Клан Аризоны
Шрифт:
Глава 7
Август уже подходил к концу, а Додж все еще не оправился после ранения. Сама по себе рана была не особенно серьезная, особенно по сравнению с тем, что ему не раз приходилось переносить раньше. Но сейчас его состояние осложнялось инфекцией и начавшимся воспалительным процессом. Очень сильно ослабил его и тяжелый переезд в седле после значительной потери крови. Все вместе это растянуло процесс его выздоровления на неопределенный срок.
Ему устроили постель в дальнем углу веранды под окошком. И, протянув руку, он мог потрогать ветку ели, которая росла около самого дома и во время ветра кидала свои иглы на пол веранды. День был жаркий, ни единый посторонний звук не нарушал торжественного молчания
Дети теперь большую часть времени играли в лесу или плескались в ручье. В последние дни они притихли, были необыкновенно послушны и задумчивы. Серьезная болезнь Доджа и умирающий в доме отец подавили у них всякое желание веселиться. Только маленький Рок по-прежнему сохранял свою жизнерадостность и предприимчивость, хотя общее гнетущее настроение и на него оказали свое влияние.
Лихорадка, наконец, оставила Доджа и он начал понимать, что происходит вокруг него. В нем начал просыпаться волчий аппетит и острая жажда деятельности. Теперь дело гораздо быстрее пошло на поправку. Но подчас он даже жалел, что его тяжелое состояние так быстро подошло к концу. Когда он уже пришел в себя, но был еще настолько слаб, что с трудом мог пошевелиться, он чувствовал, как нежные руки Нан осторожно перевязывают ему рану, кормят его с ложечки. А иногда в темноте она приходила к нему и, стоя на коленях около его кровати, шептала такие слова, что он сам с трудом верил, что это не сон и не бред. Он бы с удовольствием остался подольше в постели просто так, без всякой причины, если бы не тяжкое сознание того, что дни главы семьи Лилли сочтены. До Доджа изредка доносились страшные хрипы, исторгавшиеся из мощной груди Рока, и его проклятия белому мулу, так жестоко расправившемуся с ним и с его семьей. Дядя Билл, пожалуй, тяжелее всех переносил болезнь своего брата. Изредка он приходил к Доджу и молча сидел возле него, очевидно, именно здесь находя участие и поддержку. Так же как и остальные члены семьи, он ждал. Жизнь в доме замерла, все работы временно были остановлены, кроме необходимой работы по дому.
На следующий день после стычки с Хатуэем Бен Лилли предстал перед грозным взором отца, и на его голову обрушился ужасный шторм. Но он отказался признаться в своих грехах, как это сделал Стив. Более того, он обвинил брата в том, что тот наговаривает на него. Последовала тяжелая ссора, которая привела к отчуждению между братьями. По мнению дяди Билла влияние Хатуэя на Бена зашло слишком далеко, и теперь здесь вряд ли удастся что-то изменить. Бен уехал и больше не вернулся. Он был вторым сыном Рока после Стива, и остальные мальчики получили тяжелый урок, после которого еще долго ходили молчаливые и потерянные, придавленные тяжелым грузом, упавшим на их души.
Итак, в этот сонный летний день Додж лежал, мрачно задумавшись о приближающемся несчастье. К полудню жара отступила, с гор потянуло прохладой и свежестью. В воздухе уже чувствовалось дыхание осени. А в горестных вздохах леса слышалось сожаление об умирающем лете. Сердце природы продолжало биться ровно и спокойно, безразличное к жизни и смерти людей.
Маленький Рок появился на ступеньках и прошлепал через всю веранду, оставляя за собой следы грязи. Он тут же заметил перемену в состоянии Доджа и радостно подбежал к нему.
– Ну как ты, Додж?
– Мне уже гораздо лучше, Рок. Лихорадка прошла и через пару деньков я обязательно встану, - ответил Додж.
– Вот здорово! Когда, наконец, все поправятся, вы расправитесь с этим чертовым Баком Хатуэем.
– А ты что так взъелся на Бака?
– Ну, я слышал,
как Нан и дядя Билл разговаривали между собой, и Нан сказала...Но тут Нан выглянула из окошка, которое раскрылось прямо над головой Доджа.
– Эй, Рок Лилли! Хватит рассказывать Доджу всякие небылицы, а то я тебя хорошенько вздую! - с тревогой воскликнула она.
По тому, с какой поспешностью Рок ретировался, Додж заключил, что со стороны Нан это были не пустые угрозы. Додж с грустью заметил, как осунулось и побледнело ее лицо.
– Как твой отец, Нан?
– Ему все хуже. Теперь ему уже недолго осталось. О, он так страдает! Мне кажется, было бы лучше для него, если бы... если бы поскорее все кончилось.
– Ужасно! И в такое время я должен лежать здесь, как бревно, только добавляя вам всем хлопот. Но я уже скоро встану, Нан.
– О, Додж! Я боюсь даже думать о том, что будет, когда ты встанешь! она с тоской посмотрела ему в глаза. - Я почти хочу, чтобы ты всегда лежал здесь.
– Ну-ну, Нан, что-то это не слишком доброе пожелание с твоей стороны. Но, честно говоря, я и сам не отказался бы, если бы сбылись некоторые сны из тех, что я видел во время болезни.
– Это ты о своих галлюцинациях. Ты был действительно не в себе, Додж, ответила она, но на ее кремово-бледных щеках появился смущенный румянец.
– Нан, скажи мне честно, ты стояла на коленях в темноте возле моей кровати?
– Да, каждую ночь, вначале, когда ты был совсем слабый от потери крови, даже по несколько часов.
– И ты держала меня за руки?
– Ну, иногда мне и тебя приходилось держать.
– Ты прижималась ко мне лицом?
– Д-да, может быть.
– И целовала меня?
– Вполне может быть, знаешь, я тоже ведь была не в себе.
Додж посмотрел на нее долгим и страстным взглядом.
– Нан, боюсь, сегодня ночью мне будет очень плохо.
– Ну, это уж наверняка! - быстро ответила она, и если бы горе так сильно не давило ее, она, наверное, расхохоталась бы. Но Додж с волнением заметил, что его предложение сделало свое дело.
И все-таки, придет ли она сегодня ночью? А ждать еще так долго! И Додж решил, что если она не придет, когда все улягутся, то он сам обманет ее. Прямо над головой у него окошко в комнату, где Нан спит вместе с детьми. Достаточно будет притвориться, что ему плохо, или даже просто хочется пить. В любви все средства хороши. Но как было бы здорово, если бы ему не пришлось притворяться!
Золотое сияние на Риме догорало, каньоны погрузились в фиолетовую тень. Наступила темнота. Один из псов около ручья яростно лаял на оленя, летучие мыши метались между домом и деревьями, жалобно мычал теленок.
Нан принесла Доджу ужин немного позже обычного. В темноте ее глаза казались необыкновенно большими.
– Нан, я ослаб, как котенок, - жалобно сказал Додж. - Тебе придется покормить меня.
– О, дорогой, - вздохнула она, покоряясь неизбежному. Но, несмотря на слабость, отсутствием аппетита Додж не страдал.
– Нан, когда все уснут, ты придешь ко мне сюда, - нежным голосом приказал он.
– Н-нет, - неуверено проговорила она.
– Ну, а если ты не придешь, я встану и буду бродить вокруг, упаду в ручей, а может, и на пулю наткнусь, но уж точно заработаю себе лихорадку, пригрозил он.
– Додж, но как ты можешь быть таким... таким вруном? - воскликнула она. - И вообще это жестоко с твоей стороны так мучить меня сейчас. Тебе надо поговорить со мной?
– Да, очень.
– О чем?
– Ну-у, обо всем. Ночью я часто лежу без сна, думаю. А когда я сплю, то мне снятся всякие сумасшедшие сны. Если ты придешь ко мне, совсем ненадолго...
– Но я приходила к тебе раньше, когда ты был без сознания! А теперь ты в порядке, Додж!
– Ну, а теперь приходи потому, что я очень хочу этого.