно. Сказки всё это. Когда его много, очень быстро понимаешь, что это самый обычный металл: тяжёлый и твёрдый, допускающий грубую работу ломом и нисколько не мнущийся от этого.

Четыре пары рук уже облепили воротину, готовые в любую секунду принять её вес и поддержать, коли ей вздумается рухнуть. Я представил, как это могло бы выглядеть со стороны: с грохотом выпадает жёлтый сегмент и открывает чёрную пасть прохода. В полном безлюдье оно смотрелось бы чрезвычайно эффектно.

Щель увеличивалась, и неожиданно в нос ударил странный мерзостный запах, от которого перехватило дыхание. Что бы это могло быть? Что нас вообще ждало за этими дверями? Ответ пришёл секундой позже в виде ледяной волны страха, нахлынувшей словно мокрая, разом облепившая всё тело простыня. Ужас буквально продрал меня до мозга костей, до корней волос, натурально вставших дыбом. По ту сторону ворот нас действительно ждало что-то – что-то очень голодное.

Я отшатнулся, выдернув лом, мои спутники тоже отпрянули, но было поздно. Мохнатая лапа просунулась изнутри и стала отгибать угол золотой пластины, расширяя лаз. Одновременно нечто неимоверно грузное навалилось на Врата. Заслонка, много веков заграждавшая выход из подземелья, прогнулась, сбрасывая откалываемый известняк, и упала наружу. Огромные чёрные фигуры заколыхались в лучах фонарей. Пещера до самого потолка озарилась неприятным красным светом. Послышалось грозное ворчанье. Мы, остолбенев, созерцали выбирающихся из проёма существ, возникших словно кошмарный сон.

Они были чёрные, они были злобные, и они хотели насытиться.

Медведь, росомаха и кабарга, очень крупные. Громадные. Медведь в холке был высотой с меня и казался со слона размером. Они обступили нас с трёх сторон, пожирая налитыми кровью глазами. Существа не были медведем, росомахой и кабаргой, но выглядели как животные. Я мог только смотреть, боясь шевельнуться. Чудища уже были рядом. Волосатая, с длинными верхними клыками пасть кабарги дохнула тошнотворным зловонием. Звери повели нас вперёд и мы увидели пещеру, гораздо меньшую озёрной, заполненную прозрачным красноватым туманом. Это и был ад. Стены испускали тусклый свет, от которого в преисподней царили вечные сумерки. У дальней стены поблескивала полоса густой тёмной жидкости, поверхностью которой местами переливалась, словно она текла сама по себе; ни входа, ни выхода странного подземного ручья не существовало. По-моему, именно от него исходил резкий пряный запах, наполнявший пещеру. Я содрогнулся – река пахла кровью!

Оставив нас, демоны уединились на берегу Кровавой реки у большого, похожего на стол камня. Они что-то готовили там, раскладывая первобытные рубила, скребки и ножи, глухо постукивающие по гранитной столешнице. Дьявольский медведь с рёвом содрал с себя шкуру и расстелил на камне. Плоть его оказалась тёмно-синюшной, словно гнила под кожей, и сочилась тухлым слизистым соком. Харги направились к нам, а мы, снова оцепенев под гнётом всесильного страха, покорно ожидали уготованной участи.

Долго они не выбирали. Сразу же выдернули из нашей шеренги Проскурина и повлекли к камню. Там сняли одежду, уложили полковника на шкуру, затем росомаха взяла кремневое рубило и начала кромсать ему шею. Вскоре отделённая от туловища голова заняла место на краю стола. Харги набросились на тело, быстро и хаотично полосуя его ножами. Медведь тщательно собрал внутренности и отложил в сторону. К тому моменту росомаха и кабарга закончили резать и стали промывать куски в Кровавой реке, возвращая на разделочный стол. Закончив, завернули в шкуру и крепко перевязали пёстрой верёвкой. Окружили стол с трёх сторон и в воздухе повисла странная тишина. Наступило абсолютное безмолвие, будто звук утратил способность распространяться. Не исключено, что так и было – я даже своего дыхания не слышал. В аду законы земной физики не действовали. Звери замерли, глубоко сосредоточившись. Концентрация исходившей от них энергии была столь велика, что завибрировал красный туман, а поверхность Кровавой реки вздыбилась мелкой рябью. Лишь сейчас стало видно её течение, неестественным образом движущееся назад и вперёд, не в силах преодолеть монолитную твердь запирающего её узилища.

Я вдруг понял, что обрёл возможность самостоятельно двигаться. Моя воля больше не сковывалась силой злых духов, употребивших её для иных целей. То же почувствовали и мои спутники.

– Это самый матёрый из виденных мной глюков! Мужики, давайте делать отсюда ноги, – пробормотал Слава и первым шагнул в сторону выхода. За ним потянулись остальные.

Оглушающее действие красного тумана закончилось на пороге пещеры, и первым звуком, который мы услышали, был грохот золотых ворот, колыхающихся под нашими подошвами.

Лежащие на пятачке фонари не горели. Лишь в одном багровым червячком умирала лампочка. Слава стал трясти их и щёлкать выключателем. Это подействовало, фонарь вдруг ярко вспыхнул. Должно быть, при ударе о пол у него нарушился контакт, что позволило сохранить батареи. Фонарь был весьма кстати, потому что иных источников света, кроме блеклых сполохов из обиталища харги, в пещере не наблюдалось. Это была вселенная кромешной мглы, и я подумал, что теперь знаю, как выглядит преддверие ада.

По-прежнему в полном молчании мы поскакали по каменной дорожке на другой берег. Слава впереди, я – за ним, а все прочие – сзади. Кто-то шумно сверзился в воду и громко выругался. В голосе звучало облегчение. Это были первые звуки живой человеческой речи.

Преодолев пещерное озеро, мы столь же форсированными темпами проскочили сталактитовый зал и приблизились к выходу. Снаружи было темно, там шумел ливень и сверкала молния. Никаких следов рабочих не наблюдалось, да и трудно было что либо разглядеть среди ночи. Сколько времени мы пробыли в туманной полости? Нас не начали искать или же не нашли?

Как бы там ни было, от этого проклятого места следовало уносить ноги. Мы выскочили под дождь и помчались прочь от белой горы.

Этот бег по ночному лесу я, наверное, не забуду никогда. Воздух дрожал от раскатов грома, молнии раз за разом били в вершину холма, словно кто-то на небесах гневался на творящийся в недрах дьявольский произвол.

Фонарь в руках Славы потух не сразу, поэтому первую часть пути мы одолели резвым аллюром, почти не спотыкаясь о выбоины и кочки. Когда выскочили на большую дорогу, Лепяго, вопреки ожиданиям, повлёк нас в направлении, противоположном Усть-Марье.

– Старый скит в трёх километрах, – пояснил он, – там и переночуем. До города мы и к завтрашнему вечеру не дойдём.

Соображение было весьма резонным. Мы полностью доверились Андрею Николаевичу, знавшему окрестности как свои пять пальцев. Стресс не давал нам раскиснуть и мы рысцой долетели до поворота, при свете молнии замеченного проводником. Фонарь к тому моменту издох и Слава его выкинул.

По мере удаления от пещер гроза утихала. Вскоре, в отблеске полыхающих на горизонте зарниц удалось разглядеть зубчатую вершину частокола, к которому привела тропа. Лепяго направлял нас, ориентируясь неким таинственным шестым чувством – иначе невозможно представить, как ему удавалось не заплутать. Хрипя надсаженной дыхалкой, директор вывел-таки к убежищу.

– Добрались, – возвестил он, отпихивая покосившуюся створку массивных ворот. – Здесь… неопасно.

Место и впрямь было святое. Оказавшись внутри ограды, мы почувствовали себя защищёнными. Вместе с этим пришла невероятная усталость. По двору мы плелись еле-еле, один Слава крепился, но и его силы были на исходе.

Мы пересекли двор и Андрей Николаевич завёл нас в большое гулкое помещение. Из прохудившейся крыши порядочно лило, но, потыкавшись, мы сумели отыскать сухую площадку, где и разместились в ожидании утра, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Мне повезло, я оказался посерёдке: справа навалился Слава, слева – Доронин, на мои поджатые колени опёрся бугорчатым хребтом Вадик. Все молчали, словно пребывали в ступоре. Да и неудивительно было бы в него впасть после всего случившегося. Не знаю, о чём думали спутники, лично я силился понять, каким газом мы траванулись в пещере, чтобы узреть настолько стрёмные глюки. В красный подземный ад и звероподобных демонов совершенно не верилось.

Сомнения одолевали меня. Что, если мы до сих пор находимся под землёй, а дождь есть ни что иное, как падающая со сталактитов вода? Что, если я случайно взломал полость, наполненную галлюциногеном, а все эти жуткие харги и кросс по пересечённой местности только сон, и на самом деле мы без сознания валяемся на каменном полу, в краткий миг успев увидеть и пережить невероятный кошмар, а рабочие просто не успели добежать к нам на помощь? Может быть, нас уже откачивают, а мы до сих пор не можем придти в себя? Или одному мне кажется, что я сижу в амбаре, а другие видят что-то иное? И на самом ли деле я в амбаре, а не в пещере? Дабы проверить это предположение, я ощупал вертикальную поверхность за спиной, но ладони определённо осязали бревенчатую стену. Пол также был деревянным, из неровных досок, не похожих на камень или известковый натёк. Да и струи, льющиеся сквозь дырявую крышу, ударялись о мокрое дерево, которому не место под землёй.