Клан – моё государство 2.

– С сотней справитесь?

– Хоть с тысячей, при условии замкнутого пространства.

– А на открытом?

– Сложнее, но и в таком варианте всех ссучу, только по-другому.

– Александр, вы много сами убили людей?

– Количество назвать или вам интересно – есть ли они в моей памяти?

– Первое.

– Больше двух тысяч.

– Ого!

– Вот вам и ого.

– Такого количества не упомнить.

– Некоторых я в лицо не видел, убивал ночью на слух. Была игра такая – автоохота. Подъезжаешь на скорости, стреляешь и потом смотришь, как лимузин кувыркается.

– Не имеющих отношения к вашему делу?

– Нет. В маньяки меня не вписывайте. Пригодных для такой игры много. В данном случае торговцы наркотиков подходят, торговцы оружием, опять же, торговцы живым товаром, детьми то есть, а своих людей надо учить в живом тире, реальном.

– Своих теряли?

– До сих пор нет. Один у нас выбыл, по причине технической. "Боинг" пропал в 1984 году между Южной Кореей и Индией. Теракт.

– Припоминаю. Тогда северокорейцев обвиняли.

– Вот тем рейсом он и летел. Мы выяснили, что бомбу подкладывали агенты ЦРУ.

– Вроде женщину арестовали, которая с рейса в промежуточном порту сошла?

– Подставная за деньги.

– Я спросил из-за ран, в вас попадали, могли и убить.

– Могли. Я без средств защиты работал. Теперь проще. Рубахи разные производят, куртки. Мы пользуемся, потому и без потерь.

– Страшно, когда в вас стреляют?

– Можно привыкнуть, если повезёт и не убьют,- рассмеялся Сашка.- Было один раз не по себе. В Бейруте. Там я, дело случая, попал в знаменитый подрыв казарм американской морской пехоты. Смертник грузовичок подогнал, и мы, как вороны, разлетелись.

– Две сотни трупов было. Ещё французский контингент подорвали, но там сорок вроде всего.

– Как не убило – понять не могу. Я в самой казарме был, треск и удар, и темнота. Очнулся в американском полевом госпитале, разыграл оглушённого и потерявшего память, после чего убёг.

– Вы же английским владеете?

– А кем представляться, я ведь у них не служил. Зашёл одного офицера проведать. Лечили, надо им должное отдать, квалифицированно, случись это у нас – покойник стопроцентный был бы. У меня повышенная чувствительность к антибиотикам, а они делают пробу, наши нет.

– Смертельно?

– Да. Любой самой малой дозой можно было убить. Теперь я избавился от этой зависимости.

– Вылечились?

– Избавился. Стал принимать микродозы, добрался до нормальных, и чувствительность исчезла.

– А ранения?

– Это пустяки. В меня ведь ни с того ни с сего не стреляли. Мне инстинкт не даёт подставиться под пулю неожиданно, а когда видишь, кто в тебя целит,- это уже значит, что не убьёт.

– Что там, Левко?- спросил Гунько у подошедшего первым с охоты.

– Нормально. Ваш Панфилов ничего, прилично бьёт. Саданул наповал, добивать и дорезать не пришлось. От радости весь сияет. Тащат на волокушах.

– Не свежевали?- Сашка лёг набок.

– Свежевали. Раскроили на пять частей. Мне досталось самое ценное – внутренности,- Левко подхватил казан и двинулся к реке.- Павлович,- заорал он Евстефееву, тот был далековато,- меняйте место, а то кровь рыбу отгонит.

Евстефеев скрутил леску вокруг удилища и пошёл к костру, собирая вдоль берега брошенную рыбу. Вернувшись сказал:

– Нет богатству предела в нашей стране.

– Предел, Павлович, есть всему. Спасти от разорения может только рациональное использование ресурсов,- Сашка поднялся.- Я, будь моя воля, газ в Европу продавать не стал бы, потому что с точки зрения экономики это разорительно для нас. При использовании на свои собственные нужды эффект больший бы имели.

– А как же Европа?

– Углем бы собственным обошлись,- ответил Сашка.

– Утонули бы в грязи и смоге,- подвёл черту Гунько.

– И хрен с ними, это их заботы. Помните смерть директора концерна ЭНИ, Маттеи, который хотел дать итальянцам русский газ, а ему за это бомбу в самолёт подложили. Он желал соотечественников одарить задёшево, а они не поняли. Ему, на месте итальянцев, да и европейцев, надо памятник поставить из чистого золота за то, что он первым прорубил окно в Союз.

– Вы что, и проекты чужие считаете?- Евстефеев стал чистить рыбу.

– Сам лично нет,- Сашка присоединился к нему и стал помогать.- Есть кому это делать.

– Значит, контракты эти нам не выгодны?- спросил Гунько, принеся эмалированную миску.

– Абсолютно. Газ – слишком ценный продукт, чтобы его продавать кому-то. Это полимеры, за которыми будущее.

– Нам самим столько, сколько добываем, не освоить,- засомневался Гунько.

– Потому что неправильно вкладываем получаемые сейчас от продажи того же газа средства,- Сашка поправил спавшую на лоб прядь волос.- Схема примерно такая должна быть: продали, и средства вкладываются на поддержание уровня добычи и на разработку технологий по переработке, ибо тот уровень, который сейчас есть, не отвечает мировым стандартам, да и по объёмам слабоват. Западники – хитрые ребята, они из нашего газа делают полимеры, применяемые для упаковки продуктов и изделий, с чего имеют немало, а мы пальцы сосём.

– Это так потому, что цены на сырьё искусственно на мировом рынке занижены,- сказал Гунько.

– Выхода нет в этом порочном круге,- Евстефеев хлопнул рыбину в миску.

– Возможность есть,-подзадорил его Сашка.- Приличная весьма. Организация добывающих в конгломерат, но при условии, что семьдесят процентов добываемого сырья у них. Тогда цены будут устанавливать не потребители, а производители, что ограничивает потребителей в прибыли.

– Смотря, какую цену заломят производители сырья. Палка-то эта два конца имеет,- Гунько и был согласен, и нет.

– Пример привожу. Медь,- Сашка привстал, чтобы посмотреть, где охотники.- Мировая цена около трёх тысяч долларов за тонну, примерно, так как в последние годы сильно колеблется. Себестоимость добычи разная по миру. В Чили она ровно три тысячи тянет за тонну. У нас, в Союзе, производимая на Норильском ГоКе, почти шесть тысяч долларов за тонну, на Урале – около четырёх. Так из чьего кармана берут? Из нашего.

– Александр, а вы правильно подсчитываете себестоимость, особенно у нас, при нашем специфическом внутреннем рынке?- Гунько был категорически не согласен.

– Подсчёт простой: берём разницу по вложенному в Норильский комбинат, город и города-спутники со всей инфраструктурой и, определив покупательную способность доллара и рубля из расчёта перечня в три тысячи наименований товаров и услуг, получаем, что расходы в два раза превышают стоимость производимого комбинатом продукта. Там ведь не только медь, ещё два десятка наименований.

– Александр,- взмолился Гунько,- это пещерный подсчёт!

– Может вы и правы в данном, конкретном, случае, только других вариантов для подсчёта в Союзе нет. Плановая экономика хитрая до заоблачных высот, но как вы не пыжьтесь в разработке схематики подсчёта – по Норильскому комбинату одни убытки.